Сибирский папа
Шрифт:
– Я рада, что я с вами познакомилась, – искренне сказала я Сергееву. – И очень рада, что вы живы.
– Мы – это я? Нарочно подчеркиваешь расстояние?
Я помотала головой. Я против своей воли назвала его на «вы». Просто за моей спиной сидел сейчас Вадик, мой настоящий папа, за руку меня держала мама, на которую я всю жизнь обижаюсь, потому что я одинока и никому не нужна, потому что они любят друг друга, а я – так, рядом… как кот и пес… И это всё ерунда, которую я сама придумала.
– Ладно, Маш! – махнул рукой Сергеев. – Я сделал всё, что мог, чтобы ты поняла, что у тебя есть отец.
– Например, как вчера Маша была убита горем? И как мы сюда летели постоять у закрытого гроба?
Я крепче сжала мамину руку, а она – мою. Как-то все утрясется и уляжется. Пока всё тревожно и непонятно. Понятно лишь одно – скорее всего, у меня сегодня есть то, что обычно называют счастьем. И было раньше, просто я не понимала этого. И, может быть, будет завтра. Если я смогу говорить «нет», слушаясь своего сердца.
– Как хотите, – пожал плечами Сергеев. – Жаль, что ты так настроена, Валя. И не настраивай, пожалуйста, Машу. Мы с ней, в принципе, нашли общий язык.
Я смотрела на Сергеева, понимая, что не скоро еще его увижу. Где правда? Какой он на самом деле? Он полюбил меня, любил всегда, совсем не зная, или я ни капли ему не нужна? И все, что он говорил и делал, – игра и что-то другое, чему очень не хочется искать слово?
– Я, Сергеев, – проговорила мама, – иногда сомневалась – а вдруг я все-таки была неправа. Спасибо тебе, ты мне ответил. Хорошо, что я от тебя ушла.
На секунду мне показалось, что мама и сейчас сомневается, говоря это. Но, может быть, это я была полна своими собственными сомнениями.
К нам неожиданно сзади подошел Вадик. Нет, не так. К нам неожиданно подошел папа. Почему я перестала его называть папой? Разве можно зачеркнуть все эти годы, когда я считала его единственным отцом, любила, доверяла? Ничего не изменилось. Я его люблю и доверяю ему, как всегда.
Папа приобнял нас с мамой за плечи. Я увидела этот быстрый взгляд Сергеева. Он кивнул и легко так выговорил:
– Привет!
– Привет, – слегка улыбнулся папа, поправляя очки.
Я видела, что он хотел еще что-то сказать и не стал. Они несколько секунд, показавшимися мне очень долгими, смотрели с Сергеевым друг на друга. Потом папа сжал наши плечи, а мама негромко сказала: «Пошли».
Я все-таки повернулась через пару шагов. Сергеев уже заходил во двор, разговаривая с кем-то по телефону, отмахиваясь от комаров, которых сегодня почему-то было очень много. Пока мы стояли, мне искусали все ноги и руки. Но казалось, что он так отмахивается от нас. Мол, давайте, идите, идите себе!..
– Я узнаю в тебе себя, Маня, – вдруг сказала мама. – И это радует. Как будто вижу себя двадцатилетнюю, решительную и крайне самостоятельную. Мне всегда казалось, что мои мама с папой так любят друг друга, что между ними не остается места для меня.
Я замерла. Мама услышала мои мысли?
– Что? Правильно? Я ж тебе говорила! – Мама обернулась к Вадику, то есть к папе. – Точно-точно. Мы всегда думали, что она радуется свободе, которую мы ей даем, а она на самом деле страдает от одиночества. Да, Мань? Одиночество абсолютно счастливого
и любимого ребенка? – Мама крепко-крепко меня обняла.Я прижалась к ней головой и опять оглянулась на дом. Ведь не мог он просто так уйти? Мог. Ушел. И ворота за ним закрылись.
– Мне Сергеев подарил машину и землю.
– А Луну? – засмеялась мама. – Нет? Не подарил?
– Правда, мам!
– А где эта земля?
– Не знаю.
– А машина?
Я замялась.
– Там такая история… В общем, тоже не знаю.
– Мы тоже тебе приготовили подарок… – Мама с папой переглянулись. – Ну что, сказать?
– Маняша… – торжественно начал Вадик.
Мама закрыла ему рот ладонью.
– Нет, пусть приедет домой и сама увидит… Тебе понравится, – уверенно сказала мама и поцеловала меня в щеку. – Маняша, как хорошо, что ты у нас есть. Ты очень глупая, маленькая и очень умная и большая девочка. Я, может быть, не самая лучшая мама, но я тебя люблю больше всего на свете.
Я с подозрением посмотрела на маму. Да? Странно. Значит, любовь можно прятать. Вадик кивал каждому маминому слову, как будто точно знал, что она говорит правду.
Вот это – счастье. Просто его невозможно так же остро ощутить, как горе. Сегодня тепло и солнечно, рядом со мной молодые и здоровые родители, которые смотрят на меня с любовью, которые примчались сюда мне на помощь, все бросив, которые даже хотели усыновить Йорика… Кстати… Я с ним не попрощалась. Когда-нибудь свидимся, наверное.
– Ты разобралась со своими… гм… друзьями? – спросил Вадик.
– В принципе да.
– Выбрала кого-то одного?
Я помотала головой.
– Ну и правильно. Мне глаза не понравились, ни у того, ни у другого.
Папа говорил это абсолютно искренне.
– Очень идеалистическое воспитание, – засмеялась мама.
– Она уже воспитана, Валюша. Уже как есть. Да, Маня?
Я кивнула.
– И ей придется жить с нашими идеалами.
– Или поменять их когда-то на свои. – Мама слегка толкнула Вадика в бок. – Но я надеюсь, что и наши не подведут. Предлагаю, кстати, в связи с неожиданными каникулами поехать на пороги и прокатиться с ветерком.
– На чем, Валюша?
– На байдарках! – засмеялась мама. – Здесь недалеко, это же знаменитое место, я посмотрела, километров двести. А, как?
То есть летать на самолете мама боится, а на байдарке с ветерком…
– Надо твой день рождения отпраздновать! – договорила мама, счастливо улыбаясь. – Шутка ли – дочери исполнилось двадцать лет!
– Я – за! – засмеялся Вадик. – А то какие мы физики, ни разу на байдарках не сплавлялись с юности. – Ты как, Маня?
Я молча кивнула, глядя на своих родителей.
– У меня было самое счастливое детство, мам, – проговорила я.
– Что? – Мама не расслышала. – Что ты сказала? Что она сказала?
– Нет, ничего…
Я вдруг так остро ощутила, стоя сейчас рядом с родителями, на дороге в лесу, что закончилось мое детство. И я осталась там. И – я иду дальше, пока еще рядом с ними, но уже одна, теперь уже по-настоящему, по-взрослому одна. В свою жизнь, к своей единственной любви, к своим детям, которые будут требовательно и настойчиво ждать моей безраздельной любви и заботы.