Шпага Софийского дома

Тьфу! Не мысли у Олега Иваныча были - одно расстройство.

Не знал он, не ведал, что в светлом тереме на улице Прусской не спала сейчас и Софья. Ворочалась на широком ложе, встала - простоволосая - вышла босиком в сени, дверь на крыльцо распахнула, вдыхала полной грудью свежий ночной воздух. Соловей пел-заливался в кустах, за оградой квакали лягухи. Боярыня попила в сенях квасу, оставила дверь приоткрытой, улеглась снова. Нет, не спалось ей. Вспомнила, как боярин Ставр недавно присылал людей. Велела прогнать со двора. Красив, спору нет, боярин, и богат, и роду знатного, - но не люб он Софье, не люб, и все тут! А она, боярыня Софья, свободная новгородская гражданка, не какая-нибудь забитая московитка, которую силком замуж выдают - есть у варваров-московитов такой обычай, о том слыхала Софья. Ну, Новгород не Москва - покуда свободна - ни за что не пойдет за нелюбого. Боярин Ставр... Красив, статен, бородка аккуратно подстрижена, нос с горбинкой, породистый, глаза... а вот глаза оловянные, словно неживые. И мстителен, сказывают, мстителен и злопамятен, ну на это Софье наплевать и забыть - станет она еще кого бояться, у самой и людей и злата станется. Правда, насчет злата... Не так уж и много было его у боярыни. Зато - гордости много, хоть и грех это. Строга боярыня Софья, и торг вести может умело, и управительница хоть куда, слуги да холопы дворовые единого взгляда слушаются, о том не зная, что госпожа их властная - женщина все же, и, как любой женщине, хочется ей опереться на мужское плечо, выказать всю свою мягкость да нежность, как бывало мужу покойному выказывала, жаль, столь мало пожили... а вдруг... вдруг найдется еще мужчина, которого сможет она полюбить без оглядки, бросить всю себя, словно в омут, отдаться новой любви своей яростно и страстно, как уже было когда-то? Да было ли? Да нет, было... все было: и ночи, любовного огня полные, и жаркие объятия... И может, будет еще все? Ведь не такая она и старая - тридцати нет. Представилось вдруг Софье - словно возлежит она снова на жарком ложе, обнаженная, красивая, страстная, и ласкают ее сильные мужские руки, глубоко и нежно... нет, не о покойном муже воспоминание то было, хоть и любила его когда-то боярыня... не о нем... Грезился ей тот самый мужчина. С родинкой на левой щеке, с глазами, как волховская вода...

Господи, прости меня, грешную!

Вся в холодному поту, спрыгнула с ложа боярыня! Бросилась на колени перед киотом, молилась страстно... попутал бес - согрешила в мыслях... Прости, Господи!

Кланялась боярыня Софья иконам, крестное знамение клала, а в глубине души знала - так и осталось то сладкое томление, что называют греховным. Пусть греховное, пусть в глубине, но хорошо, что осталось! Разве любовь греховна?

Олег Иваныч на заметил, как забылся в какой-то дреме. Слушал сквозь сон перекличку стражей на башнях: Славен Неревский конец! Плотницкий славен! вздрогнул вдруг - скрипнула дверь. Приоткрыл глаза - тюремная сторожа. Два бугая. К нему...

Растолкали, вставай, мол. Вставать? Куда? Может, на пытку? Хотя вроде б не применяли пыток в Новгороде... А куда тогда?

Там узнаешь!

Интересно, где "там"?

Алел восход за Волховом, растекался по свинцовым водам широкой кровавою полосою. В светлеющем небе таяли звезды. Золотистые поначалу, они быстро бледнели, на глазах исчезая совсем. С реки тянуло свежестью. Выйдя на улицу, Олег Иваныч вздохнул с наслаждением.

Что за люди вокруг? Трое всадников. Богатая сбруя. Еще одна лошадь пуста под седлом.

– Садись, господине Олег!

Называют по имени... Подсаживают... Что ж, Бог не выдаст, свинья не съест! Поехали. Медленно, словно так и надо. Стражники распахивают ворота. Тоже, будто так и надо, безо всяких там разговоров. Проехали Детинец... Мост...

– Потерпи, господине, скоро цепи снимем! Надо же! Кто ж эти неведомые друзья? Люди Гришани? Феофилакта? Ивана Костромича? Пес их знает. Ладно, пока с ними - вряд ли уже хуже будет.

Проехали мост, растолкали дремавшую стражу у Ярославова дворища, у Никольского свернули на Пробойную - знакомая дорожка, именно по ней не так давно ездил Олег Иваныч к оружейнику Никите на Шитную. Вот и Федоровский ручей, журчит, играет течением. Не доезжая до ручья, свернули в призывно распахнутые ворота богатой усадьбы. Господский дом - каменный, в три этажа, амбары, конюшни, склады, своя кузня.

Молотобойцы в кузне уже раздували огонь кожаными мехами. Кузнец взял осторожненько скованные руки Олега, положил на наковальню, стукнул тихонько пробойником - спали оковы, как и не было.

– Прошу за мной, господине!

Поклонился вышколенный холоп, челядин дворовый, в богатый кафтан одетый. Вперед важно прошествовал. За ним - Олег Иваныч, запястья после цепей потираючи...

Высокое крыльцо, узорчатое, под кленовой крышей. Ступеньки широкие, в две ступни, захочешь - не споткнешься. Перила в виде греческих статуй резаные. Двери - есть в Софийском соборе Сигтунские ворота красоты неописуемой - так тут ничуть не хуже, правда, поменьше малость.

