Шпага Софийского дома

– А вот кому сбитень! Попробуй сбитня, боярин, век такого не пивал!

Отмахиваясь от надоедливых разносчиков, Олег Иваныч проехал к Волховскому мосту. Шедшая по мосту навстречу толпа мужиков что-то сердито кричала. Требовала освободить каких-то плесковичей. Под мостом в седых водах горело солнце, ветер разносил холод, ные брызги, в небе сварливо кричали чайки.

Эх, хорошо! Свежо, прохладно. Однако солнце-то уже припекать начинает.

Вот и Детинец. Владычный двор.

Перекрестившись на купола Софьи, Олег Иваныч спрыгнул с лошади у Грановитой палаты. Сунул поводья стражнику, спросил про Феофилакта. Приехал уже игумен, поутру ранехонько, сейчас с владыкой беседует - плох владыка-то, немощен - "господина Олега", как приедет, обождать просили.

Что ж, обождать - так обождать. Поправив на поясе шпагу, Олег Иваныч вошел в сумрачную прохладу палаты.

Феофилакт появился внезапно, кивнул страже, чтоб вышли, уселся напротив Олега на лавку, посмотрел внимательно.

– Задание будет тебе, Иваныч, скорое!

Олег кивнул, скорое так скорое, он вообще в последнее время не волокитничал, не то что раньше, в Н-ском РОВД дознавателем. Да и там-то только потому, что дел выходило уж слишком много, никак не справиться, потому приходилось какие херить, а какие - продлевать раза по два.

– Видал ли, господине, что дивного, покуда сюда шел?

Хм... Дивного? Задумался Олег Иваныч. Да ничего вроде такого и не было, дивного. Ну, народишко только на мосту попался малость ушибленный - с утра уж митинговали за каких-то плесковичей.

– То верно, Иваныч, - покивал игумен, видно, попал Олег своим предположением в самую точку.
– Месяц уж как, а то и поболе, худые мужики, шильники, речи ведут предерзкие супротив Ионы-владыки: ослобоните, мол, плесковичей, братиев наших, ино сами ослобоним!

– А что за плесковичи, отче Феофилакт?

– Будто не ведаешь?
– игумен прищурился.
– Впрочем, можешь и не ведать. По зиме еще, а то и ранее, кинули во Пскове наших купцов в поруб - якобы не купцы это, а соглядатаи. За сим начали плесковичи Иону-владыку ругать препогано, словно силу какую почуяли. Думаю, московитскую. Ох, не зря людишки московские во Псков зачастили, ох, не на радость Новгороду Великому, на горе! Вот владыко и приказал хватать плесковичей. И посейчас они в порубе владычном. Давно сидят, ироды. И вот смекай, Иваныч, сидели-сидели плесковичи в порубе, никому до них и дел никаких не было, а тут вдруг как припекло! Уж седмиц шесть ползут по Новгороду слухи поганые, да шильники Иону ругают всяко, да и не только Иону, а и весь Господин Великий Новгород. За плесковичей та заступа... Смекаешь?

Олег задумался. Шесть седмиц - это примерно с конца июня, ну, скажем, с июля. До этого, ежели Феофилакту верить, была тишь да гладь да Божья благодать, а ныне - вон что. Да и мужиков этих видал неоднократно Олег Иваныч, вот и сегодня на мосту встретил. Специально пока ими не интересовался, но приметил - рожи-то все время одни и те же. И числом немалым. По виду - весьма небогаты. А что значит бедному человеку не работать, а почти каждый день с утра глотки рвать? А значит это значительная финансовая подпитка у них имеется, иначе б на что жить тогда? И подпитка эта началась как раз с июля... ну, или с конца июня. Господи, так как раз и сам Олег Иваныч примерно в то время в Новгороде появился!

Выслушав Олега, игумен снова кивнул, со всеми предложениями согласился и, вручив мешочек с серебром - весьма кстати, - велел действовать немедля.

– Сегодня-завтра пошли людишек своих на Торг, пусть приметят кого надобно, - пояснил Феофилакт, вставая.
– А то скоро выпускать придется, плесковичей-то, московитского князя Ивана люди за них просят. Ну, кто просит, мы знаем, а остальных ты приметь, Иваныч! Приметь! Я по обителям на лодьях отправляюсь, так ты, ежели что проведаешь, прямо владыке докладывай, Ионе, меня не дожидайся!

