Sindroma unicuma. Finalizi

Внешность была придирчиво изучена в зеркале, и кроме седых волос, ставших после покраски разве что чуть темнее, столкновение с миром мертвых не отразилось на мне никоим образом.

Плавало мутным пятном на поверхности, но еще не обозначилось полностью, что вчера мне чудом удалось избежать необратимых последствий из-за собственного легкомыслия и беспечности. Вернее, из-за того, что я не могла примириться с уходом Радика, как не хотела отпускать его.

Мэла обрадовал проснувшийся аппетит, и он решил накормить меня богатым содержимым холодильника. Между нами опять произошла беспричинная ссора, вернее, это я вспыхнула как прошлогодняя трава. И ведь понимала, что нужно прекратить детский бойкот и перестать вести себя безобразно, но не могла остановиться. Что-то мешало, замутнив рассудок, и толкало говорить ужасные вещи, а Мэл слушал и молчал.

К вечеру мне полегчало, и неспокойствие опять погнало на свободу, на улицу, требуя начать жизнь с нового листа. Куртке, засунутой в сумку, предстояло остаться на помойке в качестве отсчетного шага, символизирующего обновление. Но букет, подаренный Мэлом, я не посмела тронуть, разрешив розам и дальше засыхать на подоконнике.

Задора хватило до ангельского строя на аллее, где я присела передохнуть на постамент. Через минуту по соседству присел Мэл - с непокрытой головой, руки в карманах.

Здание института походило на гигантский ледокол, плывущий по снегу. Из желтых и белых квадратов окон тянуло казёнщиной и людским скопищем, от которого я бежала в эти дни как от огня, ища уединения.

– Ты забросил подготовку к сессии, - сказала ни с того ни с сего. Действительно, Мэл нянчился со мной как с малым дитём. Думал, что кинусь на шею и отблагодарю за заботу? Не дождется. Его не просили о помощи.

– И ты забросила, - напомнил парень.
– Не сиди. Замерзнешь.

– Скажи, есть ад и рай?
– подняла голову, разглядывая в вышине каменные ангельские фигуры с распростертыми крыльями и тусклые точки звезд на черном небе.

Мэл пожал плечами:

– Не знаю. Не задумывался.

– А что ты знаешь?
– начала заводиться.

Следовало остановиться, успокоиться и поговорить как взрослые люди, но у меня не получалось. В отсутствие прочих виноватых я снова спустила всех собак на Мэла, и от осознания этого факта распалилась еще больше.

– Вчера я встречался с твоим отцом, - сказал парень.
– Он позвонил и удивился, что ты не взяла трубку. Я объяснил, что теперь отвечаю за тебя, и мы договорились о встрече.

– Я сама за себя отвечаю!
– вспылила, не удосужившись вникнуть в суть слов Мэла, и вскочила.
– У меня есть ноги и руки! Не нужно кормить меня с ложечки и подносить горшок!

Ах, если бы он ответил на повышенных тонах! Я сгорала от желания всласть поругаться и устроить скандал.

Но парень не дал повода прицепиться.

– Конечно, ты самостоятельная девушка, - признал тоном, каким обычно уговаривают буйно помешанных, и оттого раздраконил меня еще сильнее.

– С чего ты взял?
– ухватилась за его слова, противореча своим же, ранее сказанным.

– Я - овца. Куда скажут, туда пойду. Мне никогда не доверяли принимать решения.

Обвиняющая тирада вот-вот разразилась бы, но её прервало появление запыхавшейся Аффы.

– Эва... Штусс приехал... Твой начальник в архиве.

Приехал! Дядя Радика вернулся!

Схватив сумку, я бросилась к крыльцу без оглядки, и, удаляясь, услышала, как девушка сказала Мэлу:

– Не препятствуй. Это её разговор.

__________________________________

ovumo *, овумо (перевод с новолат.) - яйцо

defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) - защитник

21. Полнолуние

Из-за перенесенной слабости свет гигаваттных ламп в подвальном коридоре обжигал сетчатку глаз, ставшую ранимой, и заставлял подслеповато щуриться.

Швабель Иоганнович действительно приехал. Он занял стул у перегородки, лицом к двери, и, положив ладони на колени, замер в позе человека, присевшего "на удачную дорожку" перед тем, как подняться и уйти.

Архив пустовал не только из-за отсутствия студентов, но и из-за оголившихся углов помещения при входе. У правой стены выстроился жалкий ряд разномастных горшков с заморенными растениями, похожими на омертвелые кустики мыльнянки, спасенные мной из оранжереи Ромашевичевского. Кстати, где мыльнянка? Куда подевалось флористическое великолепие? Лианы исчезли с потолка, роскошные кусты пропали, кактусы - и те понурились, сморщившись. Нечему цвести, зеленеть, благоухать.

Теперь в архиве стало просторнее, пустого пространства больше, отчего шаги отражались эхом от стен.

– Что случилось?
– поинтересовалась я, усевшись рядом с мужчиной и оглядываясь по сторонам. Без тропических джунглей помещение, выкрашенное привычной голубой краской, смотрелось неуютно и уныло.

– Не знаю, - растерянно пожал плечами Штусс.
– Такое разорение... Не пойму. Евстигнева Ромельевна взяла под личный контроль поливку и освещение в рабочее время. И раньше растения переживали выходные без ущерба. А тут... на третий день после отъезда начался повальный мор. Василисе Трофимовне досталась канитель с уборкой. Говорит, на глазах гнили и засыхали. Наверное, эпидемия.

Вскочив, я подошла к уцелевшим беднягам в горшках. Так и есть, выжили те растения, которые в естественных условиях были крайне непритязательны в уходе, но и они сейчас выглядели плачевно.

– Может, забыли и не поливали?
– выдвинула гипотезу.

– Как можно?
– возмутился наветом мужчина, и его усы встопорщились.
– Не сомневаюсь в порядочности Евстигневы Ромельевны. Она организовала достойный уход. Но вот как-то... неожиданно получилось...
– развел он руками.