Шпионы «Маджонга»
Шрифт:
— Ты не сможешь избежать этого. Согласно Учредительному договору…
— Он может быть изменен.
— Как? Биллем парламента? Не смеши меня.
— А ты еще не слышал? Правление Китайского Госбанка обратилось в Политбюро с просьбой войти в ходатайство к британскому правительству и изыскать возможность того, чтобы я остался на своем посту. — В голосе Тома звучала неприкрытая гордость. Саймон потерял дар речи. — Что ты скажешь на это?
Он не мог ответить на вопрос сразу. Его внутренности снова сковал спазм. Корпорация покидает Гонконг…
— Я предполагаю, что до тебя не дошло, — начал он наконец. —
— Дошло, конечно. — На лице Тома появились признаки нетерпения. — Не будь смешным, Саймон, я собираюсь перевести Корпорацию в Сингапур, как только будет принято решение о продлении моих полномочий.
— Другими словами, ты собираешься предать их.
На это Том просто рассмеялся.
— И ты не даешь мне кредит?
— Я не дам долговременного кредита ни тебе, ни кому-либо, у кого нет здравого смысла, чтобы увидеть, что будет с этим городом. И не говори мне, что я могу делать, а что не могу. Это всегда было твоим слабым местом, Саймон — ты любишь читать проповеди. Быть проповедником легче всего — пока не начинаешь страдать от двусмысленности своих заповедей.
— Не говори чепуху.
— Я не говорю чепухи, это делаешь ты! Все эти твои старания выглядеть хорошим, можешь назвать их публичной репутацией или общественными связями… Может, ты и можешь позволить себе быть таким честным, становиться в красивую позу — я не знаю. Все, что я знаю — это то, что я должен получать прибыль и беспокоиться об акционерах.
Саймон сдержал язвительные слова, готовые уже сорваться с его губ, и взглянул на свои руки. Они слегка дрожали. Он хотел, чтобы это не случилось, он сделал бы почти все, чтобы избежать этого, но теперь он знал, что у него не осталось выбора. Его отца одолели его настоящие враги: не Китай, не Восток, а цинизм и отчаяние. И он, Саймон, должен сейчас быстро составить план, как бороться с этим непредвиденным кризисом.
Он поднял глаза и посмотрел на лицо сидевшего напротив отца, а затем постарался заставить его поверить в первую намеренную ложь собственного сына:
— Я хочу созвать внеочередное совещание акционеров холдинговой компании, — безапелляционно заявил Саймон. — И собираюсь добиться разрешения акционеров на поиски альтернативных источников финансирования с моей стороны.
— Сделай это. — В голосе Тома прозвучали нотки гнева. — Попробуй сделать это! Если я не хочу дать тебе денег, то никто не захочет их дать, ты слышишь меня? Никто! — Его голос понизился до шепота. — Если отец не верит своему сыну, то кто поверит ему? Кто поверит?
Саймон встал и пошел к двери. Прежде чем он дошел до выхода, отец снова уткнулся в бумаги. Не подняв головы, он заметил:
— Между прочим, я могу и заблокировать тебя на собрании холдинга.
Саймон остановился, держась за ручку двери, — она показалась ему холодной как лед.
— Что?
— Я не люблю предателей. — Саймон отпустил ручку. Отец продолжал: — Предателей у себя за спиной. Поэтому я принял меры предосторожности, Саймон. Я собрал доверенности на право голосования на собрании, и теперь у меня больше половины голосов. Я думаю, ты окажешься в идиотском положении.
Саймон медленно повернулся, сохраняя бесстрастное выражение лица.
—
Предатели… — тихо сказал он. — Так ты поступаешь с предателями, отец?— Именно так.
— Тогда скажи мне… как ты относишься к крысам, которые бегут с корабля, хотя корабль еще не тонет. Но они бегут, потому что они алчные, жестокие и трусливые… Какова политика компании в отношении лжецов, которые говорят китайскому правительству одно, а намереваются сделать прямо противоположное… Как ты относишься к трусам, отец? К людям, единственная забота которых — это нахапать денег, несмотря на то, что это разнесет Гонконг до основания?
— Ты осмеливаешься говорить со мной таким образом? Да я…
— Что ты? Ты уничтожишь меня — это ты хотел сказать? Но ведь ты меня так или иначе уничтожишь. Сегодня, завтра, через год, когда-нибудь… именно так ты отомстишь мне за то, что я был прав с проектом Ку Шаня, или за то, что я удачлив в делах, или за то, что я женился на китаянке, или за что-нибудь еще. Ты придумаешь за что.
— Замолчи!
— И остальные, кого ты так ненавидишь, — ты уничтожишь их всех только потому, что не хочешь оставить красным полцента, потому что ты не остановишься ни перед чем, лишь бы покинуть Гонконг без потерь, не так ли? Но я останусь здесь. И «Дьюкэнон Юнг» тоже.
— Убирайся отсюда! — Голос Тома был ровен и спокоен. — Я не хочу тебя больше видеть здесь.
Саймон медленно покачал головой:
— Ты никогда не хотел видеть ровным счетом ничего, отец. То же было и с матерью, когда она была еще жива. Ты никогда не видел и не замечал ее. И она умерла. Потом ты увидел, но было уже поздно. Всегда одно и то же, черт тебя побери. Дядю Дэвида заперли в палате госпиталя в Маниле, и он спал под ковром, его оставили там бредить и умирать. Ты очень грустил, когда он умер, не правда ли, но было слишком поздно. Всегда слишком поздно. Ты — выродок. Ты — выродок в своей семье!
Том Юнг встал, его лицо было искажено гримасой ярости.
— Убирайся!
Саймон дернул ручку двери. Старший офицер службы безопасности ждал за дверью, и Том заметил его бесстрастное лицо за плечом Саймона.
— Выкинь его отсюда! — выпалил Том, и у офицера отвалилась нижняя челюсть.
Саймон обернулся в дверном проеме.
— Мать как-то сказала мне, что ты свинья, — тихо проговорил он. — Она ошиблась. Ты шавка, отец. Всего лишь шавка.
Двойные двери закрылись, отсекая Тома Юнга. Он остался один во внезапно наступившей тишине, нарушаемой только тиканьем старинных часов.
Глава 11
Саймон одевался к ужину, когда в дверь спальни постучала А-Кам и хриплым голосом прошептала:
— Босс! Здесь достопочтенный отец!
Сначала Саймон подумал, что она имеет в виду своего собственного отца, но вспомнил, что родители А-Кам давно умерли. Но не могла же она иметь в виду… Он немного приоткрыл дверь.
— Мой отец? Здесь?
А-Кам энергично закивала головой, пристально вглядываясь в лицо своего хозяина. Весь Гонконг уже знал, что банкир Юнг снова поссорился со своим сыном. Некоторые говорили, что этот разрыв — окончательный. Поэтому приезд Тома в дом его сына был событием из ряда вон выходящим. Саймон распахнул дверь пошире. За внешне бесстрастным выражением его лица скрывалась сумятица, царившая в голове.