Синдикат

Бюрократ мечтательно прищурился, лишь на мгновение, однако с неприкрытым удовольствием, как ребенок, вспоминающий первое в жизни мороженое.

— «Тиамат» — не спросил, а скорее отметил Копыльский. — Ну да, логика есть… [5]

— Одни и те же книги в детстве читали, — кивнул Фирсов [6]

Кибернетики промолчали, может, поняли отсылку, а может дружно решили не вмешиваться в повествование, уточнив после.

— Интересно, — сказал Копыльский.

Он, наконец, снял очки, потер нос, закрыв глаза. Скорее всего, этим жестом «мудрец» обеспечил себе паузу для раздумий, но выглядел коммерсант действительно уставшим.

— Скажем так, — продолжил он. — Нельзя сказать, что я не видел разводок эффектнее и увлекательнее. Фантазия людская не имеет границ, что бы там этот… Макс… ни думал. Но таковых разводок было мало. Очень мало.

— Понимаю, — Фирсов даже не стал спорить. — Дальше?

— Давай.

Копыльский надел очки, тщательно поправил их, добиваясь идеально ровного положения на лице, и приготовился слушать продолжение, точнее уже финал истории.

Итак, Фирсовы убрали дамоклов меч, повисший над головами, сосредоточились на «Тиамат» и, наконец, получили наглядный результат, а вместе с ним и кратный рост бюджета. «ГосСтат», официально заявленный как еще один третьестепенный проект по упорядочиванию внутрикорпоративной отчетности, тихонько развивался, глотая миллион за миллионом. Полезный выход экспериментов был, увы, ниже чаяний, но уже позволял с уверенностью рапортовать о коммерческих перспективах. Более того, в логике бюрократических игрищ отсутствие феерических результатов «вотпрямщаззз!» было предпочтительнее, потому что гарантировало исполнителям долгие годы спокойной, обеспеченной жизни. Все шло прекрасно и становилось лучше с каждым днем. А затем дядя и племянник потеряли чувство меры, решив залезть в другие направления.

Поначалу все опять-таки шло хорошо, родственники к тому времени наработали большой опыт, досконально изучили внутреннюю кухню «Правителя» и успешно проворачивали дела. В тринадцатом году фарт, наконец, закончился, и организованная младшим Фирсовым деловая комбинация вместо дохода принесла конфликт с «Союзпочтой», который быстро перерос в настоящую войну трестов. Дядя привычно выступил в качестве громоотвода, приняв вину на себя, но в этом случае проверенная схема дала сбой. Выведенный из-под удара племянник уже видел себя в правлении треста, а со временем, быть может, и директором. А потому не стал, как прежде, тратить административный вес на обратную помощь. Так начался долгий и неостановимый путь старшего Фирсова под откос трестовой карьеры. Каковой путь Бес и Кадьяк столь впечатляюще оборвали, с ноги опрокинув доску, на которой годами выставлялись фигуры.

— Теперь дай подумать, — сказал Копыльский и действительно задумался или изобразил задумчивость, положив локти на стол, а подбородок на сложенные домиком пальцы.

Фирсов откинулся на спинку ажурного стула, забарабанил пальцами по сверкающему металлу. Кадьяк сохранил неподвижность статуи. Бес опять подошел к прозрачной стене и попробовал снова угадать, стекло это или невероятной четкости проекция.

— Проекция, — сказал Копыльский, будто имел глаза на затылке и читал мысли.

— Ага, — согласился Постников, чувствуя себя как последний дурак.

«Флибустьер» думал минут пять, затем черкнул что-то в магнитном блокноте, поменял местами пару листов.

— Для начала это все, разумеется, надо будет проверить.

— Непросто получится, — предупредил Фирсов. — Мы подчищали все наглухо.

— Числа не горят, — отмахнулся «флибустьер». — Все оставляет следы, надо лишь смотреть внимательнее и знать, куда смотреть. Прежде чем продолжим, два вопроса.

— Слушаю.

