Синдикат

Искусственный человек хлопнул рукой, нашаривая пистолет-пулемет, и ощутил пустоту. Потерял, скорее всего когда пробирался через завал у входа. Обидно. И опасно. Матвей попробовал усмехнуться, вспомнив собственную браваду насчет коммерческих штамповок, но вместо улыбки получилось злобное и жалкое фырканье — кровь заполнила носоглотку. Да, с одной стороны верно, сторожевые клоны мертвы, а он еще жив. С другой, рабы «Правителя» оказались не так уж и плохи, чему служило доказательством печальное состояние победителя.

Все-таки удалось покинуть башню. Матвей отдышался, глотая воздух мелкими порциями, стараясь дышать пореже, огляделся и увидел, что остров, несколько часов назад представлявший идеал компактной технологической застройки, ныне превратился в огненный ад.

Матвей чуть не упал на четвереньки, но удержался на ногах исключительно силой воли, а не мышц. Остро пахло горелым камнем и сажей. По ушам колотили звуки выстрелов. Каждый сустав, каждая мышца жаловались болью, но диверсант упорно карабкался вперед, через завалы, горячий железный лом и черный дым. Брезент отличался хорошей прочностью, однако полуослепший Матвей регулярно цеплялся за торчащую арматуру и обломки, так что комбинезон светил прорехами, открывая израненное тело. Было жарко, ночь сама по себе выдалась душной, а теперь помогали пожары. Горячий ветер подсушивал кровь, стягивая кожу пленкой. Матвей прикинул, что сейчас вытяжка, позволяющая более эффективно отводить тепло от машин, станет работать против создателей, подтягивая огонь к башне. А может быть и нет… Неважно. Главное сейчас не сгореть самому.

Он в очередной раз упал и дальше пополз на четвереньках, надеясь не столкнуться с кем-нибудь из высадившейся группы. И снова поднялся, опираясь на какой-то флагшток или около того, в общем, на трубу, которая торчала под углом вверх. Шум вокруг изменился, теперь в общую какофонию вплелся рев чего-то авиационного и рявкающий грохот скорострельной пушки. Стрельба перемежалась странным звуком, высоким и болезненно-громким, словно кто-то на фоне шипения множества змей в один присест ломал пучок тонких сухих прутьев. Матвей брел вперед, считая условные метры — пять, шесть, может быть семь или даже восемь. На десятом искусственный человек упал на четвереньки, захлебываясь кровью и желчью. Он даже подумал с отстраненной грустью, что легкие таки все, но нет, измученный организм еще тянул.

А что теперь делать? Тело буквально отключалось, как сложная машина, узел за узлом. Матвей трезво — насколько это было возможно в его состоянии — оценил перспективы. Бежать с острова не получится, даже если диверсант проползет к берегу и найдет какую-нибудь доску, сил не хватит выгрести к берегу, к тому же в искусственном заливе на отходах и химикатах расплодилась чертова уйма хищной и паразитарной нечисти. Отбиться от нее в нынешнем состоянии «мичуринец» не смог бы. Однако и оставаться бессмысленно. Матвей тяжело вздохнул, сразу пожалев об этом, переждал когда боль в груди чуть ослабнет и захромал дальше, озираясь в поисках какого-нибудь оружия.

Меж тем перестрелка набрала интенсивность, кто-то с кем-то бился насмерть, причем отнюдь не из пистолетов. Чуткий слух Матвея хоть и был забит шоком, выделял знакомый рык тяжелого дизеля, а также характерный «самолетный» скрежет газотурбинного двигателя. Над головой промчалась быстрая тень, источник визгливого скрежета. Вдогонку ей ударило, громыхнуло, видимая «Мичуринцу» часть башенной стены взорвалась фонтанами осколков, как будто в нее пришелся кучный заряд огромной дроби.

«Происходит что-то интересное» — подумал Матвей и потащил себя дальше, стараясь найти открытое место, где его было бы хорошо видно и в то же время не сожгло пожаром. Теперь на пути «мичуринца» стали попадаться мертвые тела. Их было много, в основном с взрывными травмами от артиллерийского обстрела. Выглядело это ужасно и поневоле заставило порадоваться, что во время артналета Матвей находился под защитой крепких стен.

