Сильмариллион (др. перевод) (илл. Несмита)

В былые времена погода на острове Нуменор всегда была на пользу и радость людям: дождь шел в должное время и всегда ровно столько, сколько нужно; солнце светило то ярче, то слабее; с моря веяли ветра. Когда же ветер дул с Запада, многим казалось, будто в воздухе разливается благоухание, неуловимое и сладкое, и тревожит душу – словно аромат цветов, что цветут вечно на неувядаемых лугах – цветов, для которых нет названий в земле смертных. Теперь же все изменилось: небо потемнело, то и дело налетали грозы с дождем и градом, свирепствовали ураганы. Часто случалось так, что нуменорский корабль шел ко дну и не возвращался в гавань – о подобных бедствиях люди не слыхивали с тех самых пор, как на небе засияла Звезда. А вечерами с запада надвигалось порою огромное облако, принявшее очертания орла с крыльями, распростертыми на юг и на север; медленно поднималось оно над горизонтом, заслоняя гаснущее солнце, и тогда непроглядная ночь укрывала Нуменор. На крыльях орлов порою вспыхивали молнии, а между морем и облаком эхом отдавались раскаты грома.

И устрашились люди. «Глядите – это Орлы Владык Запада! – восклицали они. – Орлы Манвэ летят на Нуменор!» И люди падали ниц. Тогда немногими на краткий срок овладевало раскаяние, другие же ожесточались сердцем и потрясали кулаками, грозя небесам. «Владыки Запада замыслили зло против нас, – говорили они. – Первый удар наносят Валар. Теперь наш черед!» Сам король повторял эти слова, однако подсказаны они были Сауроном.

И вот молнии засверкали с удвоенной силой, поражая людей на холмах и в полях, и на улицах города, и огненный смерч ударил в купол Храма и рассек его надвое, и пламя увенчало сверкающий свод. Но сам Храм выдержал и не рухнул; Саурон же стоял на вершине его, бросая вызов буре, и молнии не причинили ему вреда; с того самого часа люди объявили его богом и преклонились перед его волей. Потому, когда явлено было последнее знамение, нуменорцы не вняли ему. Ибо затряслась земля у них под ногами, и подземный гул, точно стон, смешался с ревом моря, и дым заклубился над вершиной Менельтармы. Но тем более торопился Ар-Фаразон вооружить свое воинство.

В ту пору на море к западу от острова пала тень нуменорского флота; словно архипелаг из тысячи островов, воздвигся он над водою: мачты кораблей казались лесом на горном склоне, паруса вздымались словно нависшая туча, а знамена были черные и золотые. Все делалось по слову Ар-Фаразона, Саурон же уединился во внутреннем приделе Храма, и люди доставляли ему все новые жертвы для сожжения.

И вот на закате дня взмыли ввысь Орлы Владык Запада, исполненные грозной мощи: надвигались они развернутым строем, конец которого терялся вдали; чем ближе подлетали они, тем шире распахивались их крылья, затмевавшие небо. На Западе позади них вставало алое пламя, багровые отблески играли на крыльях орлов, словно отсвет великого гнева, и весь Нуменор озарен был словно огнями затухающих пожаров. И глядели люди друг на друга, и казалось им, что лица багровы от ярости.

Тогда Ар-Фаразон, укрепившись сердцем, поднялся на палубу своего грозного корабля, что назывался «Алкарондас», «Морская крепость». Многими веслами оснащен он был, много мачт, черных с позолотой, поднималось к небу, а на палубе возвышался трон Ар-Фаразона. И вот король облачился в доспехи и возложил корону на чело свое, и приказал развернуть знамя, и дал сигнал поднимать якоря; и в этот час нуменорские трубы заглушили гром.

Так флот Нуменора двинулся к грозному Западу; ветер почти стих, но на кораблях было много весел и много сильных рабов, что гребли изо всех сил, подгоняемые ударами плети. Солнце село, и наступило безмолвие. Тьма окутала землю, недвижна была морская гладь; мир замер в ожидании того, чему суждено было сбыться. Оставшиеся в гаванях провожали взглядом медленно удаляющиеся корабли: погасли огни, и ночь поглотила их; утром же все они исчезли. Ибо с востока налетел ветер и унес их прочь: так нарушен был Запрет Валар, и корабли людей вступили в недоступные воды; так нуменорцы пошли войной на Бессмертных, чтобы силой отнять у них жизнь вечную в пределах Кругов Мира.

И вот корабли Ар-Фаразона явились из безбрежных океанских просторов и окружили Аваллонэ и весь остров Эрессеа; и опечалились эльдар, ибо свет заходящего солнца застлала туча нуменорского флота. Ар-Фаразон же наконец приблизился к самому Аману, Благословенному Королевству, к берегам Валинора; но по-прежнему ничего не нарушало тишины, и судьба мира висела на волоске. Ибо в итоге Ар-Фаразон дрогнул и уже готов был повернуть вспять. Дурные предчувствия овладели им, когда взглянул король на безмолвные берега и увидел сияющую скалу Таникветиль – белее, чем снег, холоднее, чем смерть, немую, неизменную и грозную, словно отблеск света Илуватара. Но гордыня владела Ар-Фаразоном; и вот сошел он с корабля и ступил на берег, объявляя эту землю своею, если никто не явится биться за нее. И воинство нуменорцев встало боевым лагерем вокруг холма Туна; эльдар же загодя бежали из города.

