Шпага императора

Иван Севастьянович, душевно вас прошу не обижаться, но, на мой взгляд, это пока совершенно несвоевременно. Первоочередная задача корпуса - прикрывать направление на столицу. И только это. Действовать неосмотрительно нельзя ни в коем случае - перед нами не турки, а армия, завоевавшая почти всю Европу.

– Бивали мы эту армию, - слегка запальчиво отозвался поручик.

Это он-то 'бивал'. Удачное дело под Клястицами... Явно, что и Фридланд, и Пулутск, и Эйлау, не говоря уже о Шенграбене, прошли без его участия. Но - гусар, гродненец, а уж Яков Петрович Кульнев, дай Бог ему здоровья, воспитывает своих офицеров исключительно победителями...

– Бивали. Но не армию - корпуса. Причём, обороняясь. Согласитесь, что переходить в наступление против превосходящих сил Удино, имея на правом фланге Макдональда, было бы неосмотрительно.

– Так что же вы предлагаете? Стоять и ждать?

– Я ничего не предлагаю, Иван Севастьянович - я не командую корпусом, и, даже не являюсь членом штаба графа. Высказываю своё мнение. И мнение таково: Стоять здесь, защищать столицу, удерживать против себя превосходящие силы неприятеля, не давая им возможности усилить войска Наполеона ни одним полком, ни одним солдатом. Это уже немало.

– Просто стоять? Вадим Фёдорович, если бы не ваши награды, если бы я не знал о той истории на Немане, то, извините, счёл бы вас, - Глебов замялся, подыскивая нужные слова, - излишне осторожным человеком.

Нарывается парень...

– То есть трусом?

Блин! А ведь это уже я сам нарываюсь...

– Да Господь с вами! Клянусь честью, что даже мыслей об этом не было, - вытаращил на меня глаза гусар.
– Просто...

И замялся.

Ну да, обычное дело - начать облекать свою мысль в звуки, прежде чем она сформировалась окончательно.

– Надеюсь, что понял вас, Иван Севастьянович, - поспешил я прийти на помощь запутавшемуся в словах молодому человеку.
– Вам, как лихому кавалеристу, не терпится ворваться в сечу и крушить налево и направо врагов Отечества.

– Не совсем так прямолинейно...

– Но понял я вас правильно, не так ли?

Ни в коем случае не собираюсь читать нравоучения, пользуясь разницей в наших возрасте и чине, но в масштабах корпуса и Армии, не стоит рассуждать так опрометчиво. Мы обер-офицеры - прикажут, так пойдём и умрём вместе со своими подчинёнными.

– Само собой, Вадим Фёдорович. А к чему вы это?

– К тому, что перед нашими генералами стоит задача не погибнуть геройски, и не погубить 'геройски' находящиеся в их подчинении войска, а выиграть ВОЙНУ.

У французов здесь весьма серьёзное превосходство в силах. И считать их неумелыми и трусливыми у нас нет никаких оснований,

– Возразить не могу, но ведь мы под Клястицами...

– Одержали победу? Да. И славную победу. И остановили нацелившихся на Петербург Макдональда и Удино. Браво!

И удерживаем их здесь, повторяю. Как бы вам это ни было неприятно услышать: судьба войны решается на другом направлении - на московском. Туда идёт Бонапарт с основными силами. Идёт, и с каждой верстой теряет силы его армия - от болезней, голода, дезертирства. А к Кутузову постоянно будут подходить подкрепления. С Дона, из южных губерний... Да и к нам в будущем наверняка присоединятся корпуса из Финляндии и из столицы.

А вот наши визави достаточно скоро прикончат всё съестное, что имеется в округе. И их корпуса начнут таять как сугробы по весне. Тогда французы либо атакуют сами, а мы встретим их на хорошо укреплённых позициях сытые и здоровые, либо истощатся настолько, что нам можно будет начать наступление с большими шансами на успех и малыми потерями.

– Где же тут доблесть?
– недоверчиво посмотрел на меня гродненец.

– Наибольшая доблесть, Иван Севастьянович, не броситься одному на пятерых и геройски погибнуть в бою, а уничтожить или пленить врага, понеся минимальные потери. Но для этого нужно уметь ждать и терпеть.

Хотя вам-то чего беспокоиться? Ваш полк - глаза и уши корпуса. Вероятно, ваши гусары спокойной жизни не знают - всё время какие-то отряды в разведку отправляются.

– Несомненно. И, вспоминая наш последний рейд, нахожу подтверждения вашим словам - захватили одного пленного. Вернее, дезертира. Пехотный лейтенант, офицер, и то не выдержал голодухи - сбежал. Когда в лагерь привели, он две миски каши умял сходу и ещё просил, - поручик лучезарно улыбался.

– Что-то рано они тут так оголодали, - засомневался я, - урожай только-только снят. И чтобы офицер...

– Но это факт. И, как он утверждает, дезертирами корпус уже потерял около тысячи человек, а может и больше. Вы бы его видели - высохший как жердь.

Да вы и сами можете с ним побеседовать - он пока у нас в гостях.

– К сожалению, не могу воспользоваться вашей любезностью - по-французски я говорю не очень бегло. К тому же - служебные дела.

Пришла очередь удивиться Глебову:

– Не говорите по-французски? Вы, дворянин и учёный...

– Так сложилась моя жизнь... Впрочем, это долго объяснять...

– Воля ваша. Но странно...
– поручик не скрывал своего изумления.

– Согласен. Как-нибудь, при случае, могу рассказать свою историю подробнее, если пожелаете, конечно.

– С огромным удовольствием, Вадим Фёдорович, побеседую с вами ещё раз. Но вряд ли скоро - француз рассказал немало любопытного и Яков Петрович планирует в ближайшее время провести глубокую разведку...

Что? Что-то больно любезный 'язык' попался. Чёрт! На всякий случай стоит с ним пообщаться. Хоть и через переводчика. Я, конечно, тот ещё следователь, но зря, что ли столько детективов в своей жизни перечитал - пересмотрел...

– Иван Севастьянович, а я пожалуй поговорил бы с этим пленником. Будете так любезны, послужить посредником в переводе?

– С удовольствием. А чем вызвано ваше внезапное желание?

– Возникли некоторые подозрения. Нам далеко?

– Верхом - около четверти часа.

– Тогда, если не затруднит, задержимся на несколько минут, чтобы я мог тоже передвигаться в седле?..

Тихон в течение нескольких минут подготовил Афину и мы с Глебовым направились в расположение Гродненского гусарского. По дороге, раз уж было время, я вкратце поведал поручику свою 'легенду', объясняющую слабое владение французским, и постарался выспросить о пленнике.

– С пятнадцати лет в армии Бонапарта, - рассказывал Иван Севастьянович, - из солдат. Под Фридландом был ещё сержантом. Знаете, Вадим Фёдорович, если и такие офицеры дезертируют - совсем плохи дела в Великой Армии...