Шпионы «Маджонга»

— Здесь воняет, — простонал Мэт. — Чем это?

— Человеческими экскрементами, — ответила Джинни. — От земли живут восемьсот миллионов китайцев. Удобрений не хватает, поэтому они используют то, что у них есть.

— Ты хочешь сказать, что они используют… дерьмо.

— Да. И, пожалуйста, не употребляй это слово.

— Боже мой! Господи Боже мой!..

— Через некоторое время ты привыкнешь.

— Я не останусь здесь так надолго, чтобы привыкнуть к этому.

— Когда же ты опомнишься? Отсюда некуда идти!

— А люди тут!.. Посмотри вон на ту. Спорю, что она не мыла волосы как минимум месяц.

Джинни вздохнула. Она устала, но она знала, что если сын выведет ее из душевного равновесия, то она не скоро сумеет восстановить его.

— В деревне люди не моют волосы, Мэт, — очень медленно произнесла она. — Только когда купаются в реке.

— Что, вообще не моют?

— Именно так. Потому что, понимаешь ли, им просто нечем их мыть здесь. И, пожалуйста, поосторожнее в высказываниях и поступках. Я знаю этих людей. — Она умолкла, но потом все же договорила. — Я сама одна из них.

Они вышли на площадь. Впервые за долгую дорогу Диана оторвала взгляд от тропы перед собой и подняла голову, чтобы осмотреться вокруг. Она устала, у нее было тяжело на душе, но она еще сохранила достаточно сил, чтобы выглядеть достойно в глазах окружающих. Она знала, что ни один иностранец еще никогда не бывала в этой деревне. И, где-то глубоко внутри нее, та часть ее существа, которой было десять тысяч лет, начала подавать признаки жизни. Ибо это была ее деревня.

Кайхуэй подошла к одному из глинобитных домов, сняла с крюка на стене ведро, перевернула его вверх дном и взобралась на импровизированную трибуну. Деревенские женщины обступили ее молчаливым кружком.

— Хм-м, попрошу внимания! В производственную бригаду спустили распоряжение. С этого дня эти люди — гости нашей деревни. Это моя старшая сестра, а это ее младшая дочь… это ее старший сын. Все будут работать, но сейчас они должны отдохнуть.

При словах «все будут работать» бесстрастные лица женщин чуть просветлели, и Джинни поняла, что, хотя Чаян и стал богаче со времен ее детства, тем не менее оставался бедным. Бедным настолько, что два богатых подростка из Гонконга, просто не в состоянии себе представить… Вот они стоят, возвышаясь над крестьянками, и даже несмотря на их слабость и усталость, очевидно, что они вскормлены молоком и мясом. Они для этих женщин — дети помещиков, дети партийных работников. Как они здесь выживут?

Кайхуэй слезла с ведра и снова повесила его на крюк.

— Пошли, — сказала она.

Когда они покинули площадь, залитую бетоном, идти стало значительно труднее: недавно прошел дождь, и улица превратилась в колею, заполненную грязью. Джинни шла, будто во сне. Деревня была построена очень бестолково и запутанно, но она помнила каждый поворот, каждый перекресток, каждый дом, мимо которого они проходили. И вот они подошли к последнему дому на восточной окраине деревни.

— Но… он стал больше!

— О да! Минчао сделал пристройку, чтобы было где жить с молодой женой. Они скоро поженятся. Сейчас у нас есть свой двор, как и положено… как в старые дни. — Кайхуэй была очень горда этим. — За это и тебе спасибо, старшая сестра. Мы использовали деньги, которые ты присылала нам каждый год. Теперь у нас и участок земли побольше. В прошлом году семья заработала две тысячи юаней. В этом году будет больше. — Она вдруг помрачнела. — Все бы хорошо, но этот кадровый работник и его семья заняли новую часть дома, пока они не уедут, свадьба не может состояться.

Джинни посмотрела через плечо. Цю шел следом за ее детьми, не спуская с них пристального, недоброжелательного взгляда.

— А что он здесь делает? — прошептала она на ухо Кайхуэй.