Тогда Манвэ, стоя на Горе, воззвал к Илуватару, и в тот час Валар сложили с себя власть над Ардой. Но Илуватар явил свое могущество и изменил природу мира; бездонная пропасть разверзлась в море между Нуменором и Бессмертными землями; воды потоком устремились туда, грохот и дым от гигантских водоворотов поднялся до небес, и содрогнулся мир. Все корабли нуменорцев увлекло в пропасть, и потонули они, и бездна навеки поглотила их. Король же Ар-Фаразон и смертные воины, ступившие на землю Амана, погребены были под обломками скал; говорится, будто так и лежать им в каменном склепе Пещер Тех, кто Забыт – вплоть до Последней Битвы и Судного Дня.

Но земля Аман и эльфийский остров Эрессеа были изъяты из мира и навеки перенесены за пределы досягаемости людей. А Нуменор Королей, Эленна Звезды Эарендиля, Андор, Дарованная Земля, был уничтожен до основания. Ибо остров находился у восточного края великого разлома, и сместилось его основание, и обрушился он, и погрузился в пучину, и погиб. И нет теперь на Земле такого места, где бы сохранилась память о былых временах, не омраченных злом. Ибо Илуватар сдвинул вспять Великие моря к западу от Средиземья и Пустынные земли на востоке; созданы были новые моря и новые земли, и умалился мир, ибо Валинор и Эрессеа были изъяты из него в пределы сокрытого.

Нежданно для людей исполнилась воля рока – на тридцать девятый день с тех пор, как корабли покинули гавань. Над Менельтармой вдруг взметнулось пламя, налетел ураган, задрожала земля, покачнулся небесный свод, обрушились горы, и Нуменор погрузился в море: все его дети и жены, девы и гордые властительницы; все его сады, и дворцы, и башни, гробницы и сокровищницы, драгоценные украшения и роскошные ткани, и дивные творения, написанные кистью и изваянные из камня, и смех его, и радость, и музыка, и мудрость, и великие знания – все погибло безвозвратно. А последней изумрудно-зеленая, холодная, венчанная пеной вздымающаяся волна, нахлынув на землю, приняла в лоно свое королеву Тар-Мириэль – ту, что была светлее жемчуга, прекраснее, чем серебро и слоновая кость. Слишком поздно попыталась она подняться крутою тропой Менельтармы к святилищу; валы захлестнули ее, и крик ее потонул в реве ветра.

Неизвестно, довелось ли Амандилю доплыть до Валинора, и внял ли Манвэ его мольбе или нет, однако милостью Валар Элендиль, сыновья его и их подданные не погибли в тот день. До того Элендиль оставался в Роменне, отказавшись явиться на призыв короля, когда тот отправлялся в военный поход; уклонившись от наемников Саурона, что явились схватить его и притащить на алтарь Храма, Элендиль поднялся на борт корабля и встал на якоре в некотором отдалении от берега, выжидая своего часа. Так остров словно бы заслонил его от гигантского водоворота, увлекающего все по направлению к пропасти; после же защитил от первого натиска бури. Когда же волна, сметая все на своем пути, прокатилась над островом, и Нуменор обрушился в бездну, тогда и Элендиль погиб бы в морской пучине, и охотно принял бы сию судьбу, ибо даже жестокая смерть не могла быть горше, чем утраты и ужасы того дня; но порыв ветра, с ревом налетевший с запада (урагана сильнее не знали люди), подхватил корабли Верных, и угнал их далеко прочь, и изорвал паруса их, и поломал мачты, преследуя несчастных, словно соломинки в водовороте.

Кораблей же было числом девять: четыре принадлежали Элендилю, три – Исильдуру и два – Анариону; и умчались они, гонимые черным смерчем, из глубин сумерек рока во тьму мира. Море вздымалось у них за кормою, волны в яростном гневе громоздились одна на другую, валы, словно живые горы, увенчанные шапками рыхлого снега, возносили корабли вверх, к разорванным облакам, по прошествии же многих дней прибили их к берегам Средиземья. Все побережье и приморские области западного мира изменились до неузнаваемости; многое в ту пору погибло, ибо моря затопили сушу, берега ушли под воду, затонули древние острова, а новые поднялись со дна; обрушились горы, а реки изменили русло.

Впоследствии Элендиль и его сыновья основали в Средиземье новые королевства; и хотя знание их и искусство явились лишь слабым отзвуком того, что существовало встарь, прежде, чем Саурон явился в Нуменор – однако дикарям Средиземья показались они не имеющими себе равных. В иных преданиях многое рассказывается о деяниях наследников Элендиля в последующую эпоху и о борьбе их с Сауроном – поскольку борьба эта еще не завершилась.

Ибо гнев Валар и рок, призванный Эру на море и земли, повергли в великий страх самого Саурона. Подобного Враг не предвидел, рассчитывая только на гибель нуменорцев и поражение их надменного короля. Восседая на своем черном троне в самом сердце Храма, Саурон рассмеялся в первый раз, заслышав трубы Ар-Фаразона, зовущие к битве; и вновь рассмеялся он, заслышав гром бури; а в третий раз, когда смеялся Враг своим мыслям, предвкушая, что теперь станет творить он в мире, навсегда избавившись от эдайн, в самый разгар его торжества и он, и трон его, и храм рухнули в пропасть. Но Саурон не был существом из плоти и крови, и, хотя теперь сорвали с него оболочку, в которой содеял он столь великое зло, – чтобы никогда впредь не являться ему в прекрасном обличии взорам людей, – однако дух его восстал из бездны и пронесся над морем, как тень, как черный смерч, и возвратился в Средиземье и в Мордор, свое обиталище. Там, в Барад-дуре, он вновь взял в свои руки великое Кольцо и оставался в крепости, во тьме и безмолвии, до тех пор, пока не создал себе новую личину, зримое воплощение злобы и ненависти; и немногим под силу было выдержать Взор Саурона Ужасного.