Шотландия: Путешествия по Британии

Долгие годы историки и антиквары высмеивали название скромного моста, убежденные, что местные жители воспользовались обычным трюком, приписав своей достопримечательности громкое историческое имя. Единственное официальное признание это поименование получило в Картографическом управлении, а картографы интересуются только названиями, а не легендами. Однако в последние годы были найдены свидетельства, рассеивающие сомнения в том, что местная традиция права, и Мария, королева шотландцев, проходила по этому маленькому мосту, однако вовсе не во время своего бегства после Лэнгсайда.

Она нанесла сюда визит раньше, в 1563 году, молодой, веселой, незамужней королевой, над головой которой уже собирались тучи, но гроза еще не разразилась. Официальное описание этого вполне торжественного и государственного путешествия, в ходе которого она проехала через Камлоден и мост, сохранилось в росписях расходов, которые велись на старофранцузском. Они находятся в архиве Эдинбурга и были полностью изучены лишь недавно. Это очень любопытно. Человек, который нашел их, превратив название моста Королевы Марии из легенды в исторический факт, — мистер Эндрю Маккормик, очаровательный гэллоуэйский писатель, чей дом в Ньютон-Стюарте стоит совсем неподалеку от моста. Чтобы сделать изящный реверанс в адрес традиции, характерный для ученых, которые признают ошибку науки, сэр Герберт Максвелл написал в «Шотландском историческом обзоре» в октябре 1920 года:

Изучение маршрута королевы в 1563 году укрепило традицию, которая связывает ее имя со старинным мостом в Камлодене. Она путешествовала там не как беглянка, когда спасалась через Гэллоуэй после Лэнгсайда пять лет спустя, но, так сказать, в почтенном состоянии. Проезд королевы со свитой, восемнадцатью конями и шестью вьючными мулами был достаточно эффектным зрелищем, чтобы привести в восторг местное население; как, без сомнения, было в этом случае, ее личную свиту дополнял эскорт баронов и дворян, через чьи земли она проезжала, и у каждого имелось вооруженное сопровождение, так что зрелище было и вправду таким, что оставляло долгое и сильное впечатление, усиленное красотой и изяществом молодой повелительницы.

В пятницу 13 августа королева покинула Клэри, в трех милях к югу от Ньютон-Стюарта, отправившись в Кенмур. Если, что вполне вероятно, она переправилась через Кри как раз при слиянии реки с Пенкилном, она сама и ее свита должны были проехать по мосту в Камлодене, чтобы следовать прямой дорогой (в то время всего лишь тропой для провоза грузов) через перевал Талнотри, переправиться через реку Ди возле Клаттериншоуз и двинуться дальше по долине Нокнарлинг в Новый Гэллоуэй. Когда блестящая кавалькада заполнила узкий арочный проезд у мельницы Камлодена, зрелище могло так поразить наблюдателей, что они стали связывать имя королевы с мостом, передав эту традицию своим детям…

В тени долины Пенкилн можно посидеть на мосту Королевы Марии, зная, что монархиня проезжала по нему задолго до тех дней, когда сердце ее разбилось. Ее взгляд был обращен в узкую зеленую расщелину, где текла с холмов темная вода, и, вероятно, пели птицы в чаще, как поют и поныне.

Пока я размышлял, как она была одета в тот день и согревали ли ее лицо солнечные лучи в тот миг, когда она проезжала через освещенный участок дороги в тень леса, ко мне приблизились три молодых человека и остановились, облокотившись на перила моста. Они наполнили карманы галькой. Каждый взял по три камня, а затем они стали неспешно и по возможности точно метать их в ручей. Сперва я подумал, что они пытаются потревожить рыбу, но, взглянув через парапет, увидел, что они целятся в каменный провал чуть выше уровня воды. Он был образован одним из камней моста, и внутри отверстия уже скопилось немалое количество гальки. Юноши занимались метанием камней весьма сосредоточенно. Когда им не удалось уложить по три камня кряду в отверстие, они предприняли новую попытку. Наконец одному из парней это удалось, и он явно обрадовался.

— Что вы делаете? — поинтересовался я.

— Это колодец желаний, — застенчиво сказал юноша, стараясь обернуть все шуткой.

— Три камня подряд попадают в отверстие, и желание исполняется? — спросил я.

— Ну, так и есть, — кивнул он.

Я подумал, интересно бы узнать: отверстие, которое может напоминать «колодец» разве что зимой, когда ручей широко разливается, не связано ли с Марией Стюарт? Безусловно, ее присутствие на мосту могло придать этому месту святость в глазах жителей, по крайней мере, выделить этот мост в ряду других в округе. Жизнь то и дело играет с нами подобные шутки, колодец желаний в память о королеве, желания которой не сбывались никогда.

