Сильмариллион (др. перевод) (илл. Несмита)

Но обо всем об этом не говорится в повести о Низвержении Нуменора; эта история подошла к концу. Не сохранилось даже названия этой земли, и люди впоследствии называли в речах своих не Эленну, не Андор, Дар, который утратили, не остров Нуменорэ у границ мира; нет – изгнанники, поселившиеся у морских берегов, обращая взоры свои на Запад, с тоскою в сердце вспоминали Мар-ну-Фалмар, остров, погребенный под волнами, Акаллабет, Низвергнутую землю; на языке же эльдар имя ей – Аталантэ.

Многие из числа Изгнанников верили, что вершина Менельтармы, Столпа Небес, не ушла под воду навсегда, но вновь поднялась над морем – одинокий островок, затерянный среди бушующих волн, ибо встарь то было священное место, и даже во времена Саурона никто не смел осквернить его. Находились среди потомков Эарендиля и такие, что впоследствии пытались отыскать скалу, ибо говорили мудрецы, будто зоркие глаза людей древности могли различить с вершины Менельтармы мерцающий отблеск Бессмертных земель. Ибо даже после гибели Нуменора сердца дунэдайн по-прежнему влекло к западу; и хотя знали люди, что мир изменился безвозвратно, так говорили они: «Гавань Аваллонэ исчезла с лица Земли; навеки утрачен Аман, и в нынешнем мире, укрытом тьмой, не отыскать их. Однако некогда существовали они, а потому существуют и ныне, существуют воистину, как часть того мира, что задуман был изначально».

Ибо верят дунэдайн, что даже смертные, если снизойдет на них благословение, могут заглянуть в иные времена, нежели те, к которым принадлежат их тела; и вечно стремятся они вырваться из мрака своей темницы и узреть, чего бы ни стоило, немеркнущий свет, ибо скорбные думы о смерти не оставили людей даже за гладью морей. Потому доблестные мореходы из числа их по-прежнему упрямо бороздили пустынные морские пространства, надеясь отыскать остров Менельтарму, дабы там открылись их взорам образы далекого прошлого, навсегда ушедшего в небытие. Но острова они не нашли. Те, что плыли в неведомые дали, на пути своем встречали только лишь новые земли, во всем похожие на уже известные, и там тоже властвовала смерть. Те же, что плыли еще дальше, всего лишь описывали круг и, обойдя Землю, утомленные, возвращались в итоге к тому самому месту, откуда отправились в путь; и говорили они: «Все дороги ныне замкнулись в кольцо».

Так в последующие дни благодаря морским путешествиям, и обретенной учености, и знанию звезд короли людей узнали, что мир и в самом деле стал круглым; однако эльдар по-прежнему позволено было покидать его пределы и плыть на Древний Запад и к Аваллонэ, буде пожелают они того. Потому мудрецы из числа людей говорили, что Прямой Путь существует, верно, и по сей день – для тех, кому дозволено отыскать его. И учили они, что в то время, как новый мир теряется внизу, древняя дорога и тропа памяти Запада по-прежнему уводят вперед, словно могучий незримый мост, и пролегает путь через воздушные сферы дыхания и полета (а они ныне тоже замкнулись в кольцо, как и весь мир), и пересекает Ильмен, губительный для смертной плоти, и доходит до Тол Эрессеа, Одинокого острова, а, может статься, и далее, до Валинора, где и по сей день обитают Валар, наблюдая, как разворачивается перед их глазами история мира. А у морских берегов рождались легенды и слухи о мореходах и странниках, заплутавших среди водных просторов, которые по воле судеб либо благоволением и милостью Валар вступали на Прямой Путь и видели, как гаснет, медленно уходя вниз, мир, и причаливали наконец к осиянным светильниками гаваням Аваллонэ или воистину даже к последнему брегу у границ Амана, и там, прежде, чем настигала их смерть, взорам их открывалась величественная и грозная Белая Скала.

