Шпана и первая любовь 2

Шпана заново вломился в магазин.

– Алька, что застряла? – Он перекинул банки из рук Бестии в пакет, потянул за рукав. – Пошли. Хватит куражиться над жирнушками, а то от давления – их запор замучает.

Алька пошла за спиной Данилы, остановилась в открытой двери, повернулась к прилавкам.

– Слово не воробей, однажды вылетит – по собственной харе въедет. Думать надо на кого орёте. – И вышла.

Шпана и Бестия обменялись весёлыми взглядами, взялись крепко за руки, слетели со ступеней – мир им ринулся на встречу. Они побежали к железнодорожной насыпи. Громкий смех насыщал их радость.

Глава 5

В подвал залезли с торца дома через узкое окно. Тепло приятно обняло. Создалось ощущение, что из мороза попали в баню. Нужный сарай находился здесь же на левом углу. Данила достал поржавевший ключ, пару лет назад спрятанный за трубой. Пришлось повозиться с висячим замком двери – наверное, тоже нутро поела ржавчина. В сарае притаилась темнота, ни одной светлой пылинки. В нос ударил застарелый запах одежды и воска, как будто совсем недавно здесь жгли свечи.

Алька вцепилась в куртку Данилы.

– Твой сарайчик? – спросила она. – А если хозяева нагрянут?

– Не придут. Пацаны давно выкупили за три литра самогонки. Хозяйка алкоголичка, ей здесь хранить нечего.

– Давно выкупили – давно забыла. Придёт и выгонит. Созовёт милицию, налетят вороны, заклюют нас бедненьких и несчастненьких.

– Не налетят, не созовёт. Побоится. Знает с кем связалась. – Шпана задумался, решая – рассказать или нет про драку, когда Слива здесь порезал Хазика, после чего менты разогнали весь «шалман» и больше здесь не собирались, сарайчик забросили. Данила пошарил ладонью по полкам, нашёл спички, свечи, лампадку, правда, пустую. Чиркнул спичкой по коробку, осветил помещение. После чего зажёг свечу, накапал воска на стол и установил.

– Вот, любуйся, только одна узкая скамья. – Алька воткнула указательные пальцы кулаков в угрюмую картину сарая, лицо исказила гримаса плача. – Как спать-то будем?

– Поместимся.

– Если ты рыбных консервов наешься, точно не постелимся. А я, глупая, ещё пять банок взяла.

– Не учувствуешь. Я консервами и тебя накормлю.

– Да? – пропищала Бестия.

– Да.

– Рискни. – Алька сорвала со стола свечу и стала рассматривать полки. – Когда заснёшь, возьму банку и пингвина из тебя сотворю.

– Ты же говорила жар-птица. – Шпана вырвал свечу из рук Альки, снова накапал воск на стол и снова установил.

– Правильно мямлишь, – вздохнула обречённо Бестия. – Ладно, раздевайся, пингвинов жар-птичка.

– Чего?

– Ты сырой как утопленник после зимы. Раздевайся же, ну.

– Тьфу, спасибо, окрестила. И что я разденусь?

– Там батареи горячие, – перешла на шёпот Бестия. – Когда по темноте лезли, я пальчики обожгла. Положишь вещи, быстро высохнут.

Алька насобирала конфет из карманов, освободила от фантиков и сунула все разом в рот. Щёки надулись и казалось, что между двух бледных шаров торчит крошечная нос-пипка. Шпане стало смешно и тоскливо: вроде дома есть родная сестра и не родная вовсе. А как хотелось, чтобы была как эта девчонка.

– Что сидишь? – Алька толкнула Данилу кончиком указательного пальца в лоб. – Скидывай всё. Заболеешь.

– И что дальше, мне перед тобой в трусах шнырять?

– Нет. Сядь и зажмись как девочка-целочка и возопи, что девочка тебя насилует. – Алька ещё раз сорвала свечу со стола и чуть ли не воткнула огонёк в нос Шпаны, рассматривая его глаза.

