Sindroma unicuma. Finalizi

– О!
– перекосило меня при воспоминании о боли, испытанной в день перед приемом.

– Не "о", а стисни зубы и делай, если не хочешь рыдать на моем плече, когда тебя бросит Мелёшин. Труд сделал из обезьяны человека. А непрестанный труд над внешностью еще тяжелее, чем превращение в хомо сапиенса.

Ну да, содержать идеальную внешность гораздо тяжелее, чем ворочать мешки.

Мэл ждал на ступеньках перед общежитием и разговаривал по телефону. Увидев нас, он положил аппарат в карман куртки и коротко кивнул Виве, а затем его взгляд переместился на меня, и бровь приподнялась.

А что? Я хочу и могу быть красивой, и мне польстило, что Мэл заметил. А за изменения в облике спасибо Виве. В этот миг стилистка находилась в шаге от благодарного троекратного расцеловывания в обе щеки за умение подчеркнуть индивидуальность несколькими штрихами.

Мы с Мэлом направились к калитке, причем с правой стороны на локте парня повисла я, а с левой - моя сумка и шубка. Вива шла позади. Неожиданно мне пришло в голову, что неучтиво и некультурно игнорировать компанию девицы. Вдруг ей неприятно? Поэтому, когда мы дошли до стоянки, я решила компенсировать невежливость и села со стилисткой на заднее сиденье машины. Мэл удивился, но ничего не сказал.

Дорога до переулка Первых Аистов прошла в молчании, за исключением нескольких незначащих фраз, которыми мы обменялись с Вивой. Зато Мэл опять создал предаварийную обстановку, выставив зеркало заднего вида, и мы перебрасывались взглядами, от которых перехватывало в груди из-за недостатка кислорода. Чтобы не задохнуться раньше времени, я переводила взор в окно, но через пару секунд опять приклеивалась к карим глазам в отражении.

Бетон, асфальт, пластик, стекло... Город, так и не дошедший до зимы.

Мелёшин-старший поставил своеобразный памятник старшему сыну. В столице живут миллионы людей, но мало кому известна истинная подоплека принудительного растаивания помимо комфорта, эстетичности и безопасности на дорогах.

Мэл - часть большой семьи, - сменилась мысль, перескочив в другом направлении. У него есть сестры, племянницы, кузены, кузины, тетки, дядья, не считая прочей, близкой и дальней родни. В сравнении с многочисленными родственниками семейства Мелёшиных я почувствовала себя горошиной, выпавшей из стручка и затерявшейся в суровом и недружелюбном мире.

Переулок Первых Аистов встретил привычной мурашиной суетой. Мэл припарковал "Эклипс" у магазинчика, на который указала стилистка, и остался в машине, в то время как я и Вива отправились за покупками. Едва мы зашли внутрь, девица заявила:

– Беспросветная балда. Кажется, знаю, за что будешь доплачивать.

– За что?

– За советы. И вот тебе первый и бесценный совет на будущее. Никогда не садись на заднее сиденье в машине своего парня, даже с хорошими подругами. Только возле водителя, поняла? Твои манеры и благородство не оценят ни он, ни подружки, а какая-нибудь проворная коза обскачет в два счета и устроится рядом с ним, а ты попадешь в двусмысленную ситуацию. Ясно?

– Ясно. Ничего, что будешь сидеть сзади?

– Да плевать, каково мне! Не переживай за других - думай о себе. Еще не позволяй Мелёшину подвозить одиноких девчонок. Если поедете куда-нибудь с компанией, то только парами. Но если Мелёшин согласится подвезти знакомых из числа парней - это допустимо. Главное - никаких мамзелей в свободном поиске в одном салоне с тобой.

– Никаких мамзелей...
– повторила за Вивой.
– А ты? Получается, ты попадаешь в эту категорию.

– Я не в поиске и к тому же не во вкусе Мелёшина. Еще две сотни с тебя. Замучилась учить бестолковую.

– А какие девчонки в его вкусе?
– не отлипала я от стилистки и вынула из сумки банкноты.

– Если скажу, то обидишься. Наша задача - сделать из тебя Личность с большой буквы.

Выяснилось, что у меня и Вивы разное понимание того, каким должен быть человек разумный. Мне казалось, это доброе, совестливое существо с широкой душой и открытым сердцем, а в представлении стилистки это был матерый хищник, ищущий выгоду в любой мелочи и любящий только себя.

В косметическом магазинчике мы набрали немыслимое количество мелочевки: туши, помады, карандаши, подводки, пудры, крема, тени, румяна, лаки, ватные палочки и диски, какие-то щипчики, ножнички, щеточки, пилочки, расчески разных мастей плюс уйму прочих штучек, название и назначение которых я не запомнила. И покупкам, уместившимся в трех внушительных пакетах, надлежало украшать меня с макушки до пяток.

Кошмар! Если буду ежедневно ухаживать за руками, ногами, телом и головой, то на наведение красоты придется тратить как минимум два часа, - это притом, что я научусь превращаться из серой крыски в яркую и заметную девушку. А если не научусь, то только и буду делать, что ухаживать с утра до вечера за своей внешностью.

За будущую идеальность пришлось выложить более восьмисот висоров, и я вышла на улицу, пошатываясь и с легким головокружением. В глазах стояли цветовые палитры, колеры, оттенки, шкалы стойкости и приспособления, каждое из которых предназначалось для смертельной, опрокидывающей навзничь красоты.

– Давай кое-куда зайдем, - потянула меня Вива, и мы продефилировали мимо удивленного Мэла, уставшего ждать в машине и вылезшего подышать загазованным столичным воздухом. Я отдала парню пакеты с покупками, и стилистка, протащив меня метров десять, завела в магазинчик дамского белья.

Откровенные комплекты на манекенах вызвали смущение.

– Зачем?
– спросила шепотом у Вивы, чтобы продавщица не услышала.

– Затем. Чтобы Мелёшин каждый день смотрел на тебя так же, как сегодня в машине.

– А как он смотрел?

Девица возвела глаза к потолку.

– Ведь должна же быть у тебя женская интуиция. Спит она, что ли? Мужикам нужно это.
– Вива потрясла плечиками с кружевной грацией.
– И вот это, - показала на прозрачный черный пеньюар, - и вот это, - ткнула пальцем в вызывающий корсаж с бантиками.
– Ясно?

– Ясно.

– И прекращай краснеть. Ты - женщина. Мелёшин должен, глядя на тебя, слюни пускать и бабло отваливать, не считая, - заключила стилистка.
– Смотрю и поражаюсь. Хватки в тебе - ноль, а как заарканила такого жеребца - не пойму.