Шотландия: Путешествия по Британии

Я посмотрел вниз, на Лум-о-Блэк-Гиттер в надежде разглядеть коршунов; но не обнаружил ничего, кроме голого утеса, а в ушах у меня свистел ветер, который даже в самые жаркие дни дует над горными вершинами.

Не спеша, чувствуя боль в натруженных ногах, я спустился в долину, где мистер Джонстон, пастух из Кулшарга, предложил мне чашку чая и показал кремневый наконечник стрелы, который он нашел во мху.

— Здесь много древних изделий, — сказал он. — Наверное, их кто-то терял; нынче нет людей, способных изготовить такое.

Он почтительно рассматривал тонкий сколок камня, бережно удерживая его массивными пальцами.

7

На дороге из Нового Гэллоуэя в Нью-Стюарт никого не было, так что мне пришлось подняться повыше, чтобы выяснить, почему на вершине холма воздвигли обелиск. Подниматься было легко, местами почва была сырой и торфяной, но подъем стоил того, чтобы узнать: передо мной памятник в честь Мюррея, который увековечивает одну из величайших историй не только Гэллоуэя, но и всей Шотландии.

Менее чем полтора столетия назад человек, путешествующий по этим горам, мог услышать голос мальчика-пастушка, говорившего с самим собой, а богобоязненный странник бежал бы подальше от этих гор в уверенности, что мальчик одержим демонами, ведь он говорил не по-английски и не по-шотландски. Положив на колени книгу, он читал вслух «Отче Наш» на древнееврейском. Если бы путник задержался достаточно надолго, он мог услышать также греческий, латинский, арабский и англосаксонский варианты. Этим мальчиком был Александр Мюррей, пастух и сын пастуха, который, не имея никакой поддержки и поощрения, исключительно с помощью собственного гения стал одним из ведущих специалистов в области восточных языков и наречий.

Для гения нет правил. Если он достаточно гениален, то проложит себе дорогу, и юный Александр Мюррей, присматривавший за овцами в горах, делал то, что ему велел его гений.

Он родился в старинном поселении Данкиттерик, в приходе Миннигаф, осенью 1775 года. Он был хрупким ребенком, но быстро развивался в интеллектуальном отношении. В шесть лет он упросил, чтобы его научили читать. Зимними вечерами отец с трудом выводил для него буквы алфавита на чесальной машине, используя уголек вместо карандаша. Юный Александр впитывал знания, как иссохшая земля вбирает дождевую воду. Его жадный ум, кажется, с самого начала знал в точности, что ему нужно; но как отыскать это в глине жалкого поселка, среди диких гор Гэллоуэя? Если воля человека достаточно сильна, он всегда найдет дорогу.

Есть нечто пугающее в невероятной тяге Мюррея к обучению, это была природная сила, которая инстинктивно вела его к самореализации. Первым триумфом стало приобретение им экземпляра «Системы географии» Салмона. В этой книге молитва «Отче наш» была напечатана на разных языках мира. И семя упало в готовую почву.

Когда Мюррею исполнилось десять лет, он уже мог читать Цезаря, Овидия и Гомера в оригинале. Он самостоятельно выучил еврейский алфавит по заголовкам, предварявшим 119-й псалом! Гордостью его жизни стала греческая Библия. Когда мальчику было двенадцать, его отец перебрался поближе к Миннигафу, и Александра послали в школу. Приходской учитель был поражен. За несколько недель усердного труда новый ученик освоил французский и немецкий языки. Затем он получил экземпляр Псалтыря на древнееврейском. За несколько месяцев Александр Мюррей выучил древнееврейский, хотя никогда не слышал ни слова, произнесенного на этом языке! Затем наступил черед арабского. Он стал изучать абиссинский на основе нескольких случайных цитат в «Древней всемирной истории»! К шестнадцати годам он уже освоил англосаксонский и гэльский языки.

И тогда он встретил одного из тех людей, которые непременно появляются на пути гениев, чтобы помочь им достичь успеха. Это был контрабандист по имени Макхарг, добродушный и щедрый, на которого ученость юного Мюррея произвела сильнейшее впечатление. Он ехал в Эдинбург с грузом нелегально ввезенного в страну чая и откликнулся на горячую просьбу юноши взять его с собой в столицу.

