Сибирский папа
Шрифт:
– Ты голодна? – улыбнулся Кащей.
Улыбка у него очень разная. С такими разными смыслами…
Я молча взяла меню, просмотрела. Это ужасно, конечно, что приходится платить такие деньги за кусочек курицы или тарелку макарон с овощами и мясом… Зря я так плохо поела у Вартана. Но я нервничала. И сейчас нервничаю. А есть, оказывается, хочу.
– Выбирай, что хочешь, я плачу, – сказал Кащей так торжественно, словно хотел заплатить не за макароны, а за билет на белую яхту, которая увезет нас в прекрасную далекую страну.
– Нет, спасибо… – ответила я, подчиняясь какому-то непонятному сигналу.
Я могла бы начать занудно
– Я разве не могу угостить свою девушку? – спросил Кащей как будто не у меня, а у кого-то, кто незримо слушал наш разговор. Тот незримый, видимо, спорил с ним, поэтому Кащей повторил: – Могу и угощу. Вот так.
Я уловила оброненное вроде бы случайно «свою девушку». Хорошо, что его сейчас не слышат три человека: Гена, мой папа и мой отец Сергеев. Я не стала дальше спорить, но если честно, пока не была готова к такому повороту. Как это может быть – ждешь чего-то, надеешься втайне, мечтаешь, а когда оно наступает – ты оказываешься совершенно не готовой к такому повороту событий?
Я видела, что кто-то пишет и пишет Кащею. Он отвечал, вздыхая, возводя глаза к потолку. Потом сказал мне:
– Видишь, я постоянно работаю. – И широким жестом откинул длинные пепельные волосы. У него очень красивые волосы, редкого цвета. Ну и что? Разве это повод, чтобы влюбиться?
Да, конечно, я влюбилась в Кащея, давно, в тот момент, когда он сказал, что хочет от меня детей. Потому что мне никто никогда этого не говорил. А ведь это свидетельство, что человек увидел тебя и понял – значит, ты рождена для него, раз он о таком сразу думает.
– Как же они меня достали! Всё должен решать я! – Кащей с досадой отложил телефон. – Ни секунды покоя, понимаешь? Вот так и живу. Одинокий и замотанный. Хочешь, я сыграю тебе? Я надеюсь, никто не будет против? – Он кивнул на рояль, стоящий в центре довольно большого зала ресторана, за инструментом никто не сидел. Вообще музыки никакой не было.
– Ты умеешь играть на пианино? – удивилась я.
– Немного… – улыбнулся Кащей, но так самодовольно, что я решила: наверное, он играет хорошо.
И правда. Он заиграл что-то такое приятное, несложное, знакомое или просто на что-то похожее, мелодия перетекала из одной в другую, переплеталась, становилась то грустнее, то светлее, то затихала, то вдруг расходилась бурно и радостно и опять становилась лиричной и нежной. Аккомпанемент Кащей играл простой, но это не мешало, наоборот, делало его игру теплой и домашней, как будто он играл только для меня.
Кащей несколько раз оглядывался на меня, чтобы убедиться, что я слушаю. Я хотела подойти поближе к роялю, но постеснялась. Я видела, что люди, которые сидели за несколькими столиками, совсем не обращают внимания на музыку, и мне это было удивительно, потому что он играл на самом деле неплохо.
– Ты хороший музыкант, – похвалила я Кащея, когда он, раскрасневшийся, вернулся к столику. – Я даже не представляла.
– Ты многого обо мне не знаешь… – проговорил он, довольный, еще больше краснея от моей похвалы. Люди так быстро, как Кащей, краснеют по двум причинам – от избыточной искренности и от крайней неврастеничности. Почему краснеет Кащей, я пока не поняла.
– Где ты учился?
– Да
нигде. Везде понемногу.– А почему… – Я не знала, как сформулировать, чтобы не обидеть его. – А почему же ты не занимаешься музыкой? Я имею в виду – серьезно?
– Играть в ресторане? Или учить детей в школе? Нет, я не смогу. Я чувствую в себе другой потенциал. Музыка – это так, для близких людей… – Кащей посмотрел на меня со значением.
Очень вовремя принесли наш ужин. Мне – большую тарелку с лапшой, перемешанной с овощами и еще чем-то, на вид не слишком аппетитным. Написано было «грибы», но большие слоистые темно-коричневые куски не совсем были похожи на грибы. Сама заказывала. Ему – два бокала вина и салат.
– Ты не голоден? – удивилась я.
– Глядя на тебя, я теряю аппетит и сон, – улыбнулся Кащей. – Ты ведь выпьешь со мной? – Он пододвинул мне один бокал. Сам чуть-чуть отхлебнул из своего. – Хорошее вино. Я знаю толк в винах.
– Молодец! – Я хмыкнула. – Какой ценный навык в двадцать семь лет!.. Помогает продвижению по карьерной лестнице?
– Дерзкая!.. – ухмыльнулся Кащей. – А вот представь себе – помогает. Без вина не проходит ни один банкет. На банкете устанавливаются связи и знакомства. Если ты не умеешь пить – опозоришься. Я умею пить и тебя научу.
– Спасибо. – Я отодвинула от себя бокал.
– Нет, ты выпьешь… – Кащей снова пододвинул ко мне бокал. – Без этого – вообще никуда. Смотри, запоминай. – Он взял свой бокал и подсел ко мне. – Возьми тоже. Теперь так…
Он стал перекрещивать со мной руки, видимо, чтобы учить меня пить на брудершафт, как-то неловко повернулся, покачнулся, толкнул меня, сам чуть не упал со стула, и я не знаю как, но мы столкнулись руками, и оба бокала у нас перевернулись, прямо мне на грудь. На мою замечательную, самую любимую и удобную светло-серую толстовку с надписью «МГУ». Вина разлилось так много, что попало и на брюки. Я вскочила, но было поздно. Один бокал еще и разбился.
К нам подошли официант и уборщица со шваброй.
– Не волнуйтесь, всё в порядке, – вежливо улыбнулся официант. Вот что лучше – когда люди, работающие в службе сервиса, вам хамят, или когда они улыбаются, как плохо отлаженные андроиды, человекоподобные роботы? – Вам включат в счет бокал. Принести еще вина?
– Мне не надо, – сказала я.
– Мне тоже! – резко ответил Кащей, как будто он не сам был виноват.
Я видела себя в темном зеркале на стене, я сначала даже не поняла, что это зеркало, думала – стеклянная стена, а за ней – другой зал. Какая-то пара сидит, так же, как мы с Кащеем. А это мы и есть. Какое странное отражение. Всё в нормальных размерах и пропорциях, только темнее, мрачнее. Встревоженная девушка с тонкой шеей, нависающий над ней, как огромная взъерошенная птица, костлявый спутник с резкими движениями…
– Мария, тебе нужно замыть пятно, – сказал Кащей очень официально.
– А то что? – прищурилась я. Не люблю, когда со мной так разговаривают, в командно-приказном тоне.
– А то некрасиво. – Скучный, злой Кащей взял вилку и нож и стал ковырять салат. – Меньше выпендриваться надо было, – буркнул он.
Я пожала плечами, взяла пакет с вещами, которые только что купил мне отец. В туалете переоделась, а что было делать? Юбка и правда красивая, недлинную тунику из светлого шитья, которую на свой вкус выбрал отец, я, может быть, никогда бы и не купила, но к юбке она шла. Значит, у него есть вкус.