Сильная и независимая
Шрифт:
— Так переходите, — пожимает медвежьими плечами Наумов. Ну и осанка у него, конечно.
— Может быть, дождемся остальных?
— А кто вам еще нужен?
Он давит взглядом. Но я свой не отвожу. Просто потому что понимаю — терять мне уже абсолютно нечего. Все потеряно до… Для меня становится делом чести выжать из своего выступления максимум. Пусть это не приведет нас к желаемому результату, мне важно знать, что я сделала все, что могла, и выложилась по полной.
Переглядываемся со сникшей Стаськой.
— Ну, тогда, пап, я начну, а Юля подхватит.
Наумов кивает и откидывается в кресле, с интересом наблюдая
— Рот закрой, — шепчет Стаська, когда Наумов дает нам передышку, отвлекшись на какой-то важный звонок.
— А-а-а?
Стаська смеется:
— Говорю, у тебя челюсть упала. Подбери.
— Я в шоке.
— Понимаю. Это впечатляет, да?
Не то слово, блин. Я действительно жутко взбудоражена. Поймите меня правильно, я видела много успешных людей, в том числе в работе, но это какой-то совершенно новый, запредельный уровень эффективности.
— Теперь я понимаю, в кого ты такая умница.
— Папа говорит, что как раз в химии он полный ноль. — Смеется.
— Ты сама-то в это веришь? — занудствую я.
— Не очень.
— Эх… Не знаю, радоваться мне или печалиться о том, что ничего не получится.
— Это еще почему?
— Стаська, будем честны, не захочет твой отец со мной иметь дела. Но ты не думай, я не против, чтобы ты использовала мои идеи…
— Вот еще! Что за бред?!
— Извините, что заставил ждать, — не давая разгореться нашему спору, Наумов возвращается в кабинет. — В целом для меня все очевидно, — косится он на часы. — Можете начинать работу. Я в деле. Но прежде… Кто у вас судья? Гончаренко?
Верите, я сходу вообще не врубаюсь, о чем он. Какая судья? У меня? Ну не про развод же он… Или…
— Это важно? — лепечу, подхватывая сумочку, потому что всем своим видом Наумов показывает, что мы и так слишком злоупотребили его драгоценным временем. В пересчете на твердую единицу валюты я даже боюсь представить, сколько мы ему задолжали за эти… полчаса?
— Вам надо развестись, прежде чем учреждать компанию.
— Да, конечно, я понимаю. Нам, наверное, дадут время на примирение и…
— И как? Вы собираетесь? — интересуется олигарх, сгребая со стола разбросанные бумаги. Наблюдая
за ним, я совершенно не поспеваю за сменой тем.— Что собираюсь? — сглатываю.
— Мириться?
— Нет! — от возмущения у меня срывается голос.
— Тогда я подумаю, как ускорить процесс, — огорошивает меня отец Стаськи. И, видно, этим финалит наш разговор, переключаясь на дела семейные: — Стась, тебя в пятницу ждать?
— Конечно.
В памяти совершенно не откладывается наше прощание. Только его удаляющаяся спина, закрывшая собой свет.
— Ну, ты как?
— Если бы я не завязала с синькой, накатила бы, — сознаюсь как на духу.
— Так давай. У нас, вон, повод какой!
— Ни за что! — отворачиваюсь к лифту.
— Да ладно тебе. Ну, что, ты правда завязала? Из-за одной единственной неудачи?
— Хватит меня утешать! Мы из-за этой неудачи могли вообще за бортом остаться!
— Но не остались же! Ты как хочешь, но вечером у нас общий сбор.
— А как же работа? У меня два клиента утром.
— Утром — это во сколько? В одиннадцать?
— В двенадцать, — вздыхаю я, понимая, что от Стаськи не отвертишься.
— Тем более. Успеешь выспаться. Не нуди, Юлька, когда у нас еще такой повод будет?!
— Ну, ладно. Куда пойдем?
— А давай в ночной клуб? Я никогда не была в ночном клубе.
— Серьезно?!
— Зуб даю — ни разу.
— Чем ты занималась в своей Сорбонне?
— Училась. А в свободное время подрабатывала в одной из лабораторий. Было жуть как интересно.
— Я бы с тобой поспорила, но ладно. Напишешь девчонкам, ок? Мне бежать надо, проследить за установкой витрины, а потом еще мальчишек забрать — Моисеев вконец охренел.
— Без проблем. Спасибо тебе!
— Да за что, боже мой?
— За все. Без тебя ничего бы не было.
Синхронно тянемся обняться. Говорят, с друзьями не стоит вести общий бизнес, но я почему-то верю, что у нас получится, и мне не придется жалеть о своем решении.
По дороге к салону меня аж подкидывает. Во мне столько энергии, что можно накидывать провода. Притормаживаю у входа. И не могу поверить своим глазам — ничто не напоминает о ночном происшествии. Стекло вставлено, осколки выбитого убраны…
— Это наши стекольщики так оперативно сработали? — интересуюсь у Анечки на ресепшене. — Почему мне не отзвонились?
— Да я сама не поняла, что происходит. Только стекла подмели, как приехали какие-то ребята, раз-два, и у нас уже новые окна. Вот, кстати, акт выполненных работ.
— С ума сойти, — бормочу, утыкаясь в бумажку. Название подрядчика мне вообще ни о чем не говорит, кроме того, что я никогда не имела с ним дел. И уж, конечно, не я оплачивала их услуги…
— А, и еще… Тут какой-то дядечка, из… — Анечка поднимает взгляд к потолку.
— Какой еще дядечка? Следователь уже был…
— Ну, они корочки показали, я и впустила. А что, не надо было?!
— Надо. Раз с корочками. Где он?
— У тебя, — вздыхает Аня. Давлю в себе желание наорать на эту дурочку. Ну, почему? Почему она не догадалась мне позвонить?! Какие-то левые чуваки бродят по моему салону, а я — ни сном ни духом. Что за бред? От гнева начальства Аню спасает звонок телефона. Номер, которого нет в моей книге, тем не менее, мне знаком. Это все правда, что у олигархов эти самые номера особенные? У Наумова — запоминающаяся комбинация из восьмерок и нолей.