Сильные не убивают. Книга 2

Однажды я встречу своего мужчину, но до тех пор важно принимать решения головой.

Автобус останавливается возле ресторана, который Катрина в сердцах называла «грязной харчевней». Один Эру Илюватар знает, чего мне стоило спасти этот контракт — установления отношений с новой «вонючей дырой» я бы не выдержала. А жратва у них, на мой невзыскательный снажий вкус, отличная — после всей этой нервотрепки со свадьбой так и вовсе пища богов. Живот отвечает на мысли требовательным урчанием. Лыблюсь во все зубы и расправляю плечи, чтобы торжественно войти в ресторан с подобающим выражением морды лица. И тут ридикюль вибрирует — звонит телефон.

Номер незнакомый, но голос Ежа узнаю сразу:

— Соль, давай сюда, срочно! Опричники наших бьют!

— Где?!

— Угол Дворянской и Шуйского!

Бегать на каблуках неудобно, а босой — неприлично! Однако бывают моменты, когда приличия никакого значения не имеют.

Глава 2 Андрей. «Перспективные маги»

— Соль! Давай сюда, срочно! Опричники наших бьют! — орет снага, у которого грязные волосы на башке скручены в цветные «иголки», как у мультяшного ежика. На стиле урод, однако. — … А? Чо? Угол Дворянской и Шуйского!

Больше он ничего не успевает сказать, потому что все звуки глушит рев ветра. Ветер — это Федор Суворин, здоровенный пухлый блондин, мой сосед по блоку. Воздушник. А рев — он всегда бывает, даже если порыв несильный.

…Но порыв сильный. Стилягу снага крутит на месте, дешевый кнопочный телефон отлетает прочь; а потом — хрясь! — урода впечатывает в стену. Все заволакивает пылью.

Бросаюсь вперед. Передо мной еще один снага — жилистый пацан в майке-спортивке, примерно моего возраста, с наглой рожей. От урагана, невесть откуда взявшегося прямо посреди улицы, он на миг опешил. Пользуюсь этим, чтобы достать его в челюсть.…Клац! Снага — верткие, но туповатые.…Еще — с левой. Еще — сбоку! Да падай ты уже, мразь!

«Угроза на шесть часов», — произносит равнодушный голос у меня в ухе.…Что?! А, это наушник, который выдал каптер. Чудом успеваю уклониться в сторону и наполовину развернуться. Пустая бутылка, что должна была обрушиться мне на затылок, по касательной врезается в плечо. А злая зеленая рожа — прямо передо мной. И тебе с левой, рожа. Хрясь!

…И если полминуты назад, когда началась эта заварушка, я был, можно сказать, мирно настроен, то теперь и вправду разозлился. Бутылкой сзади по черепу — это перебор.

От снага.

Посреди сраного Поронайска.

А ведь месяц назад мне казалось, что я, наконец, вытянул счастливый билет. Правда, совсем недолго…

* * *

Сам по себе момент инициации я не помню. Только вот это паскудное ощущение, что ты не успеваешь, когда «жизнь проносится перед глазами». Ничего у меня перед глазами не пронеслось, если не считать хромированного бампера дорогой тачки, над которым по ту сторону лобовухи топорщилась рыжая борода, а над бородой таращились выпученные глаза того кхазадского придурка. Вот это я помню, да.

И еще отпечаталась в памяти фигурка Лидки, бросившейся бежать на желтый — а я за ней: как она двигалась, как у нее руки шли, как была повернута голова, как волосы набок сдуло — в тот именно миг, когда я отчетливо осознал, что бородатый урод на джипе врежется прямо в нее. Не в меня. В сестренку.

А дальше — как отрезало.

В себя я пришел в больнице, в отдельной палате. Над головой — белый потолок в трещинах и длинные грязноватые лампы. Прямо передо мной — спинка железной кровати.

А за спинкой сидит на табуретке кхазад. Не тот, кажется, что за рулем был — а впрочем, они все на одну рожу. Квадратный, низенький, в дорогом пиджаке. Одеколоном вонял.

Вскочил — и давай продавать свою версию произошедшего: что, мол, с матерью нашей они уже все решили, сестра ваша Лидия в полном порядке, а вот машина всерьез пострадала; правила мы с Лидкой нарушили, так что вина наша; но они согласны претензий не выдвигать; так вот, с матушкой все улажено, но вы-то, Андрей Филиппович, уже совершеннолетний, так что от вас тоже подпись требуется, что и с вашей стороны тоже претензий нет…

Тыкал в лицо смартфоном, где на фотке была какая-то древняя тачка — старая, ржавая, как со свалки. Капот мятый. Я так охренел, что у кхазада есть смартфон, что вообще ничего не понял.

Потом уже выяснилось, что это какой-то крутой кхазад. Сеть магазинов у него — не только у нас в Твери, а и еще где-то. А за рулем сын его сидел, моего возраста. Хотя я не знаю, сколько мне прожить надо, чтобы у меня такая же борода выросла, как у того гонщика. Ну неважно.

Я с этим типом сначала пытался вежливо говорить — мол, подождите, не готов бумаги подписывать, не понимаю ничего!…Потом закипать стал. И тогда смотрю — а комод этот бородатый прям шарахнулся.…Вернее, сначала шарахнулся, а потом замедлился. Вроде бы к двери движется — но медленно-медленно, точно в киношном слоу-мо.

А с потолка желтая штукатурка посыпалась — прям кусками.

Потом дверь все-таки распахнулась, и ворвался какой-то мужик. Тоже в костюме, а за ним бежит медсестра и пытается белый халат накинуть. «Кто пустил этого идиота, — орет, — вы тут совсем охренели? А вам что — жить надоело?!» — это кхазаду. А тот ему что-то лопочет про цену машины и что сын, бедолажечка, пострадал.

Тут мужик щелкнул пальцами, и я вырубился. Прямо лежа в штукатурке.

…Второй раз очнулся уже по дороге в Москву, в машине. В такой… специальной. Не то скорая помощь, не то автозак — и при этом комфортная. В руке у меня иголка, на крепеже — капельница, рядом сидит медсестра (другая). И в отдельном кресле тот же мужик. «Зови, — говорит, — меня, господин куратор, так нам проще будет, чем по имени-отчеству. Все равно я тебя в Москве сдам — распрощаемся».

«Куда — сдам??» — «Не пугайся, не людоедам. В общежитие при одной конторе. Там решат, что с тобой дальше делать. Но в любом случае начинается для тебя, парень, новая жизнь».

Он мне и рассказал, что случилась Инициация. Вот так вот, пыльным мешком по голове. Ничто не предвещало беды, как вдруг. У нас ни в школе, ни во дворе Инициаций не было… лет десять, наверное. Я когда еще в началку ходил, помню, что-то такое тогда случилось, все бегали. Нас из школы эвакуировали, мы радовались. Десять лет назад!!

Ну а самое главное — мне ведь самому семнадцать. А Инициации — они раньше же происходят? Классе в шестом…

Куратор мне объяснил, что всяко бывает. У тебя, мол, вообще случай нестандартный — оттого мы и в Москву едем. Иначе остался бы в Твери. Правда, в чем нестандартность, сообщать отказался — «надо обследовать».

Неделю меня обследовали. Что это была за «контора», формально я так и не понял. Находилась она не в самой Москве — в Подмосковье — и физически представляла собой белый лабораторный корпус посреди зеленой лужайки с высоченным забором. Общежитие там в вправду имелось, но всего на пять коек — и жил в нем всю неделю один я.