Sindroma unicuma. Finalizi

Он не ответил на звонки, а доктор явно увиливал, заговаривая зубы якобы болезнью парня. Странному поведению нашлось единственное объяснение: с Мэлом приключилась такая же беда, как с Камышом, его другом и с той девчонкой. И вот почему.

После гибели Радика я отгородилась стеной от реалий жизни и каждый день посылала в пространство просьбу: "Пусть причастных поразит кара" в надежде, что справедливость восторжествует. Я возненавидела трех студентов, устроивших развлечение у лестницы. День за днем моя злоба извергалась гейзером в этот мир, и теперь выяснилось, что мысль обрела материальность.

Но помимо троицы я причислила к виновным всех, кого не лень - себя, Радика, каждого из тех, кто поддержал шутку, декана, проректрису, Альрика ... и Мэла.

Вот почему он не позвонил! Сила обвинений легла и на парня. Он попал в зеркало или сошел с ума, или у него отросли крылья, и теперь Мэл прячется от людей. А для отвода глаз родственники придумали легенду о болезни.

Вот в чем дело!
– подпрыгнула я на кровати, осененная догадкой, и приборчик заверещал. Появилась Эм и незамедлительно отправила меня в царство Морфея, поставив в своем журнале закорючку, коей отметила очередное по счету потрясение и всплеск эмоций.

Моя вина в том, что произошло с Мэлом, как и в том, что случилось с той троицей, - пришло в голову на пороге сна.

Следующим утром, после проверки номера Мэла, ответившего неизменными длинными гудками, я потребовала от Улия Агатовича встречу с деканом факультета нематериальной висорики.

– Хочу!
– сказала капризно и затаила дыхание в ожидании ответа. Вдруг со Стопятнадцатым тоже что-нибудь приключилось? Хотя, вырасти у декана крылья, рога или копыта, Сима сообщил бы первым делом.

Доктор замешкался.

– Хорошо, - согласился растерянно.
– А как же батюшка? Может, повидаетесь сперва с ним?

– Нет. С Генрихом Генриховичем Стопятнадцатым, - объявила свою волю.

Улий Агатович кивнул и вышел. Как угодно нашему высочеству.

Декан выглядел неизменно элегантно в черном костюме-тройке. Осмотревшись с любопытством по сторонам, он ухнул в свободное кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. Доктор и Эм устроились неподалеку, но я потребовала, чтобы они вышли.

Уходя, Улий Агатович сделал знак посетителю. Наверное, напомнил, что негативные эмоции мне противопоказаны. Медсестра проверила исправность пищащего приборчика и тоже удалилась.

Мы остались вдвоем. Стопятнадцатый приветливо улыбнулся, и лучики морщинок собрались в уголках глаз.

– Очень и очень рад видеть вас во здравии, Эва Карловна, - высказался сдержанно, но с большой теплотой в голосе.

– И я рада. То есть рада встрече с вами, - поправилась. Ну, и рада, что жива и относительно здорова.

– Что с Мэлом?
– выпалила в лоб.

– С Егором?
– переспросил удивленно мужчина.
– С ним всё в порядке. Правда, подхватил простудную инфекцию и лежит в изолированном боксе, лечится.

Верить или нет?
– закусила губу. Возможно, я заразила Мэла в день последнего экзамена и фуршета.

– Ничего серьезного? Инфекция не опасна?

– Конечно, не опасна, - заверил Стопятнадцатый.
– Егор идет на поправку.

Как долго болеет Мэл?
– взялась я подсчитывать дни, но спуталась и отбросила трудное занятие. Потом сосчитаю.

– Разве можно болеть столько времени? Сейчас есть препараты, которые излечивают за пару дней.

– Пара дней или не пара - судить не нам, - ответил мягко декан.

– Вы обманываете!
– Я вдруг всхлипнула.
– Он сидит в зеркале! Или сошел с ума! Или еще что-нибудь случилось!

Приборчик заверещал благим писком, вызвав Эм со шприцем и доктора.

– Не хочу!
– отбивалась я.
– Мне нужно знать! Не прощу вас!

Подразумевалось, что не будет медперсоналу прощения, если меня отправят в принудительно-успокоительный сон. Наконец, общими усилиями и после долгих уговоров я выпила сироп, понижающий нервную возбудимость, и Улий Агатович с медсестрой покинули стационар. Перед уходом доктор опять показал Стопятнадцатому знак, мол, не расстраивай девочку, иначе выгоню навечно.

– Генрих Генрихович, я знаю, что пострадали трое студентов.

– Вот как?
– удивился мужчина.
– Мне казалось, вас изолировали от потрясений этого мира.

Если не опроверг, значит, Сима и Аффа не приукрасили действительность.

– У меня свои источники, - заявила с гордостью, чем вызвала улыбку на лице собеседника.
– И я виновата в том, что с ними произошло.

– Каким образом?
– изумился Стопятнадцатый.

– Я желала им зла. Когда погиб Радик, я без конца думала о возмездии. О справедливости. Если бы не эта троица, представление не состоялось бы, и Радик остался жив! Получается, они пострадали из-за меня.

– Успокойтесь, милочка. Прежде всего, поясните, каким образом, находясь в коме, вы навлекли на студентов всю силу вашего гнева?
– поинтересовался декан ласковым тоном.

– Я ничего не помню. Черный провал. Мое сознание могло вылететь из тела и совершить... ну... это...