Шопинг с Санта Клаусом
Шрифт:
Со стопкой кактусовой водки в одной руке и затрезвонившим мобильником — в другой я отошла в укромный уголок под сень декоративного кактуса и бархатным голосом роковой мексиканской женщины мурлыкнула в трубочку:
— Алле-о?
— Я знаю, кто задушил вашего коллегу, — даже не поздоровавшись, деловито сообщил незнакомый мужской голос. — Сто евро — и я поделюсь информацией. Хотите?
— Конечно! — без раздумий ответила я.
Непреодолимая тяга к раскрытию тайн и выведыванию секретов — профессиональное заболевание большинства журналистов, и меня эта зараза тоже давно зацепила. Разумеется, мне очень хотелось узнать, кто задушил нашего с Вадиком коллегу Юру Солнцева. Гораздо меньше меня интересовало, почему
— Я жду в парке рядом с вашим отелем, — сказал голос в трубке. — Только приходите одна. И не забудьте принести сто евро!
«Может, ты с ним поторгуешься? — без особой надежды спросил мой внутренний голос. — Право, сто евро за разгадку убийства гадкого Юрика — это слишком дорого, за такие деньги для него в своем же коллективе можно было пару киллеров нанять!»
— Я заставлю Гадюкина вернуть мне эту сотню из кассы, — пообещала я, закапываясь в сумку.
Ее штатное содержимое, включая кошелек, потерялось под инородными наслоениями (купальник, шапочка, очки, шлепанцы, свитер и полотенце).
«Сдача в кармане», — коротко напомнил внутренний голос.
За текилу с меня взяли десятку, а девяносто евро сдачи я сунула в задний карман джинсов. Там они и нашлись.
— Попрошу у платного информатора десятипроцентную скидку, — решила я, цепляя сумку на плечо.
Александр Андреевич все еще не пришел, и сидеть, как сирота мексиканская, дожидаясь его появления, я не собиралась. Пусть теперь он меня подождет!
Я соскочила с диванчика и бодрым шагом направилась к выходу, даже не подумав, что не одета для вечерней прогулки по зимнему парку — текила и журналистский азарт подогревали меня изнутри. Да и не тянул на гордое звание парка микроскопический зеленый оазис, цветом и размером напоминающий подгнивший пучок салата.
— Ау! Кто тут есть? — позвала я, войдя в чахлый скверик по гравийной дорожке, скрипящей под ногами почти так же противно, как песок на зубах.
Над моей головой нависали черно-бурые дубовые ветви, с них то и дело шлепались тяжелые капли, способные за весьма непродолжительное время испортить мою свежую прическу.
— Ну, где же вы? — крикнула я, раздражаясь и начиная замерзать.
— Идите сюда! — послышалось совсем рядом.
Я обняла себя за плечи и пошла на голос. Свет фонарика ударил мне в лицо, вынудив зажмуриться, тут же скользнул в сторону, пропал и снова вернулся — совсем как луч пограничного прожектора, нащупавший в море чужое судно. Дальше по сюжету должна была взреветь сирена, но послышался только окрик:
— Ленка, стой! Ты куда?!
Встревоженный голос Александра донесся со стороны гостиницы. Я оглянулась, но ничего не увидела: в глазах, ослепленных «прожектором», плавали цветные пятна.
— Са…
Позвать друга я не успела. Твердая мозолистая ладонь зажала мне рот, а крепкий, как дубовая ветка, локоть сдавил мое горло. Я поняла, что чувствует воздушный шарик, когда его туго-натуго перетягивают ниткой, и для полноты образа и подобия даже взлетела. Не так высоко, как воздушный шар — в дубовую крону не въехала, — но сцепление с гравием потеряла и задергалась, беззвучно протестуя.
— Вякнешь — я и тебя задушу! — уверенно пообещал мне в ухо уже узнаваемый голос.
«Ну, вот! — совершенно некстати обрадовался мой внутренний голос. — Еще одна идиотка сэкономила денежки! Смотри, тебе совершенно задаром позволили узнать, кто задушил Юрика Солнцева!»
