Шпага императора
Шрифт:
– Не смею сомневаться в ваших словах, господин капитан, - не полез за словом в карман Кульнев, - но они не являются опровержением моего мнения, что данный француз действительно служит в армии Бонапарта. Когда вы в последний раз виделись с ним в усадьбе подполковника Сокова?
– Около полутора лет назад, - я понял, что дальше скажет генерал, и то, что возразить мне будет нечего.
– Значит, он вполне имел возможность уехать во Францию и действительно поступить на службу в армию Наполеона. Будете возражать?
– Ни в коем случае, мог. Но в наш лагерь он проник
– Что ему не удалось. Благодаря Господу и счастливой случайности в вашем лице. За что приношу искреннюю благодарность от всего полка.
Ишь ты: 'моё лицо' упомянуто наряду с самим Господом!
Ладно, попробуем зайти с другой стороны:
– В таком случае, ваше превосходительство, прошу разрешение на получения удовлетворения за клевету со стороны вашего пленника.
– Что?
– вытаращил глаза генерал.
– Вы хотите с ним драться?
– Почему бы и нет? По-вашему, его ложные обвинения не задевают мою честь?
– Отчего же вызов не прозвучал сразу?
– Именно из за того, что мне он казался более ценным живым. Он мог сообщить ценные сведения, вот я и решил не торопиться...
– К тому же, Вадим Фёдорович, - вмешался Сиверс, - вам необходимо будет и моё разрешение на дуэль. А я его не дам. Не гоже во время войны рисковать своей жизнью, где-либо, кроме как в бою с врагом.
– Так я прошу разрешение именно на бой с врагом.
– Который уже не представляет опасности для России. К тому же вы сами обмолвились, что он являлся учителем фехтования...
– Я, смею вас уверить, владею шпагой весьма недурно. Прошу прощения за нескромность. Пару раз уже довелось скрестить клинки с этим французом в учебных боях. И у меня есть все основания уверенно рассчитывать на успех в поединке с ним.
Оба моих собеседника удивлённо вскинули брови.
– Вы действительно хорошо фехтуете, капитан?
– спросил Кульнев.
– Когда служил вместе с подполковником Засядько, мы с ним неоднократно сходились на помосте. На равных.
– С Александром Дмитриевичем?
– ещё больше удивился граф.
– Мастерство подполковника во владении шпагой известно всей армии.
– Несомненно, - кивнул Кульнев.
– У меня нет причины сомневаться в ваших словах, капитан. Хотя, честно говоря, я и удивлён. Допускаю, что вы действительно уверены, что одолеете в бою этого француза. Но откуда такая кровожадность?
– Ваше пре...
– Яков Петрович.
– Яков Петрович, - практически без паузы после фразы гусара продолжил я, - дело даже не в его клевете по отношению ко мне. Он хотел подготовить провокацию, которая могла бы открыть французам путь к дому, в котором он много лет знал только добро, к дому, за счёт которого жил в последние годы...
В моих глазах он настоящий предатель. Предатель тех, с кем жил вместе, тех, кто кормил и поил его.
А у меня в усадьбе жена. Мы ждём ребёнка... И вы хотите, чтобы я спокойно реагировал?.. Я уже на смоленском направлении успел насмотреться на то, как ведут себя на захваченной
территории 'просвещённые европейцы'...На самом деле, ещё минуту назад я о таком совершенно не думал, но, пытаясь найти убедительный аргумент для генерала, наткнулся на эту мысль, и 'накрыло' - самолично был готов этого гада 'ломтями настругивать'...
– Успокойтесь, Вадим Фёдорович, - Кульнев не скрывал своего удивления, вероятно, увидев вдруг столько ненависти на моём лице.
– Я, кажется, понял ваши чувства, но сегодня мы, вероятно, всё равно ничего не решим. Планируемая операция, скорее всего, не состоится. А ваш вызов пленному я передам. Обещаю. Не возражаете, Егор Карлович?
– Собирался возражать, но теперь воздержусь, - понимающе посмотрел на меня Сиверс.
– Едемте домой, Вадим Фёдорович. Хорошо?
Мы с полковником откланялись.
Вечерок был душноватым, сентябрь выдался вполне себе 'высокоградусным'. Даже в конце месяца, когда ночи далеко уже не июльские, спать под одеялом утомительно. А никуда не денешься - приходиться потеть, иначе комарьё живьём сожрёт.
Каждую ночь одолевали сожаления, что нельзя 'вызвать' их 'главного', и заключить с ним договор: 'Каждый вечер с меня пятьдесят граммов крови на всю компанию, и оставьте в покое! И НЕ ЗВЕНИТЕ НАД УХОМ, СВОЛОЧИ!!'.
Честное слово, с удовольствием подписал бы такую бумагу...
– В самом деле намерены драться?
– прервал мои мысли непосредственный начальник.
– Ни секунды не раздумывая. Только бы этот мерзавец вызов принял.
– Ну что же, возражать не стану - решайте сами. Хотя очень обидно будет потерять такого офицера как вы в дуэли с пленным. Ладно, не стоит об этом.
Некоторое время ехали молча - достаточно трудно придумать тему для дальнейшего общения после подобного разговора...
А путь ведь недлинный - уже подъезжали к палаткам моих гавриков.
– Егор Карлович!
– мысль, как всегда, пришла не в самое подходящее время.
– Постойте!
– Слушаю.
– Смотрите: французы явно не дураки, они не могли рассчитывать, что наши кавалеристы сходу поверят пленному, и, очертя голову, проследуют значительными силами в указанном им направлении. Так?
– Конечно.
– Я так думаю: сначала они ждут разведку малыми кавалерийскими отрядами, которые не тронут, но одному из них 'покажут' нечто весьма соблазнительное для атаки. А вот когда мы 'клюнем' на эту приманку - расчехвостят наши войска. Что скажете?
– Разумно. И какие действия вы предлагаете?
– До конца ещё не продумал. Но несколько малых казачьих отрядов в направлении Разнас можно отправить на разведку смело.
– Пожалуй, соглашусь, Вадим Фёдорович, но решение такого уровня может принять только командующий корпусом. Так что прошу вас завтра прибыть ко мне в девять часов, и мы вместе отправимся к Петру Христиановичу.
– Слушаюсь!
– И теперь, в связи с возможной операцией, ваш поединок с этим французом как минимум откладывается до её завершения. Не разрешу ни я, ни граф Витгенштейн. Надеюсь, что понимаете ситуацию.