Сильные не убивают. Книга 2

…Отпустило. Закашлялся.

— Ты много вопросов задаешь, — доверительно сказал опричник. — Этак тебе трудно будет. В общем, курсант, выполнять приказ.

И в этот момент с ним произошло нечто. В глазах усатого буквально загорелись огни — тусклые, но отчетливо видные. Он взлетел с кресла — единым движением, едва не смахнув ноутбук — и вытянулся во фрунт. Одновременно посреди кабинета, в воздухе, стал проявляться человеческий силуэт.

— Вон, — сдавленно скомандовал капитан.

Приказ был настолько недвусмысленным, что заведующая лабораторией без лишних слов ретировалась из кабинета, вытащив заодно и меня.

Я успел разглядеть спину голограммы — мужская фигура, китель, воротник-стойка, седой затылок.

— Капитан Хлынов! Нахожусь в лаборатории «Волхв-Шестнадцать» по месту выполнения задания! — чеканно выговорил опричник.

…Дверь была тонкая, но слов голограммы — не слышно. Кажется, они вообще звучали только для собеседника.

— Так точно! — несколько раз гаркнул Хлынов. — Служу Его Государеву Величеству!

Протекло еще секунд сорок. Шпагина И. В. старалась на меня не смотреть.

— Войдите, — наконец каркнул капитан из чужого кабинета.

Помимо него, здесь опять никого не было — ни в каком виде — а сам капитан извлек, обгрыз кончик и запалил толстую, точно его усы, сигару. Пискнула сигнализация; Хлынов направил перстень на потолок, и та заткнулась.

— Здесь не курят не только поэтому, — с неудовольствием сказала Шпагина.

Опричник не обратил внимания.

— Диспозиция снова меняется, — заявил он мне. — Мы с тобой прямо сейчас едем в Москву. Вам пришлют все документы, — это уже относилось к заведующей.

— И не подумаю вас выпускать, — ответила рыжая, стоя в дверном проеме. — Сейчасянесу за него ответственность. И потушите сигару немедленно!

— У нас поезд через два часа! — рявкнул капитан. — С Ярославского вокзала! А ну, уйдите с дороги!

— Не раньше, чем я увижу официальное распоряжение. Куда именно вы забираете юношу?

— В Поронайск поедет! — Хлынов махнул в сторону принтера, который стоял на тумбочке.

— … Куда? — одновременно спросили мы с рыжей.

— Сто двадцать шестой опричный гарнизонный батальон «Поронайский», — произнес капитан то ли с гордостью, то ли с издевкой.

Принтер заработал и выплюнул лист бумаги. Хлынов протянул его рыжей заведующей.

— Зачислен в «Опричный учебный резерв, — прочла та, — для прохождения обязательной боевой стажировки… в рамках подготовки к дальнейшей службе… для завершения формирования личности бойца…» Погодите! Какая еще боевая стажировка?! Этот ваш резерв — для курсантов! А парень из обычной земской школы недавно выпустился!

— Ниже читайте! — рявкнул опричник. — Гражданочка! Да поживее!

— «На особых условиях… в рамках программы „Перспективные маги“». Я не слышала о такой программе.

— Да ты на печати смотри! — огрызнулся капитан. — Чародейский приказ, понятно? Отдельным распоряжением, вот! Вот! Тетка, уйди с дороги, кому говорю! Опоздаем на поезд — мне голову снимут! Не самолетом же его отправлять тогда…

— Затушите свою сигару, — сказала И. В., — немедленно. И будьте любезны оставить мне свою подпись на этой бумаге. Потом я вас не задерживаю… ваше благородие.

Она повела рукой, окна кабинета с грохотом распахнулись, ворвался летний воздух.

Хлынов хмыкнул, подкрутил ус.

Сигару перед самым уходом он таки затушил. И на поезд мы успели.

* * *

Дальше была поездка. Долгая, через все земли нашего Государства. Полсотни парней в специальном вагоне и двое усталых офицеров. Прибытие на край света. Казарма. И вот — первая увольнительная, в которой мы умудрились сразу сцепиться с местной шпаной. И ею, конечно, оказались снага.

А ведь как хорошо все начиналось!

«Пойдемте на море смотреть!» — предложил Ганя Сицкий, главный эстет и аристократ в компашке. Ну, мы впятером и пошли. Пили пиво в кафешке под тентом — с видом на порт.

Поронайские официанты оказались не очень приветливые — да и хрен с ними. Зато — море!.. Мы с пацанами совместно решили, что тут хоть и дыра, но есть плюсы.

А на обратном пути встретили этих уродов. Ну, дальше классика.

Со стороны снага — показательные харчки в нашу сторону. Я тоже сплюнул, не торопясь, да и иду дальше. Но нет.

Сицкий достал свой дворянский платок и давай сморкаться — д’Артаньян, нах. И ввернул что-то про «вонищу». Сначала причем сказал «смрад», но снага не поняли — так он развернул. Этого уже не стерпел пацан с иголками на башке. И началось: «чего сказал», «чего слышал», «сюда иди», «сам сюда иди». Одно и то же от Твери до Сахалина. Федя Суворин пытался всех развести — «Мы без магии с ними не справимся, парни! Магию в городе запрещено применять!» — да только куда там. Поздно.

…Ганя причем никуда «подходить» не стал. Сошлись самый здоровый из снага и один из двух Славиков, наших боевых магов. Толчок — удар. Снага лег. На Славика тут же другие кинулись, но ведь и он с братом. Брат тут же и подключился… и я с ним. Так и завертелось.

* * *

И… н-на! Снага, сроду, небось, не уезжавший из Поронайска, получает сразу за все: за духоту недельной поездки, за весь их гадский городишко, куда меня занесло.

Уродец не падает, но чутка плывет — бутылка выскальзывает из зеленокожей руки.

Добавляю. Готов.

Оглядываюсь.

Курсанты-опричники оказались не лыком шиты: впятером ушатать полтора десятка снага — не шутки. Нелюди, откровенно говоря, покрепче людей. Ну, в среднем.

Снага сидят и валяются на асфальте: кто-то пытается унять кровь из носа, прочие, матерясь, ощупывают себя. Двое явно поломаны. Без сознания только один — тот, которого Федя вихрем приложил об стену, на дикобраза похожий. А нечего лезть в бутылку.

Кузнецы нашей победы — Славик и Славик — стоят посреди побоища спина к спине. На лицах все еще ярость драки.

Федор в сторонке, держится за скамейку. Ясно, откат у пацана. Сицкий тоже в десятке метров. Он вообще дрался?..

Людей вокруг нет — прохожих как ветром сдуло. И вот что теперь делать?

— Наверное, надо… это… в скорую позвонить? — спрашиваю я у парней.

Под стеной валяется телефон, по которому вызывали Соль. Ага, и перец по вкусу. Рядом с мобилкой — нож, который я сразу и не заметил. Из другой руки выпал. Вот почему этого типа Федька магией приложил.

— Сдурел? Валить надо! Камер тут, небось, нету… — верещит Сицкий.