Школьная осень
Шрифт:
Отвлекая нас, закипел чайник. Пришлось прервать разговор для заваривания чая, благо заварка, кстати, достаточно неплохая, «со слонами», у неё была. Под удивленным взглядом Альбины я сполоснул чайник кипятком, засыпал три ложки чая, залил кипятком и накрыл вафельным полотенцем.
Наконец мы подняли бокалы, точнее стаканы, с темно-рубиновым напитком.
— За встречу! — провозгласил я нейтральный совершенно тост.
— А ты пил на брудершафт? — лукаво поинтересовалась Альбина. В глазах её играли эдакие бесенята.
— Научишь как-нибудь, — ответил я и поспешно
— Мммм! Какой шашлык замечательный! — сообщила мне девушка, словно в его качестве была моя заслуга.
Я улыбнулся в ответ, кивнул:
— Очень вкусно!
Я наполнил бокалы опять, мы чокнулись, выпили. Я поинтересовался:
— А где ж ты питаешься?
Я успел посмотреть, что в холодильнике было как-то пустовато: пачка сливочного масла, бутылка молока да пяток яиц… Альбина отмахнулась:
— По выходным в кафе хожу, на заводе — в столовую. Мне ж даже талоны на питание дают!
Она хихикнула, алкоголь, похоже, начал действовать:
— Мне коллега, сосед по кабинету — такой смешной! Свои талоны на питание отдает.
Она опять прыснула в кулачок:
— Он за мной ухаживать начал, а сам такой стеснительный, робкий. Мою подружку, как огня, боится! Чего сидишь? Наливай!
Она взмахнула рукой как шашкой, чуть не зацепив стакан. Я снова плеснул вина, на этот раз совсем немного, почти на донышко. Альбина ухватила стакан, залпом выпила, не дожидаясь меня, схватила меня за руку:
— Пойдем в зал! Скорей!
Я мысленно ухмыльнулся и стал подозревать нехорошее. Девушку то ли развезло, то ли она притворялась. Мы уселись на диван в зале. Вообще квартирка мне понравилась. Только в ней витал непонятный дух отчуждения. В зале я, наконец, понял, почему. Вся мебель была казённой! На ножках стульев, на боковых стенках серванта (вот идиотизм! на самом виду! и не жалко им было мебель портить?) краской изображено — «инв. №___». «инв. № ___».
— У тебя служебная квартира? — спросил я.
Альбина кивнула. Она забралась на диван с ногами, давая мне возможность полюбоваться ими от пяток до того самого места, где природе было угодно их соединить. Надо сказать, что полюбоваться было чем — ноги Альбине достались от папы с мамой длинные, стройные, даже изящные с маленькими круглыми пяточками и трогательными наманикюренными пальчиками.
Я с трудом отвел глаза. Альбина прыснула:
— Нравятся?
Она развернулась и попыталась положить мне ноги на колени.
— На, полюбуйся поближе! Мне не жалко!
Внезапно щелкнул замок. Альбина вскочила, рванулась в прихожую. Я тоже встал.
— Любовника привела, зараза? — в комнату, оттолкнув девушку так, что она стукнулась головой об косяк и взвизгнула, ворвался пожилой мужчина, лет под 60, эдакий старичелло, седой,
с залысинами. — Вот ты шлюшка!— Какого, нафиг, любовника? — мгновенно взвился я и легонько врезал старому по морде — несильно, слегка, скорее, чтоб ошеломить. И сходу объявил:
— Брат я ей! Родной брат! Понял? На отборочные соревнования вот приехал!
Старый схватился за челюсть. Я рванулся в прихожую, достал спортивную сумку, вывалил ему под ноги спортивную форму. В данной ситуации это было самым оптимальным вариантом: защищаться атакуя. Старый посмотрел на меня — в школьной форме, на спортивную форму под ногами, потом на Альбину, стоящую в дверях и держащуюся за затылок.
— А ты кто такой? — продолжал я. — Жених что ли? Старый такой?
Я обратился к девушке:
— Алька! Ты про жениха ничего не писала…
Старый смущенно крякнул, повернулся к девушке, подошел, обнял:
— Прости, Алечка, я не знал… Марья Петровна позвонила, сказали, что ты мужика привела…
Я подмигнул ей из-за его спины. Альбина едва заметно понимающе кивнула мне в ответ.
— Алечка, прости! — старый провел ладонью ей по затылку. Альбина взвизгнула:
— Больно!
И добавила, поддерживая «легенду»:
— Какой любовник, Николай Васильевич? Брат из деревни приехал, ночевать негде…
Старый кивнул мне, хлопнул по плечу:
— Извини, брат. Такое дело, сам понимаешь…
— Какое? — «не понял» я.
— Ну… — теперь старый уже смутился сам, отмахнувшись рукой. Я подобрал форму, сложил в сумку поверх самбовок.
Еще бы он во мне альбинкиного брата не признал! Ему ж вместе с моим кулаком в челюсть прилетел конструкт подчинения, который я после слов насчет брата тут же снял (ведьма всё-таки в квартире) другим конструктом. Теперь, даже если ему наши документы покажут, он будет твердить, что всё это враки, подделка и провокация.
Посмотрел в сторону кухни. Хорошо, что дверь туда оказалась закрытой, а то на столе «полный натюрморт»: вино, шашлык…
— Проходите в зал, Николай Васильевич! — сказал я, толкая его в комнату. Заодно ухватил за руку Альбину и усадил её туда же.
— Проходите, присаживайтесь!
Николай Васильевич сел на диван, где только что весьма фривольно располагались мы.
— Аль, я чайник поставлю? — объявил я. — Чаю вместе попьем, познакомимся.
— Да я… — старый попытался встать. — Да мне некогда…
— Сидите, сидите! — я ушел на кухню, мгновенно смахивая со стола бутылку, которую переставил в напольный шкаф поглубже, чтобы не возникло лишних вопросов. Туда же перекочевали оба стакана. Шашлыки и салат прямо в тарелках поставил в холодильник.
Чайник вскипел повторно почти мгновенно. Я достал керамические бокалы, налил заварки, добавил кипятку, крикнул:
— Николай Васильевич? Вам сколько сахару класть?
— Одну ложку!
Альбине я положил две, себе три. Принес в зал. Он и она уже совершенно мирно сидели на диване, держа друг друга за руки. Хотя, если честно, держала-то скорее Альбина. Оно и понятно: чтоб Николай Васильевич не надумал идти на кухню.