6

Меррик — это высочайшая возвышенность на юге Шотландии, обычно вершина ее покоится, укрытая белыми облаками, словно старик, уснувший и накрывший лицо платком. Иногда, когда Меррик просыпается и являет макушку солнцу, глупые люди, вроде меня, полагают, что можно перехитрить старого джентльмена, и, схватив трости покрепче, отправляются к нему с решимостью и рвением, однако в мгновение ока Меррик подает знак Атлантике, и оттуда подтягивается огромное облако. Это очень досадно, но, увы, невозможно сердиться на гору.

Высота горы Меррик 2784 фута, звучит не слишком грозно, но в действительности это совершенно нелепая выпуклость на земле — как называл горы доктор Джонсон, — ведь она расположена слишком далеко от любого города или иного населенного пункта, и чтобы добраться туда, проще всего сперва взобраться на другую гору, Бениэллери!

В Баргреннане я свернул направо и оказался в добрых пяти милях от долины Глен-Трул. Узкая, извилистая дорога шла через зеленый лес, и по временам справа, далеко внизу, сквозь листву, можно было разглядеть сверкание серебристых вод озера Лох-Трул. Взгляду открывался роскошный горный пейзаж. Меррик и его массивные отроги лежат к западу, Риннз-оф-Келле плечом выдвигается к северо-востоку; а непосредственно перед удивленным путником простираются мили голых скал, каменные гребни прорезают ландшафт, словно ножи, местами выделяются яркие пятна вереска и темные тени, там, где лощина углубляется, а потом все внезапно исчезает, словно компания испуганных фей.

Когда я ехал по тенистой узкой тропе, дорогу мне перебежал черный кролик. У него не было ни одного белого волоска. Это просто невероятная удача, сказал я себе! Если черная кошка означает удачу, почему в той же роли не может выступать черный кролик?

Поворот — и еще один кролик нырнул сквозь изгородь, спасаясь от машины. Он был снежно-белый! Отменяет ли это удачу, стирая предзнаменование черного кролика? Пока я размышлял об этом, у дороги появился пятнистый черно-белый кролик; и это меня почему-то ужасно расстроило. Глен-Трул становилась слишком фантастическим местом! Я уже приготовился к встрече с Моржом и Плотником.

Примерно через милю я заметил молодого сельского парня и спросил его, видел ли он в Глен-Трул черных или белых кроликов. Он посмотрел на меня чрезвычайно серьезно, подумал, а потом сказал:

— Ага!

— Откуда они взялись? — спросил я.

— Они дикие.

— Но когда-то были домашними?

— Ага, — ответил он.

Вероятно, шотландцы в качестве свидетелей в суде — просто мечта адвокатов. Они никогда не удаляются в пространства неопределенности. Сколь часто в английских судах я слышал, как свидетелей буквально умоляют отвечать просто «да» или «нет». Минут через пять, путем настойчивых расспросов, я получил следующую информацию: некоторое время назад некий человек разводил в Глен-Трул кроликов, вполне ручных и домашних, однако последовательно позволял им сбегать и даже выпускал сам, в результате чего они скрещивались с дикими, и потомство приобретало смешанную окраску, на фоне которой особенно эффектно выделялась черная и белая аристократия, которая, как в Риме, вступала в браки исключительно друг с другом.

Дорога поднялась на верхнюю точку пути, и оттуда открылся великолепный вид на озеро внизу; деревья окаймляли горы на противоположном берегу, на маленьких островках виднелись темные, высокие ели у самого берега, а на возвышенном участке с видом на Лох-Трул торчал огромный валун, на котором можно было прочитать слова:

Вечная память

РОБЕРТУ БРЮСУ,

королю шотландцев,

чья победа в этой долине над войсками англичан в марте

1307 года открыла войну за независимость,

которую он завершил при Бэннокберне

24 июня 1314 года

Я недавно встретил человека, который, когда речь зашла о Шотландии, тут же спросил:

— Кстати, кто выиграл битву при Бэннокберне? Мы или шотландцы?

Англичане редко читают историю — если, конечно, книга не о скачках или о преступлениях, и меня удивляет, скорее, сам факт, что собеседник захотел узнать, чем кончилась битва.

— Дело в том, что вчера я разговаривал с одним шотландцем, — объяснил он, — и тот упомянул Бэннокберн. Он что-то сказал о Брюсе, который разбил нас при Бэннокберне, а я ответил: «О, правда?», а он явно был этим раздражен. Я вот думаю, может, я сказал что-то не то?