— Первое, почему зная такой секрет, ты сидел на домашнем аресте. Почему не пытался бежать или толкнуть его на сторону, чтобы тебя вытащили конкуренты «Правителя»?

— Меня хорошо охраняли, — скривился Фирсов. — А то, что он… — бюрократ качнул подбородком в сторону Постникова. — Ко мне прорвался…

— Витя, — второй раз в голосе Копыльского проявилось нечто нормальное, человеческое. — Не надо, а?..

Фирсов тяжело вздохнул, потер ладони, будто не знал, куда сложить бесполезные руки.

— Я… — он снова помедлил и вздохнул. — Я потерялся.

— Потерялся? — брови Копыльского поднялись домиком.

— Себя потерял, — Фирсов глядел в сторону, словно рассчитывая увидеть нечто полезное на гладком полу.

— Представь себе… что ты много лет делаешь одно и то же, самое важное, самое главное в твоей жизни.

— Легко могу представить. Этим я занимаюсь каждый день.

Фирсов сделал вид, что не услышал едкий выпад.

— А потом все заканчивается. Сразу. И человек, единственный, которому ты верил безоглядно, засаживает тебе с размаху шипастую еболду макси-размера. Так, что геморрой через глотку вылетает.

Бес не знал, что такое «еболда», но судя по сдавленному хрюканью Кадьяка, это была очень смешная штука. У Копыльского чуть шевельнулись кончики ушей, словно принимая на себя подавленную улыбку.

— Жизнь как-то… закончилась. Бесславно, бесполезно. И глупо. Так что можно сказать, я опустил руки и решил, что пора заканчивать, — прямо и откровенно закончил Фирсов.

— Ясно. Второй вопрос примыкает к предыдущему. Что изменилось?

Копыльский демонстративно измерил взглядом товарища и бывшего коллегу.

— А я на него посмотрел, — Фирсов, не оглядываясь, указал в сторону Постникова.

— И?..

— Очень живучая скотина, — честно признал трестовик. — Не горит, не тонет, цепляется за жизнь зубами и ногтями. Я лично пытался его убить, своими руками.

— Да? — Копыльский явно удивился. — И как?

— Электромагнитной миной. В самолете на высоте нескольких километров.

«Мудрец» взглянул на Постникова уже прямо, и в глазах за простыми стеклами очков появился отблеск настоящего, неподдельного любопытства.

— Расскажете потом, — сказал Копыльский.

— Обязательно. И он даже после этого не сдох.

— А какая связь между?.. — «флибустьер» соединил кончики указательных пальцев и оставил намеренную паузу.

— Ну, классика же, — фыркнул трестовик. — Смотришь на африканского негритенка, у которого в десять лет живот прилип к спине от голода и ожерелье из человеческих рук на шее. Смотришь и думаешь, а так ли у тебя на самом деле все плохо?

— Прикладной психоанализ, — скупо улыбнулся Копыльский.

— Да, где-то так. Я посмотрел на этот мешок с гайками, который помолотило так, что можно сразу кабуки на тысячу серий делать. И подумал, а ведь по сравнению с ним за меня жизнь, считай, вообще не бралась.

«Вообще-то я тебя в ум привел! Мясная туша» — очень хотелось сказать Бесу, но кибернетик решил, что не стоит усложнять и без того непростые переговоры разбродом среди махинаторов.

— Что ж, принимается, — кивнул «флибустьер» после недолгого раздумья. — Но сейчас мы подходим к самому интересному и важному. Допустим, все сказанное тобой верно…

Бес почувствовал сюрреалистическое чувство, что слушает не человека, а робота, настолько правильной, механически точной была речь Копыльского. Речь того, кто десятилетиями развивал риторику в словесных баталиях, где не прощаются ошибки.

—… Насколько я понимаю, ты не готов скинуть адрес, где лежат опечатанные контейнеры с каталогизированной информацией и чертежами по «ГосСтату»?

— Нет, ну адрес то хоть сейчас. Москва, штаб-квартира «Правителя», минус тридцать второй этаж, рядом с третьим сборочным цехом проекта.