Штормовой предел
Шрифт:
Убедившись, что разбойники сбежали, Афоня вылез из повозки и подошёл ко мне.
— Капитан, а чем ты укокошил их всех? — обвёл он глазами убитых.
— Магией, Афанасий, магией, — ответил я ему по-русски. — Давай осмотрим их и поедем дальше. Повозка осталась цела, но надо уехать отсюда, как можно быстрее. Может сейчас переодеться в русских?
Афоня лишь пожал плечами.
Но переодеться не получилось, одежда боевых холопов не подошла ни мне, ни Афоне, а мерзкие и вонючие лохмотья разбойников даже в руки брать не хотелось. Обыскав все трупы, мы добили тяжелораненых. Впереди на дороге оставалось лежать
Поэтому мы её расседлали и, забросив своё добро на лошадей, объехали лежащую поперёк дороги сосну и поскакали прочь с места боя. Повозку мы бросили, убитых оставили лежать, а в награду для тех, кто их найдёт, оставили все личные вещи убитых. Даже пистоль и сабли боевых холопов не стали забирать.
Стоили они копейки, а лишний груз тащить на себе, право, не стоило. Пусть думают, что все погибли. Трупы следовало похоронить, и местным крестьянам повезёт, если они разбогатеют от этого. Даже одну лошадь оставили, которая повредила себе ногу в бою. Хлестнув коней, мы двинулись дальше, направляясь в Смоленск.
Туда мы приехали дня через три. Заплатив подорожную пошлину и представившись заморскими купцами, мы заселились на постоялый двор. Разместившись в нём, вызвали множество разговоров о себе и, не обращая на это внимания, отправились на рынок.
Народу на базаре было много. Все толкались, орали, смеялись, торговались, но на нас все обращали внимание, особенно на меня.
— Подходи, иноземец, покупай всё, что видишь! Не жалей серебра, будешь счастлив, как и я!
— Так у тебя только платье женское, да бусы, да серьги.
— Так и что? Невесте своей, али жёнке купишь, — отвечал бородатый, но ещё молодой торговец, поблёскивая хитрыми сорочьими глазами. — А ты по-русски-то говоришь складно, но не чисто, и откуда только словечки такие выдумываешь? Кажется, что русские, а на слух нерусские.
— Не бери себе в голову то, о чём тебе знать не должно, купец! — резко ответил я.
Афоня, стоявший позади меня, решил тоже вступить в разговор.
— Попридержи свой поганый язык, купчишко, коли с заморским боярином разговариваешь. У него таких безделушек, как у тебя, тысча! А то и поболее будет.
— О то ж я по своему скудоумию гутарю, по вам и не понять, какого вы прибытку. А вы откуда? С какой страны иль стороны?
— Далёче отсюда. По нужде приехали.
— Так, а что по торгам ходите? Что за нужда? О то я и пособить чем смогу? За деньги и ворогу помогу! Ступайте к воеводе, коли нужда привела. Он и вопросы все ваши решит, и торговлю наладит, если есть чем торговать.
— То не твоего ума дело, — отрезал Афоня. — Ты на свои горшки смотри, а не на наши дела.
— Так вы сами сказали, — развёл руками купец. — А я вам и посоветовал. А как же иначе?
Я спокойно слушал препирательство двух русских, обдумывая их слова для себя. Потом, всё же, решился.
— Даю тебе серебра горсть, если с воеводой сведёшь и поможешь нужду мою решить. Берёшься?
— А какова нужда? — сразу откликнулся торговец.
— Людей нанять оружных, да готовых ехать в дорогу дальнюю. Тем, кому здесь уже свет не мил, да не держит
ничего.— Ого! А отчего же не помочь! Деньги, оно-то всем нужны. Ефимок-то дадите?
Я недоумённо посмотрел на Афанасия.
— Так это, боярин, ефимками они талеры называют, что прочеканены печатью московской. Своих у нас, окромя редких рублей, да копеек серебряных, почти-то и нет. Серебряных рудников Земля русская не имеет, потому и чеканить монету не из чего. Вот для торговли талеры немецкие и используют. То у нас уж лет двести, как заведено. Прямо беда с монетами.
— Понятно. Талеров у нас нет, реалами возьмёшь, гишпанскими?
— Так если серебро, то и наплевать, любыми возьму, хочь гишпанскими, хочь хранцузскими. Жаль, грошей и четвертаков ляшских у вас немае…
— Хорошо. — Запустив руку в кошель, я бросил купцу десять монет достоинством по два реала. Талеры у меня, всё же, были, но мало, их я не стал выставлять, потому, как монету испанскую всё равно менять надо будет, а то вся придуманная легенда — коту под хвост. В Риге, что смог, то поменял, товар за талеры распродал, что-то купил и на корабль, чтобы с собой много не волочь.
Купец, взяв в руки двадцать реалов, стал деловито осматривать монеты и пробовать их на зуб. Наконец, он удовлетворённо крякнул.
— Добрые монеты, настоящее серебро. Минька, где ты, оборванец. Седай за прилавок, торгуй, пока я делом другим буду занят. Дождавшись своего приказчика, разбитного с виду парнишку, он повёл нас к воеводе.
— Это вы хорошо придумали, что наняли меня. Я тут всех знаю, со всеми сведу. Но нужно делать всё через дьяка Филония. Он и в хоромы воеводские вхож, и деньгу любит, и посоветовать завсегда сможет Его держитесь. Человек он хоть и жадный, но слово своё держит. А вы боярин, так не с руки иноземца обманывать. Вы у нас редко когда бываете, отваживать ни в коем разе нельзя. Да, и зовут меня Акакий.
— Хорошо. Веди нас, Акакий.
Услышав имечко, я только махнул головой, усмехнувшись. Акакий — сын Каки, или Акакий — отец Каки. Смешно, ей Богу!
Купец и вправду повёл нас в сторону палат Приказа. Дойдя до места, он переговорил со стражей, сунув им мелкую деньгу, и провёл нас в чиновные палаты торгового приказа. Здесь нам было велено обождать, и мы с Афоней остались ждать. Я уселся в кресло, деревянное и грубое, а он остался стоять. Потому как невместно…
Торговец убежал искать дьяка. Думного или посольского, или приказа, хрен его знает, какого. Я же испанец, а не московит или лях, да и не литовец тоже. Не имею ни малейшего понятия. Судя по лицу Афони, он тоже кроме моря и своей деревни в Холмогорах ничего не видел. А может, не в Холмогорах, а в Архангельске, я уже и забыл, откуда он, а спрашивать не захотел.
— Всё! Он вас примет, — резко нарисовался в комнате Акакий. — Удивился, что и слуга, и хозяин по-русски говорят. Но сказал, чтобы обождали пока во дворе, и надобно талер добавить. А то и разговор не начнёт, не по чину.
Я усмехнулся.
— Не начнёт, и не надо. Найдём другого или вообще здесь не будем ни к кому обращаться. Нам, иноземцам, всё равно. Людишек для охраны я могу и не здесь нанять. Так что, либо дело и деньги, либо — до свидания.
— Гм, — купец повёл плечом, пытаясь почесать затылок. — Я передам Филонию. А вы тогда пока во дворе обождите.