Sindroma unicuma. Finalizi

Навстречу приближался Егор, но он не видел меня. Парень прошел мимо, оглядываясь по сторонам.

– Где ты? Dictimi in mai*, - повторял без конца.
– Dictimi in mai*.

Он остановился и вытянул наугад руку. Подобравшись на цыпочках, я нерешительно прикоснулась к его ладони, и меня потянуло, засасывая в воронку.

Борись! Дыши! Проснись! Вспомни! Живи!
– хлестали бичом приказы.

В груди нарастала острая боль. Она наматывалась в клубок, который распирал ребра и сдавливал легкие.

– Вернись ко мне, - твердил голос.
– Вернись!

Боль расползалась, угрожая лопнуть перезревшим гнойником.

Сконцентрироваться. Собраться. Вернуться.

Клубок рос. Он раздувался и разрастался, пульсируя, точно живой, и, напрягшись, вдруг... вытолкнулся, выстрелив. Чужое исторглось без остатка, и в теле воцарилась непривычная легкость.

Я открывала рот как рыба, выброшенная на берег. Хрипы, кашель - меня выворачивало наизнанку.

Замелькали тени, послышались звуки, открылись глаза...

________________________________________________________

сertamа*, цертама (пер. с новолат.) - состязание, соревнование, как правило, нелегальное

defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) - защитник

Ашшавара аба - поцелуй смерти

Dictimi in mai, диктими ин май (перевод с новолат.) - вернись ко мне

Viva*, вива (перевод с новолат.) - живи

Аrredi*, арреди (перевод с новолат.) - борись

Spirari*, спирари (перевод с новолат.) - дыши

Memori*, мемори (перевод с новолат.) - вспомни

Experizi*, эксперизи (перевод с новолат.) - проснись

23. Жизнь разнообразна и удивительна

Жила-была кукла. У нее сгибались руки, ноги и умели закрываться глаза.

С куклой играли. Ее кормили, расчесывали, умывали, ворочали и переодевали, укладывали спать, пели песни или разговаривали. Последнее не суть важно - главное, ласковые интонации, с которыми обращались к кукле.

В основном, играли двое, но приходил и третий. И играли они в больницу, - однажды поняла кукла. Непонятно, почему всплыло слово "больница", но оно означало провода с присосками, которые помногу раз на дню прикрепляли то к голове, то к рукам и ногам, то в область сердца. Кукле ставили уколы, делали компрессы, обтирали, мяли, смазывали, поили, светили в глаза и щелкали пальцами перед лицом.

В какой-то момент кукла распознала, что вливаемое в рот оказалось кислым, а когда в очередной раз решили воткнуть иголку в руку, она отдернула её, сопротивляясь. Точнее, "отдернула" - громко сказано. Так, судорожное движение, к которому присоединилось недовольное мычание. Кукла поняла, что звук издала она, а вокруг засуетились, забегали и снова начали опутывать проводами с присосками, хотя делали это недавно. Затем возле куклы собралась целая толпа, но с ней не играли, а долго и оживленно разговаривали между собой, и все были одеты в одинаковое и белое.

Кукле показалось, что из-за тесноты нечем дышать, и она замотала головой, выражая протест. Размахивающую руками возбужденную толпу вымело, а возле куклы остался тот, третий, ставший знакомым, и он улыбался - широко и открыто.

После этого случая кукле удавалось отдохнуть, лишь когда смеживались веки, потому что в оставшееся время с ней стали играть в больницу беспрерывно.

Однажды кукла посмотрела вверх и увидела потолок, а вокруг стены, окна и дверь. Выяснилось, что куклу поселили в игрушечном домике и устраивали для нее день и ночь, зажигая за окном фонарик.

Когда кукла в очередной раз открыла глаза, она вдруг поняла, что проснулась. Кукла догадалась, что ее существование состоит из яви и отключающегося периодически сознания, пропадающего в небытие, однако неизменно возвращающегося в тот же кукольный домик.

Кукла начала различать тех, кто играл с ней. Двое приходили часто и поочередно, а третий - пореже. Иногда третий приходил еще с кем-то, и они переговаривались в стороне, а потом исчезали за дверью.

Однажды в кукольный домик затащили большой черный лист и водрузили перед куклой. Теперь время от времени куклу устраивали с удобством, чтобы она смотрела картинки, появляющиеся на листе. Еще куклу заставляли слушать звуки. Некоторые её усыпляли, а другие, наоборот, вызывали желание вскочить и запрыгать.

Куклу наряжали. На руки и щиколотки надевали браслеты, на шею вешали красивые бусы и кулоны, которые потом заменяли новыми.

Однажды вместо зеленых и голубых картинок на черном листе показывали лица. Они чередовались, их было много, и вскоре кукла начала уставать от мелких деталей. Что-то ей казалось знакомым, и она хмурила впустую лоб, силясь вспомнить, а что-то проскальзывало незамеченным мимо внимания, пока вдруг на листе не появилось изображение: усыпанная желтым дорожка, по которой шел человек.

Кукла замерла и впилась глазами в картинку, а потом вдруг задергалась, порываясь встать. Писк приборов участился, равномерные неровности на ползущей ленте превратились в высокие хребты и глубокие впадины.

Прибежал один из тех, кто играл с куклой.

– Тише, тише, - прижимал её к кровати.
– Успокойся.

А кукла тянула руку к картинке на черном листе и промычала:

– М-м-м... Мэ-э-эл...

Появился и тот, третий.

– Кто такой Мэл? Вспоминайте!
– потребовал, очутившись возле куклы.