Шкатулка группенфюрера
Шрифт:
– У вас дама, Семен Алексеевич? – спросил я у Лузгина.
– Э, – бросил вороватый взгляд на дверь в соседнюю комнату актер, – некоторым образом.
Воля ваша, господа, но для дам так стол не сервируют. А уж Лузгин, с его безусловным чувством прекрасного, не стал бы поить любимую женщину водкой и угощать тривиальнейшей килькой в томате.
– Вы меня пугаете, Алексей Семенович. И заставляете усомниться в вашей сексуальной ориентации. Хотел бы я видеть даму, которая пьет водку гранеными стаканами. Вы ее, случайно, не в шкафу прячете?
И прежде чем Лузгин сумел мне помешать, я решительно
– Здравствуйте, Вениамин. Вот уж не чаял вас здесь встретить.
Мандрыкин смущенно откашлялся:
– Рад вас видеть, Игорь.
Что значит воспитанный человек и прирожденный интеллигент – сразу нашелся с ответом.
– Вы по-прежнему будете настаивать, Семен Алексеевич, что перед нами дама?
– Только не подумайте плохого, Игорь. Вениамин просто попросил у меня убежища. У него крупные неприятности.
– Самое время вам прятаться, господин Мандрыкин, – кивнул я головой. – Пулю для вас уже не только отлили, но зарядили в обойму.
Вениамин Мандрыкин принадлежал к типу людей хитрых, но не очень умных. Он, безусловно, мог обвести доверчивого человека вокруг пальца, но не способен был просчитать долгосрочные последствия своих действий. Впрочем, врожденное чувство самосохранения в данном случае Веню не подвело, он сумел-таки сообразить, что бесславный провал гориллы сулит ему большие неприятности.
– Я ведь не знал, что Дубина идет убивать Сашку. Речь шла только о том, чтобы его припугнуть.
– О мотивах своих действий, господин Мандрыкин, вы будете рассказывать следователю, если, конечно, доживете до встречи с ним, – прервал я излияния перетрусившего актера. – Мой вам совет, Вениамин, – немедленно сдайтесь властям. Я берусь доставить вас невредимым до дверей прокуратуры.
– Вы меня погубите, Игорь, – схватился за голову Мандрыкин, вскочил с кровати и забегал по комнате. – Меня же убьют в камере, как вы этого не понимаете.
– Кравцова арестуют сразу же, как только вы дадите против него показания, – пожал я плечами. – А вас, скорее всего, выпустят до суда и будут оберегать, как ценного свидетеля.
– Знаю я, как у нас оберегают ценных свидетелей, – взвизгнул от возмущения Мандрыкин. – Да и не в Кравцове дело.
– А в ком же?
– Мишка работает на очень влиятельного дядю, фамилии которого я не знаю. Знаю только кличку – Чистюля. Его сам Кравцов боится до поросячьего визга.
– Это Чистюля прислал в наш город Сипягина?
– Кажется да, я не уверен.
– А кинжалы кто изготовил.
– Кинжалы дело рук Сипягина, он у нас ходил в народных умельцах.
– А зачем он их изготовил?
– Чистюля и Кравцов хотели подставить Колотова с его дурацким кругом Трувера. Ментам ведь нетрудно было докопаться, что Колотов был знаком с Наташкой Кузьминой и даже когда-то был ее любовником.
– А зачем Колотову убивать Сухомлинова?
– Из ревности, скажем. Или в качестве жертвоприношения богам. Он же сектант, этот Славка. А потом мы послали к тебе Седова в расчете, что ты сдашь его в милицию вместе с кинжалом. А всем ведь известно, что Сашка состоит в языческой секте.
– Но
кинжал-то ему дал ты?– Ну и что, – нервно повел плечами Мандрыкин. – Я бы сказал, что он нагло врет, пытается выгородить своего босса Колотова.
– А какая радость Чистюле, если Колотов окажется в тюрьме?
– Он бы его оттуда вытащил в обмен на нужную ему вещь. Я же тебе говорю, у Чистюли большие связи. Но ты почему-то не сдал Сашку в милицию, и тогда Кравцов с Чистюлей стали копать вокруг Сашки, и докопались, что этот гаденыш доводится Колотову двоюродным братом. Понимаешь теперь, какой получается расклад. Седов женится на Юльке, а Огнеяр с его помощью прибирает к рукам бизнес Кружилина. Вот тогда нам обоим с Сашкой и подписали смертный приговор. Только я не сразу это понял. Я ведь всего лишь шестерка, Игорь.
– А перстень, кто тебе поручил выкрасть – Кравцов?
– Да. Я ведь тоже бывал в доме у Кружилиных. Но мне трудно было это сделать, я ведь и шифра сейфа не знал. Тогда я решил привлечь к делу Сашку, он мне должен был довольно крупную сумму. То есть не мне, конечно, а Кравцову, который хотел поймать на крючок этого витязя Трувера. Ну не знал я, что он родственник Колотова! Не знал! А Кравцов за Седова ухватился. Еще бы, он же член дурацкой секты. И убийство Кружилина можно будет свалить на Огнеяра. Я думаю, Сашка им нужен был, чтобы вырубить свет, а уж в темноте Кравцов сумел бы улучить момент и сунуть Кружилину перо в бок. А перстень мне предложили продать Цоневу.
– Зачем?
– Видимо, хотели подставить ювелира. Кравцов был уверен, что Сашка позвонит Колотову и предупредит его о том, что передал мне перстень. Я слишком поздно сообразил, чем для меня все это может кончиться.
Сведения, полученные от Мандрыкина, мне показались ценными, еще большую ценность представлял он сам в качестве свидетеля. Отдавать хитроумного Вениамина в руки правоохранительных органов в данных обстоятельствах было бы слишком опрометчиво. Возможно, вера Мандрыкина во всемогущество Чистюли сильно преувеличена, но все бывает в наше склонное к продажности время. И я не мог исключить, что скоморох действительно не доживет до суда.
– Семен Алексеевич, у вас есть бумага?
– Найду, – пожал плечами встревоженный не на шутку Лузгин.
– Садитесь за стол, Вениамин, и запишите все, что знаете об этом деле. Укажите так же причину, по которой вы не можете явиться в прокуратуру лично. Я передам ваши признательные показания, кому следует, и, возможно, вам их зачтут, как явку с повинной.
– Да но…
– Никаких «но», Мандрыкин. Помочь вам могу только я, но помогать я вам буду в том случае, если вы перестанете играть в несознанку. Вы меня поняли?
Судя по всему, Вениамин усвоил преподанный мною урок, поскольку немедленно присел к столу и принялся строчить показания. Человеком он был грамотным, начитанным и, будем надеяться, что и с фактами и со стилем изложения у него все будет в порядке.
– Скажите, Семен Алексеевич, – отвел я в угол Лузгина, – вы связались со мной по совету Строганова?
– Да, я звонил ему, и он порекомендовал мне обратиться к вам. Я уже собирался вас разыскивать, но тут вы сами объявились в театре. Я что-нибудь сделал не так?