Челядин, двери отворив, склонился в поклоне вежливом. Тут и сам хозяин.

Вышел навстречу, будто к дорогому гостю. Весь собой красив, голубоглаз, статен, в кафтане, золотыми нитками вышитом.

– Проходи, Олег Иваныч, будь гостем!

С первого взгляда узнал Олег Иваныч хозяина. Боярин Ставр - знаменитый новгородский олигарх. Муж, красотой приметливый, обходительности отменной.

– Откушай, гость дорогой, что Бог послал! Чай, оголодал в порубе-то?

Гость дорогой откушать не отказался. Все выкушал, что послал Бог боярину Ставру: и кашу реповую с медом, и щи с потрохами гусиными, и с мясом пирог, и рыбник, и полбой просяной не побрезговал. Запил кваском малиновым, ах, хорош квасок у боярина, только уж хмельной больно, сразу в сон потянуло.

Заклевал носом Олег Иваныч - будто настоящий сон сморил! Не заметил, как взяли его слуги боярские под белы рученьки, сапоги с него сняли да спать уложили на лавку широкую, шкурами волчьими устланную.

Как смежились его веки - враз исчезла с уст Ставра улыбка любезная. Другое лицо у боярина стало - жесткое, властное, совсем неприветливое.

– Глаз не спущать!
– кивнув на спящего, тихо бросил он слугам.
– Как проснется - ко мне.

Однако...

Олег Иваныч прекрасно расслышал слова боярина, не так уж на самом деле и спать хотел, притворялся больше. Глаз не спущать... Не понравились эти слова Олегу Иванычу, совсем не понравились. Однако - и любопытство брало, оказывается, он совсем ничего не знал о хозяине, о боярине Ставре. Нет, знал, конечно, что Ставр Илекович - боярин знатный, в "сто золотых поясов" входит - элиту новгородского боярства, и земель у него немало, и злата-серебра. Впрочем, поговаривали, жаден боярин, однако никакого оперативного подтверждения тому не было - слухи одни. Ну, слухи - они везде слухи.

Часа через два открыл глаза Олег Иваныч, сел на лавке, потянулся довольно. Челядин тут как тут - с квасом. Испил Олег Иваныч, губы рукавом по местному обычаю - вытер, тут другой холоп - пожалте к боярину!

Ну, пожалте - так пожалте!

Поднялся вслед за слугой по лестнице в кабинет боярский.

Большой кабинет был у боярина Ставра, со столом огромным из мореного дуба, с лавками, с креслами резными. В окнах - слюда в переплете свинцовом, на столе подсвечник серебряный, свечи - чистый воск, горят ярко. В углу, на поставце - кольчуга с панцирем да островерхий шелом с бармицей, рядом полный доспех ливонский, рыцарский, латами называемый. Красив доспех, блескуч, гладок - свечки тусклым золотом в блестящих боках отражаются.

– Нюрнбергских мастеров работа, - перехватив заинтересованный взгляд гостя, пояснил Ставр.
– Больших денег стоит. И у орденских немцев мало у кого такой есть, у комтуров токмо да у магистра фон Герзе. Кстати, как там друже фон Вейтлингер поживает, ливонский рыцарь Куно?

Боярин пытливо уставился на Олега. Тот пожал плечами:

– Пес его знает, как он поживает... давненько не виделись.

Ответив, Олег Иваныч задумался, пытаясь сообразить, откуда Ставр знает о его знакомстве с ливонцем. От Гришани? Хм... Вряд ли. Скорее - от Феофилакта. Нет, тому тоже нет смысла в излишней огласке... как и Ионе. Значит - от московитов? От Ивана с Силантием? Но откуда их может знать Ставр? А черт его знает, откуда. Но - знает, раз спрашивает. В общем - одни сплошные загадки.

На настойчиво повторенный Ставром вопрос относительно ливонского рыцаря Олег Иваныч, подумав, отвечал очень осторожно, расплывчато. Никакой конкретики: да, с рыцарем знаком, но не очень близко. Пиратский струг? Да, было дело, чуть не потопли, хорошо нарвский когг по пути приключился, не то бы... Поручения владыке? Нет, ни о чем таком рыцарь не просил, не упоминал даже, да и с чего бы ему? В Новгород прибыли вместе - это да, с тех пор не встречались. Капитана "Благословенной Марты" как зовут? Ну, уж ты и спросил, Ставр Илекович, откуда ж все упомнить? Кстати, а ты сам-то, господине, как про меня узнал? Ах, есть верные люди? Понятно. Тогда, может, ответишь, зачем меня-то из поруба высвободил?

– Разговор к тебе имею, Олег Иваныч, - сладко Улыбнулся Ставр.
– И предложение...

– Тогда можно сначала предложение?
– усмехнулся в ответ Олег Иваныч. А уж опосля и разговор будет.

Ставр надолго задумался, поиграл вытащенным из-за пояса миланской работы кинжалом, затем нехотя кивнул и неожиданно предложил Олегу перейти к нему на службу.

– Человек ты, я вижу, упорный, знающий, - подольстил боярин, - а жалованьем я тебя не обижу. Ну, как, согласен?

– Я бы со всем нашим удовольствием, - еще шире улыбнулся Олег Иваныч. Да вот беда - уже связан договором с игуменом Феофилактом. Помогаю ему чем могу... в торговых делах. Так что рад бы, но не могу, над собою пока не властен!