«Апофеоз войны» — такова была следующая мысль, навеянная окружением. Ничего не понятно, кто-то с кем-то яростно воюет, все горит. На мгновение искусственный человек пожалел, что не умеет рисовать. Иначе он бы непременно спасся, затем переложил на холст даже не образ увиденного, а скорее идею хаотического безумия, бешеного пламени, растерзанных тел. Взломанные грудные клетки, расколотые как яичные скорлупки черепа, высокохудожественно разбросанные внутренности. Все в желто-черной гамме, и на заднем плане туманные очертания демонов войны, что неустанно бьются насмерть в клубах дыма. Тяжеловесный Бегемот и крылатый Люцифер, осыпающие друг друга молниями.

Затем продать картину, заработать очень много денег…

Из полубредовых фантазий Матвея вырвал чей-то стон. Один из трестовых работников был еще жив. Судя по халату — биолог, похоже на острове занимались и какими-то лабораторными исследованиями. Несчастному ударной волной отслоило мышцы с обеих ног, он умирал и слепо перекатывался с боку на бок, шаря вокруг непослушными руками.

«Война»

Матвей вдруг отчетливо понял, что происходит вокруг. Не фантасмагория, не эксцесс агрессивного арбитража, а настоящая война, пусть и запертая в границах насыпного острова. Наверное, так и выглядели поля сражений тридцать лет назад, когда империализм схватился насмерть с коммунизмом, а из схватки родилось нечто третье, объединившее худшие черты отцов.

Война…

Матвей перешагнул через умирающего. Немного в стороне опять промчался крылатый дьявол, однако теперь «мичуринец» понимал, что это боевой вертолет. Неужели, как и собирались, хотят спасти его, провалившегося диверсанта? Клон почувствовал, как по щекам бегут слезы, и сам не мог бы ответить на вопрос — он рыдает от боли, страха, безнадежности или от понимания, что все-таки есть на свете какое-то солдатское благородство. Хотя черт его знает, чем в действительности руководствовались вертолетчики…

Что-то зацепилось за ногу, Матвей споткнулся и чуть не упал, горестно вспоминая каким сильным и ловким было его тело совсем недавно. Обернулся и увидел, что полумертвец крепко схватился за рваную штанину.

— По…мо… — пробулькал несчастный, фыркнул на полуслове, выплюнул фонтан почти черной крови, судорожно дернулся, захлебываясь.

— Чтоб тебя, — прохрипел Матвей, качнул головой, будто примериваясь — топать дальше или остаться. Сплюнул розовым и наклонился, думая, что в гробу видал все это, но сегодня кто-то пришел на помощь ему, значит надо как-то передать эстафету милосердия. «Мичуринец» не был суеверен, однако пару раз убеждался, что мироздание временами подкидывает странные испытания. Он с трудом перевернул раненого на бок, чтобы тот мог нормально выблевать кровь, но, похоже, спасать несчастного было поздно, лаборант агонизировал.

— Ну, извиняй, — пробормотал Матвей, прикидывая, сможет ли быстро сломать шею бедолаге, чтобы тот не мучился. Нет, вряд ли, не в нынешнем состоянии. «Мичуринец» оглянулся, нашарил кусок бетона и с трех попыток проломил висок лаборанту, тот последний раз взбрыкнул изувеченными ногами, затих.

Из дыма выбежал кто-то вопящий и страшный, явно один из нападавших, в черном комбинезоне с армирующими вставками и лентами пассивного экзоскелета вокруг ног. У черной фигуры полыхал рукав и тактический рюкзак за плечами, будто на человека плеснули бензина, однако в меру, не больше стакана. Матвей озадаченно проводил взглядом бегущего, который, не обращая внимания на «мичуринца» помчался дальше, спотыкаясь и подпрыгивая. Сразу вслед за первым, проследовал второй, целый и куда более сосредоточенный. Этот глянул на Матвея, мазнув слепым взглядом защитных очков и проигнорировал. «Мичуринец» только сейчас понял, что он безоружен, окровавлен и в своем брезентовом одеянии больше всего похож на рядового рабочего, а не врага. Хоть что-то хорошее… Пожалуй, здорово, что он потерял оружие, а то сейчас подстрелили бы просто так, для верности.

Матвей прошел еще немного, ориентируясь на площадку, которая показалась более-менее безопасной. С одной стороны замер вдребезги разбитый погрузчик, с другой будка управления непонятно чем, взрывная волна снесла ей три стены из четырех, открыв какую-то разбитую аппаратуру. Диверсант выполз на теплый металл с рифлением в «елочку» и потерял остатки сил. Кровотечение усиливалось, организм работал уже за пределами возможного. Матвей перевернулся на спину и, снова поймав философский приход, подумал, что есть в этом какая-то ирония: тот, кто убил стольких людей, настолько не хочет умирать сам…