Школьные годы чудесные

— Нас до занятий тренер не допускал, если в дневнике трояк видел, — несколько свысока ответила она. Я покачал головой. У нас в секции Смирнов дневники проверял раз в месяц и то нерегулярно. И можно было «отбрыкаться», сказав, что дневник забыл. Тем более, что на занятия в секцию ходили и студенты.

С учебниками нам — мне, Светке, Мишке и Андрюхе — помогла одноклассница Верка, дочь библиотекарши. А то мы бы и сегодня остались бы без книг. Очередь была, как в Мавзолей. Светка по-хозяйски перевязала свою стопку книг веревочкой, опять свысока посмотрела на меня и протянула моток мне. Я. в свою очередь, донес её стопку до кабинета.

Следующие два урока, историю и обществоведение, вел любимый всеми учениками Максим Иванович Карабалак, невысокий смуглый черноволосый болгарин. Взаимоотношения у меня, Мишки и Андрея с ним были просто замечательные. Он тоже очень любил читать, периодически снабжал нас дефицитными книгами. Вообще у него было три увлечения: книги на первом месте, женщины и вино. Причем, и женщины, и вино стояли на одном уровне. Даже в школе я наблюдал, какими влюбленными глазами смотрят на него молодые учительницы, какие томные взгляды бросают ему вслед, несмотря на семейное положение… Впрочем, про любовные похождения в школе оставались тайной за семью печатями. А вот за пределами учебного заведения его не раз видели то с одной, то с другой дамой…

Его уроки чем-то напоминали собой эстрадные выступления — материалы по истории, основам Советского государства и права, обществоведению он преподносил интересно, завлекательно. Даже самые бестолковые, ленивые и хулиганистые ученики сидели у него на занятиях тихо, как мыши, и раскрыв рот. Учебный материал у него чередовался с занимательными рассказами по некоторым историческим эпизодам, внезапным опросом, который, собственно, и на опрос-то не походил.

— Так! — возвещал он. — Один вопрос, за который ставлю сразу «пять». Как было имя Бисмарка? Кто скажет?

И поворачивался ко мне:

— Ковалев, тебе не поставлю, ты знаешь! И молчи, не подсказывай!

Накануне я прочел «Битву железных канцлеров», которую он мне дал почитать на один вечер.

Или:

— Елена Васильевна! — обращался он к нашей однокласснице Ленке Авериной. — Как я вас не спрошу, вы не можете ответить внятно. Так вот, теперь на своих уроках первым делом я буду спрашивать вас. Каждый урок.

Через две недели «Елена Васильевна» чуть ли не взвыла — каждый урок учить историю оказалось не таким простым для неё занятием.

Кстати, насчет одного из увлечений Максима Иваныча можно было подумать — с учетом моих нынешних возможностей. Только вот понравится ему быть абстинентом?

А на пятом, последнем на сегодня, уроке мы разбежались по подгруппам в разные кабинеты: я пошел на немецкий, Светлана, Мишка и Андрей — на инглиш.

Немецкий у нас вела добрейший души человек Таисия Николаевна Горохова, которая никогда не ставила ни двоек, ни троек. Уроки у неё никогда никто не учил. Она вздыхала и принималась рассказывать всё заново, пытаясь научить нас хоть чему-то.

Вообще посещение школы, хоть и первого сентября, когда уроков даже толком нет, оставило меня в творческом раздрае. Откровенно говоря, было скучно. Литература, творчество Горького, формулы-уравнения — всё казалось каким-то незначительным, даже мелким. От скуки я даже решил протестировать учителей на предмет всяких болячек.

У Нины Терентьевны розовым цветом светились колени, видимо, болели суставы. В районе поясницы недалеко от позвоночника находился чужеродный предмет с полногтя величиной. А ведь она во время войны была медсестрой.

Наталья Михайловна едва сдерживалась, чтобы не расплакаться — у неё краснел лоб, наверное, жутко болела голова.

А Максим Иванович страдал больной печенкой — всё-таки алкоголь до добра не доведет.

Всем им я «влепил» по «Айболиту» с незначительным вливанием силы. Всем помогло. Но из всех почему-то именно Наташка сразу уставилась на меня, как будто в чём-то заподозрила. Я тут же вперился на доску и стал лихорадочно переписывать циферки в тетрадь.

Кстати, я уже научился не направлять некоторые конструкты с помощью энергоканалов рук. В частности, «Айболит» улетел ровно туда, куда я посмотрел.

Почти также было скучновато с друзьями-одноклассниками. Между уроками они делились впечатлениями, как провели лето, обсуждали новости музыки, в основном, зарубежной эстрады. Парни вполголоса, косясь на одноклассниц, обсуждали девчонок.

Для меня это всё было мелко, неинтересно.

После немецкого я сразу рванул домой, не дожидаясь друзей. В вестибюле меня перехватила другая моя одноклассница Федоровская Майка из английской подгруппы.

— Ковалёв! Подожди!

Я остановился. Она подбежала ко мне, посмотрела по сторонам, заговорщицки ухватила меня за рукав и потянула в сторону, в угол.

— Там, в канцелярии у директора, пришли два мужика, — сообщила она, сузив глаза. — В костюмах, солидные такие. Про наш класс расспрашивали, а про тебя особенно. Я у двери стояла, а она приоткрыта была. Директор увидел, сразу наорал на меня и выгнал. Ты что натворил?

Я пожал плечами, улыбнулся и попытался пошутить:

— Меня в кино зовут сниматься! В приключенческий фильм про разведчиков. Я уже собеседование прошел.

— Да ладно! — доверчивая Майка аж подпрыгнула. — Врёшь ты всё! Скажи, что врёшь?

— Только никому не говори, — предупредил я её, зная, что завтра об этом будет знать вся школа. Особенно, если сказать Майке, что это страшная тайна…

— Слушай, Май! — поинтересовался я. — А кто в цыганском доме из парткома хаты получил? Ты не знаешь? У тебя ж maman вроде как в завкоме работает…

— Знаю, — жеманно ответила Майка. — А что мне за это будет?

— Ладно! — я решительно махнул рукой. — Шоколадка с меня!

— Хорошо, — согласилась Майка. — Они все в одном подъезде на втором этаже квартиры получили: Короткая, секретарь-машинистка, закрепленная за парткомом, получила «трешку», замсекретаря Николай Петрович Енкин тоже «трешку» ухватил, Кубанова и Григоров — по «двушке».

— А это кто?

— Ха! — Майка подмигнула. — Кубанова — это… в общем, дружит девушка с кем надо… А Григоров — новый парторг кислотного цеха на первой очереди.

— Откуда ты всё знаешь? — восхитился я.

— А я у мамы на работе была, видела, как она ордера подписывает! — сообщила Майка и вполголоса, словно по секрету сказала. — Там у них в завкоме все только и говорят, что партком и профком себе квартиры забрали, а рабочие в общаге поживут!

— А почему ты спрашиваешь? — вдруг нахмурилась Майка.