Ответить я, разумеется, не могла — не хотела разделить судьбу гадкого Юрика.
—
Шевелись! — шикнул убийца. — Живо, топай и помалкивай!Меня поставили на ноги и тут же дернули за шиворот, заваливая назад. Мой инстинктивный порыв к сопротивлению намертво задавила мысль о том, как безобразно растянется ворот хорошенькой розовой кофточки, если мы с убийцей начнем игру в тяни-толкай. Я бросила исполненный сожаления взгляд на освещенный фасад отеля, перечеркнутый ветвями разделяющих нас деревьев, и с прискорбием повиновалась чужой злой воле.
Злодей протащил меня через скверик и с разбегу зашвырнул в открытую дверь автомобиля. Будь противоположная дверь тоже распахнута, я бы просвистела по скользкому сиденью насквозь и вывалилась на дорогу с другой стороны, но та дверца была закрыта. Я въехала в нее головой, машинально посетовала, что прическа моя теперь испорчена так же, как кофточка, а в следующий момент почувствовала жуткую боль: этот гад уселся мне на ноги! И тут же улегся! Еще поворочался, словно стараясь устроиться поудобнее!
«Как татарский хан на телах плененных русских витязей!» — внутренний голос вспомнил исторический прецедент, зафиксированный в летописях.
— Хочешь еще пожить — лежи тихо! — дохнул мне в ухо последователь татарского хана.
Хлопнула дверца, потом еще одна. Водительское сиденье скрипнуло, принимая в себя другого оккупанта. Негромко заурчал мотор, машина тронулась, а этот гад, придавивший меня, как злая кошка бедную мышку, противно хихикнул:
— Тише едешь — дольше будешь!
— Остроумный, гад, — угрюмо пробурчал мой внутренний голос.
Кажется, впервые в жизни меня совершенно не обрадовало проявленное мужчиной чувство юмора.
Мысль о том, что убивать меня будут весело, с шутками и прибаутками, на оптимистичный прогноз развития событий не тянула.
31
Инспектор Виккерс — уже не при исполнении — сидел в своем любимом кресле с потертой гобеленовой обивкой и неспешно попивал собственноручно приготовленный глинтвейн. Напиток получился в меру горячим, сдобренным специями не чересчур, а в самый раз. Было очень приятно потягивать ароматное вино, поглядывая в окно, за которым дождь и ветер уже соткали серые, как холстина, сумерки.
— Айн, цвай, драй! — взглянув на часы, скомандовал Руди, и фонари во дворе соседей послушно загорелись розовым.
Лампы медленно меняли цвет: сначала на желтый, потом на белый и, наконец, на светло-голубой. Большой фонарь у крыльца сделался похож на бледный цветок крокуса, а те маленькие, что протянулись по дальней стороне участка, напоминали дырочки на ремне. Аккуратные маленькие проколы, сделанные толстой иглой.
Виккерс нахмурился, против воли вспомнив о работе: игла четко проассоциировалась у него с последним трупом, извлеченным из-под моста. Личность убитого мужчины — двадцатилетнего наркомана Юргена Фоли — удалось установить без труда: в заднем кармане спортивных брюк, облегавших его ноги под псевдомедвежьим мехом, нашлось удостоверение личности. Много повидавшего инспектора этот факт не просто удивил, а прямо-таки поразил: он всеми фибрами души ощущал разительный контраст между четко отработанной манерой душителя и его абсолютным непрофессионализмом в вопросе сокрытия трупов. Надо же, даже не удосужился обыскать убитого!
Упорство, с которым душегуб топил тела своих жертв в одном и том же мелководном месте под мостом через Шпрее, позволяло заподозрить в нем маньяка, помешанного на теме ирригации и возведения насыпных островов. В связи с этим показания фрау Марты Китцель, заметившей на набережной странного брюнета — не то китайца, не то японца, приобретали особый смысл. Руди знал: и в Поднебесной империи, и в Стране восходящего солнца имеется большой опыт создания искусственных островов из разного никчемного мусора.