О кольцах власти и третьей эпохе, в каковой завершаются эти предания

Был встарь Майа Саурон – синдар Белерианда прозвали его Гортаур. В начале бытия Арды Мелькор склонил его ко злу и привлек на свою сторону, и Саурон стал самым доверенным и самым могущественным из вражьих слуг – а также и самым опасным, ибо обладал способностью принимать любые обличия и долгое время мог по желанию являться в образе, исполненном благородства и красоты, вводя в заблуждение всех, кроме самых осмотрительных.

Когда рухнул Тангородрим и низвергнут был Моргот, Саурон вновь принял прекрасный облик и смиренно преклонился перед Эонвэ, глашатаем Манвэ, и отрекся от былых злодеяний. И полагают иные, будто поначалу он не лицемерил, но и впрямь раскаялся, пусть даже из одного только страха, – в такой ужас повергли его падение Моргота и великий гнев Владык Запада. Но не во власти Эонвэ было даровать прощение себе подобным, и повелел он Саурону возвращаться в Аман и там предстать перед судом Манвэ. Тогда устыдился Саурон, и не пожелал униженным возвращаться к Валар и принимать приговор их, – может статься, долгая служба ожидала его, в подтверждение его искренности; при Морготе же он обладал немалою властью. Потому, когда ушел Эонвэ, Саурон укрылся в Средиземье и вновь обратился ко злу, ибо оковы весьма крепкие некогда наложил на него Моргот.

В ходе Великой Битвы и при падении Тангородрима произошли сильные землетрясения; опустошенный Белерианд лежал в руинах; воды Великого моря затопили многие земли к северу и к западу. На востоке, в Оссирианде, обрушилась гряда Эред Луин, гигантская брешь разверзлась в южной их части, туда хлынуло море и образовался залив. В этот залив теперь впадала река Лун, проложившая новое русло; потому назвали его залив Лун. Край тот нолдор встарь назвали Линдон; это имя осталось за ним и впредь; многие эльдар, задержавшись в Средиземье, по-прежнему жили там, не желая до поры покинуть Белерианд, где многие труды и битвы выпали им на долю. Правил ими Гиль-галад, сын Фингона, а с ним – Эльронд Полуэльф, сын Морехода Эарендиля и брат Эльроса, первого короля Нуменора.

На побережье залива Лун эльфы возвели свои гавани и нарекли их Митлонд; там стояли на якоре многие корабли, ибо место было удобным для причала. В Серых Гаванях то и дело поднимались паруса, и эльдар уплывали прочь, спасаясь от тьмы земного бытия, ибо по милости Валар Перворожденные по-прежнему могли вступить на Прямой Путь и возвратиться, буде на то их воля, к родне своей на Эрессеа и в Валинор за пределами окружных морей.

Были и другие эльдар, что перешли в ту эпоху через горы Эред Луин и переселились далеко в глубь материка. Среди них было немало телери из числа уцелевших жителей Дориата и Оссирианда; они основали королевства в местах, облюбованных эльфами Чащ, в лесах и среди холмов вдали от моря, но зов его вечно звучал в их сердцах. Но за грядою Эред Луин лишь в Эрегионе, что люди называли Падубью, эльфам народа нолдор удалось создать королевство, просуществовавшее достаточно долго. Эрегион находился близ великолепных гномьих чертогов, что звались Кхазад-дум, эльфы же нарекли их Хадодронд, а после – Мория. От города эльфов Ост-ин-Эдиль до западных врат Кхазад-дума вела широкая дорога, ибо гномов и эльфов связывала небывалая доселе дружба, обернувшаяся немалым благом для тех и других. В Эрегионе искусники гвайт-и-мирдайн, народа златокузнецов, превзошли в мастерстве творцов былых времен, кроме разве самого Феанора; среди них же не имел себе равных Келебримбор, сын Куруфина, что порвал с отцом и остался в Нарготронде, когда изгнаны были Келегорм и Куруфин, как говорится о том в «Квента Сильмариллион».

В иных краях Средиземья долгие годы царил мир, однако земли по большей части оставались пустынны и дики, кроме тех, где поселились обитатели Белерианда. Многие эльфы жили там, как и прежде, на протяжении бессчетных лет, скитаясь на воле в глуши, вдали от Моря; но то были авари, до которых доходили только слухи о событиях Белерианда, а слово Валинор звучало как отголосок забытых легенд. На юге и далеко к востоку множился род людей, и большинство их склонилось ко злу, ибо Саурон не бездействовал.