– А ты? – Шпана выхватил свечу из пальцев Бестии. Свеча погасла. Пришлось заново чиркать спичкой об коробок, капать воском на стол и устанавливать. – Ты тоже промокла… останешься в одних трусах?

– Трусы у тебя. – Алька отлепила свечу от воска на столе и спрятала за бедро. – А на мне… – Она сузила глаза, топая ногой по лавке. – У девочек трусики, а на мне купальник.

– Вот я и смотрю – кайфовала под дождём, словно лягушка. – Данила оставил попытки восстановления свечи на стол, взял пятисантиметровый остаток из картонной коробки на полке и уже с помощью него осветил небольшой сарайчик. – И что дальше, голые уляжемся рядом?

– Нет, или да. Кто из нас пацан? Это я должна стесняться. Брат мой не стеснялся. Когда мне было страшно спать, я прибегала к нему под одеяло и засыпала. Он мне сказки рассказывал. – Слёзы накатились на ресницы несчастной. – Высохнет одежда, оденемся. А что делать-то?

– Так… то брат родной. – Данила недовольно качнул головой. – Опять мокрое устраиваешь?

– Данила, – грустные глаза Альки шарили по земляному полу, – я хочу попросить тебя…

– Хочешь, чтобы я стал твоим братом? – Шпана стягивал с себя куртку, которая словно вклеилась в тело. – Догадался?

– Откуда ты знаешь? – опешила Бестия, подпрыгнула и повисла на его шее. – Пожалуйста. Мне так его не хватает. Он так далеко. У меня будешь ты. Два брата, представляешь? Как расскажу… – она осеклась. – Я за тебя горой. Никогда-никогда не брошу. – Алька отцепилась и вскочила на лавку коленями. – Давай, – глаза горели дьявольским огоньком, подсвеченные свечой, – порежем руки и прислоним.

– Зачем?

– Именно так мой брат с другом братался. Кровь соединяли.

Данила промолчал, переметнул взор на огонёк свечи на столе.

– Вы часто здесь собирались? – поинтересовалась Бестия.

– Было дело, – угрюмо ответил Данила, впав в оцепенение вспомнив не очень хорошее.

– И девочки?

– Нет. Девчонок именно сюда не приводили. Ещё малы, наверное, были.

– У вас?

– Короче…

– Ага, понятненько, – нараспев произнесла Бестия и кинула потухшую свечу на стол, – ещё и короче. Хе, хе, совсем не мужчинки.

Данила с трудом сдерживал улыбку и грязные ругательства, готовые вылететь изо рта – бешенной лавиной.

– Бывает. – Алька мяла пальцами воск, содранный со стола, придав лицу безмятежный вид. – Нет, правда. Веришь, что бывает? Веришь?

– Если хочешь перейти на пошлости, – Данила выхватил мягкий восковой шарик из пальцев Бестии и воткнул ей в рот, – зашучу так, что горько-горько заплачешь.

– Тьфу, дурак, – выплюнула Алька воск. – А давай рискнём? – оживилась она и подорвалась с места. – Принимаю вызов. – Она вскинула подбородок и смешно, но надменно выпятила нижнюю губу. – Кто кого, а?

– Брат и сестра так не шутят.

– Ты прав. – Неугомонная Бестия мгновенно остыла, села на лавку и тихо полила слезами. – Извини, пожалуйста.

– Хватит лить. Утонем.

– Спасёшь, никуда не денешься. – Она хлюпнула носом, ладонью стёрла слезу с щеки. Печальные глаза смотрели на шпану с какой-то затаённой, трепетной надеждой.

– Фу-у, как тяжело с тобой.

– Родил ребёнка, то терпи, бери ответственность, ряди.

– Я согласился только на сестру. – Данила сел на стол, коленями к Бестии, и потеребил её за нос.