Ноябрьским утром 1793 года гений и контрабандист вместе двинулись в путь. Макхарг забросил на плечо мешок с чаем, а Мюррей захватил с собой самый драгоценный запас любого шотландца — мешок овсянки. Мюррей был симпатичным юношей с черными волосами, глубоко посаженными светло-карими глазами, решительным подбородком и выступающим, словно устремленным к грядущей славе, носом. Они шли вдвоем по дороге, и те, кто видел их со стороны, никогда бы не заподозрили, что перед ними один из величайших сынов Гэллоуэя; они бы увидели всего лишь бродячего торговца и сельского парня в серой домотканой куртке.

В Эдинбургском университете Мюррея экзаменовали три профессора. Недостаток манер он с избытком компенсировал масштабами познаний. Профессора были изумлены, и Мюррей немедленно получил стипендию на обучение.

В короткой жизни, которая оставалась бывшему пастуху из Гэллоуэя, его ждала европейская известность. Он стал одним из величайших лингвистов своего времени. Он овладел китайским, санскритом, хинди, фарси и исландским. Он специализировался на абиссинских диалектах. Когда губернатор Тыграя, одного из районов Абиссинии, написал королю Георгу III, единственным в Британии, кто смог прочитать послание, был Александр Мюррей.

К тому времени Мюррей, который, как многие выходцы из шотландского простого люда, имел явную тягу к пастырству, возглавлял приход Урр в Гэллоуэе. Там он нашел жену. Там он занимался исследованиями. А еще читал мрачные и ужасно многословные проповеди. А потом умер доктор Муди, профессор восточных языков в Эдинбургском университете. Он был одним из тех, кто экзаменовал юного Мюррея, явившегося из Гэллоуэя в столицу с мешком овсянки. Теперь молодого ученого пригласили на место почившего профессора.

Трудно сказать, что бы успел сделать Мюррей, если бы Господь благословил его здоровьем и позволил дожить до старости, в которой благополучно почили многие университетские профессора, однако, увы, здоровье Мюррея оказалось не слишком крепким. Он скончался от туберкулеза в возрасте 37 лет. Он обрел к тому времени не только множество знаний, но и составил славу Шотландии, стал примером для тех, кто не имел поддержки и удачных обстоятельств, однако обладал отвагой и решимостью следовать по его стопам и устремляться к высоким достижениям.

Я поднялся на холм к памятнику Мюррею, возведенному на пути в Ньютон-Стюарт, размышляя, что отцу любого ленивого и вялого отпрыска стоило бы вместе с сыном взобраться сюда и рассказать историю юного пастуха. Впрочем, полагаю, что современный мальчик без труда сокрушил бы отцовское рвение, заявив:

— Пап, это все очень интересно, но ведь тот парень был гением.

Боюсь, против этого трудно возразить.

8

На запутанных, как лабиринт, старинных церковных кладбищах Гэллоуэя постоянно думаешь о «старине Смерти», чьи труды запечатлены на многих надгробиях Гиртона, Миннигафа и Киркмайкла. Сам старик покоится, предположительно, под одной из могильных плит на церковном дворе Кэрлаверока, навсегда оставшись жить на печатных страницах.

Реальный Роберт Патерсон, который дал имя литературному герою романа «Пуритане» (дословно «Старина Смерть»), был одним из тех людей, которые словно созданы для Вальтера Скотта. Он родился в местечке Хаггиш неподалеку от Хэвика в 1715 году, женился на женщине, которую звали Элизабет Грей и которая служила кухаркой у сэра Томаса Киркпатрика из Клоузберна, Дамфрисшир. Благодаря влиянию этого человека, Патерсон получил в аренду каменоломню в Гейтлоубриг в приходе Мортон и там занялся унылым ремеслом каменщика. Он был ярым пресвитерианином и антиякобитом. Когда разразилось восстание 1745 года, ему было за тридцать, и он во всеуслышание утверждал, что дом Стюартов — «кровавый» и «безнравственный». К несчастью для него, арендуемая им каменоломня лежала на пути армии Чарльза Эдуарда, которая пришла из Англии. Антиякобитские убеждения Патерсона разъярили горцев, которые разграбили его дом, а самого хозяина взяли под арест.