Видя, что мир пришел в запустение, Саурон решил про себя, будто Валар, ниспровергнув Моргота, вновь позабыли о Средиземье, и гордыня его возросла несказанно. С ненавистью взирал он на эльдар и страшился людей Нуменора, что порою возвращались на своих кораблях к берегам Средиземья; но долгое время он скрывал свои мысли и хранил в тайне черные замыслы, рождавшиеся в глубине его сердца.

Из всех народов Земли легче всего оказалось поработить людей; однако долго тщился он привлечь к себе на службу эльфов, ибо знал Саурон, что Перворожденные наделены неизмеримо большим могуществом, и странствовал он среди них в обличии, по-прежнему исполненном красоты и мудрости. Только в Линдон не приходил Саурон, ибо Гиль-галад и Эльронд не доверяли ему и его обманчиво прекрасному облику; и хотя не знали правители, кем был он на самом деле, однако не соглашались допустить его в свои владения. Но в других краях эльфы охотно привечали его, и мало кто прислушался к предостережениям гонцов из Линдона, ибо Саурон принял имя Аннатар, Владыка Даров, и поначалу дружба его оборачивалась для эльфов немалым благом. И говорил он эльфам: «Увы, воистину слабы великие! Славный король Гильгалад, и во всяком знании искушен правитель Эльронд, однако не склонны они помочь мне в трудах моих! Может ли быть, что не желают они, чтобы и на другие земли, помимо их собственных, снизошло благоденствие? Но должно ли Средиземью вечно пребывать в запустении и непроглядной тьме, если эльфам под силу превратить его в край не менее прекрасный, чем Эрессеа или даже Валинор? Раз не возвратились вы туда до сих пор, хотя и могли, мнится мне, что любите вы Средиземье так же, как и я. Разве не долг наш в таком случае объединить усилия, трудясь на благо сей земли, дабы все эльфийские племена, что скитаются здесь в невежестве, сумели подняться до высот того могущества и мудрости, коими обладают обитающие за Морем?»

Именно в Эрегионе речам Саурона внимали особенно охотно, ибо живущих там нолдор снедало неодолимое желание умножить свое искусство и достичь еще большего совершенства в творениях своих. Более того, не знали покоя их души, ибо некогда отказались они возвратиться на Запад, и равно желали остаться в Средиземье, которое воистину любили, и в то же самое время обрести блаженство тех, что ушли. Потому вняли они Саурону и многому научились от него, ибо обладал тот немалыми познаниями. В те дни кузнецы крепости Ост-ин-Эдиль превзошли все, что удавалось сотворить им до сих пор, и задумали они великий труд, и создали Кольца Власти. Но Саурон направлял их труды, и ведал обо всем, что делали они, ибо мечтал он поработить эльфов и всецело подчинить их своей воле.

И вот эльфы отковали много колец, Саурон же втайне создал Единое Кольцо, чтобы управлять всеми прочими; и сила прочих колец заключена была в Едином и полностью зависела от него, и существовала лишь до той поры, пока существует Единое. Немалая доля могущества и воли Саурона перешла в Единое Кольцо, ибо сила эльфийских колец была воистину велика, и, чтобы направлять их, требовалась мощь, не имеющая себе равных; и отковал его Саурон в Огненной горе, в земле Тени. Надевая же Единое Кольцо, он мог видеть все, что делалось с помощью меньших колец, мог проникать в мысли тех, кто их носит – и управлять этими мыслями.

Но эльфов не так просто было захватить врасплох. Как только Саурон надел Единое Кольцо на палец, эльдар узнали о Сауроне, и постигли его истинную суть, и поняли, что он желает стать господином над ними и над всем, что создали они. Тогда в страхе и гневе они сняли свои кольца. Саурон же, обнаружив, что его предали и что эльфов обмануть не удалось, преисполнился ярости и пошел на них войной, требуя, чтобы все кольца переданы были ему, ибо без его познаний и совета эльфийские кузнецы не сумели бы создать их. Но эльфы бежали от него; три кольца удалось им спасти, унести далеко прочь и сокрыть от врага.