В задумчивости вышел Олег Иваныч после беседы с игуменом. Сел на коня поехал к себе, в усадьбу. Проезжая Параскеву Пятницу, приметил - вот этот, с косой бородой, точно туг недели две сшивается... и этот, с рваной ноздрей... и вон тот... Кто ж вас нанял, ребята? В общем-то, вопрос несложный, не вопрос даже, так, игрушки детские. Можно прямо сейчас отправить оглоедов, чтобы схватили, да поспрошать с пристрастием. А можно хитрее сделать проследить тайно, были для того агенты - пирожники, да квасники, да сбитенщики, да прочие кожемяки. Возле одного такого и остановился Олег Иваныч. Слез с коня, попил квасу, шепнул, чтоб шел к Никольскому. У Никольского собора огляделся, стал неприметно в кустиках. Тут и агент. Выслушал, кивнул, взял деньгу, довольно хмыкнул. Не за одно это задание плату получил, еще и за прежнее. Исчез... Олег Иваныч - снова на Торг - к пирожникам. Тоже отозвал, на этот раз - к Параскеве Пятнице. Потом еще пару раз, упарился - много агентов было, недаром Олег Иваныч хлебы Феофилактовы ел. Затем к помосту вечному подъехал, глянул невзначай...

– А вот кому квасу, квасу кому?

– Пироги, пироги! С мясом. С горохом, с белорыбицей.

– Сбитень, сбитень, пожалеешь - не выпьешь!

Ага, вот они, агенты, работают! Пирожник кособородого пирогами потчует, квасники вокруг Рваной Ноздри крутятся - все при деле. Нет, никуда не денутся шильники!

К вечеру явились. Не в усадьбу на Славной - больно надо Олегу Иванычу свою дислокацию рассекречивать - мало ли что. Для таких дел много укромных мест было. Вот хоть на Рогатице, у церкви Ипатия, иль у Федоровского ручья, иль на Лубянице, у башни...

Все полученные от агентов сведения Олег Иваныч, на память не надеясь, записывал на коре березовой, что по тем временам - вместо блокнота. Ночью зажег свечу, за стол уселся - разбирать да мыслить. Пафнутий яблоневого квасу принес, блинов - чтоб веселей сиделось. Поклонился, уходя, дверь прикрыл тихонько, видел - занят господин важной работой.

С березовых грамоток перенес Олег Иваныч информацию на бумагу - для удобства. Хоть и недешево стоила бумага - полденьги пачка, а уж всяко подешевле пергамена. Вспомнил, грамотки сжигая, - просил пару листов Гришаня, Ефросиньевы изыски, да "глумы", да "кощуны" богомерзкие переписывать... ох, доиграется парень, ох, доиграется. Но листы все ж надо ему занести - обещал ведь.

Итак, что получается?

Олег Иваныч пододвинул листы поближе.

Вот - Косая Борода. И куда же эта бородища многогрешная отправилась после, так сказать, трудового дня - сиречь: криков, стенаний и ругани у вечевой башни? А направилась борода прямиком - ну никакой конспирации - в питейное заведение некоего господина Явдохи, что на улице Буяна, рядом с башней. Не так и далеко от Ярославова дворища, поленились шильники глубже конспирироваться. Встречался с высоким чернобородым мужиком в червленом зипуне да в рубахе выбеленной, по вороту красными петухами вышитой... он бы еще табличку на себя повесил: "Организатор и вдохновитель тайных сборищ"! Под рубахой у чернобородого - кольчуга. О чем разговаривали, агент (квасник) не слышал (хотя кольчугу под рубахой приметил!). От Явдохи Косая Бородища поперлась на самую окраину, аж на Загородскую, где и скрылась в каком-то притоне. Конкретный адрес притона прилагался - "у кончища улыцы, промеж башен, видна церква Бориса и Глеба". Олег Иваныч подивился - совсем обнаглели содержатели притонов - у самых церквей вертепы свои устраивают, ни Бога не боятся, ни власти новгородской, поганцы злоковарные!

Рваная Ноздря... Опять к Явдохе! Да, неизвестные "доброхоты" разнообразием явок не отличались. Что ж, им же хуже. Опять чернобородый мужик... Интересно, хоть кто-нибудь догадался за ним проследить? А ведь догадались! Агент тот значился у Олега Иваныча под номером тринадцать. Олексаха-сбитенщик. Молодец Олексаха - достоин награды. Еще и донесение толковое самолично составил - видно, время было, либо... либо хочет сделать карьеру. Желание вполне понятное - не все же сбитнем торговать, а потому заслуживает всяческого поощрения. Чего в грамоте-то? Ну и накарякал - не разобрать, может, еще один светильник зажечь? Вот, так лучше...