— Я не знаю. Он очень большой человек, прямо как секретарь партийного комитета, но если ты спросишь мое мнение, то я скажу, что он нуждается в перевоспитании. «Сяфан!» — «На перевоспитание в деревню!» Знаешь этот лозунг? Убрать в тень. Понимаешь, я думаю так: какая еще другая причина может быть тому, что он здесь? Его работа — присматривать за тобой. Больше я ничего не знаю, кроме того, что он, его жена и сын живут в нашем доме. Ха! — Она опять отхаркнулась и сплюнула. — Но мальчик у него хороший. Тинчень. Он мне очень нравится. Он зовет меня тетушкой.

Они подошли к двухэтажному дому, в котором Джинни провела первые годы своей жизни. Она нерешительно коснулась деревянной двери, недавно выкрашенной, и толкнула ее. Дверь со скрипом подалась, открыв взору главную комнату. Она была такой же, точно такой же! Стулья, крашеный стол, портрет Красного Солнца, Несущей Избавление Звезды — Председателя Мао Цзэдуна, а рядом с ним подборка фотографий, составленная ее сестрой: двенадцать фотографий в рамках, на которых изображен юный герой Лэй Фэн, [29] совершающий все новые подвиги. Взгляд Джинни метнулся к двери, ведущей на кухню. Там, рядом с косяком, висел маленький ящичек с палочками для еды. Помыть и сосчитать «куай-цзы» после каждой еды и перед тем, как снова ссыпать их в ящичек, было ее обязанностью. Все то же самое… и в то же время другое. Да, все здесь стало старое, но дом казался как-то и удобнее и уютнее. На некогда голых деревянных стульях теперь надеты красные чехлы, на столе вместо клеенки дней ее детства — голубая хлопковая скатерть. Железная печь осталась там же, где и прежде, но теперь рядом с ней современный примус.

29

Лэй Фэн — солдат НОАК, ходульный образец верности служения Родине; погиб, спасая людей. Считается национальным героем.

Большую часть пола покрывал толстый ковер, да не простой, а с рисунком: бурый медведь на светло-зеленом фоне.

— Я вижу, пол бетонный, не земляной?.

— Да. Теперь такой в большинстве домов. Зимой от земляного пола так сыро.

Из кухни показалась женщина и, вытирая руки тряпкой, посмотрела на Кайхуэй. Та подозвала ее:

— Невестка, это моя старшая сестра Линьхуа. Линьхуа, это Чжаоди, невеста Минчао.

Две женщины улыбнулись и кивнули друг другу. Чжаоди была тоненькая и невысокая, но живая, а в глазах светился ум. Как это похоже на Минчао, подумала Джинни, выбрать себе жену с именем, которое звучит так грустно. Ибо «чжао ди» означает «искать младшего брата», и девочку могли назвать так только родители, которые ждали мальчика и которых не заботило, кто что об этом подумает. В этом был весь Минчао, который жил не умом, но сердцем: в семьях рождение девочек не очень-то приветствовалось.

— У меня один сын, — сообщила Кайхуэй. — Большое счастье. Он сейчас на работе, но скоро вернется поесть рису. Минчао тоже придет. — Кайхуэй махнула рукой в сторону детей Джинни. — Они должны знать своих родственников, а?

— Да.

В дом вошел Цю, захлопнув за собой дверь. Он молча прошел через комнату, и Джинни впервые заметила в дальней стене дверь, которой прежде не было. По периметру двери еще не высох цементный раствор. Когда Цю входил в ту комнату, она успела заметить еще одну женщину, прижимавшую к себе ребенка. На лице ее застыло испуганное выражение. Дверь, однако, сразу же захлопнулась. Кайхуэй выразительно фыркнула.

— Соседи! — насмешливо прокомментировала она. — Так, теперь пора поесть. Садитесь, садитесь.

Джинни не нужно было повторять два раза. Она опустилась на ближайший стул и наконец позволила своей усталости взять над ней верх. Мэт уже сидел на полу, обхватив голову руками. Диана стояла, с безразличием прислонившись к стене.

— Ты тоже садись, будущая свояченица, — сказала Чжаоди, подавая поднос с чайником и чашками. — Ты уже достаточно потрудилась этим утром.