Сияющие создания
Шрифт:
Он покивал головой, словно издевался, и продолжил:
– Ты прав, всё так и есть. Всё, о чем ты сейчас думаешь и пытаешься мне высказать. Я не хотел втягивать тебя в это, но мне не обойтись без твоей помощи, Хью. А теперь, когда у тебя есть собственный резон вступить в игру, вероятность успешного исхода значительно увеличивается. Кстати, у парня изумительно приятная наощупь кожа.
– Я будто наяву увидел, как Гэб опустил руку на обнажённую грудь омеги, и его пальцы скользнули вниз, вызывая во мне очередной приступ бешенства.
– Омега в беде, Хью. Твой омега. Неужели ты допустишь, чтобы эту милую мордашку разобрали на молекулы и упаковали по пробиркам? Гормональная кома - дело поправимое в восьмидесяти процентов случаев. Всё в твоих силах, братишка. Полагаю, что в 'Исцеление' ты прибыл примерно час назад. Надеюсь, милый Ричи тебя не сильно утомил. Славный парень,
Он хотел было отключиться, как вдруг добавил:
– Кстати, про синдром Стивена-Джонсона... знаешь, почему все эти случаи попадают в категорию мнимой совместимости? Процесс взаимодействия двух объектов, обусловленный их взаимным изменением, переходит в перманентное состояние только при условии замкнутости цикла. Другими словами, Джонсон должен был трахнуть Стивена, тогда он получил бы свою 'истинную' пару на-все-гда. Я бы для верности ещё предположил, что было бы просто великолепно, если бы трах закончился качественной сцепкой и меткой, чтобы уж наверняка. Но, увы. Снежная буря, сломанная нога и разрежённый воздух. Мотай на ус, братишка. Это всё, что я хотел сказать тебе... хотя, нет... есть ещё кое-что... знаешь, лилия Вуду, она снова цветёт, такое странное совпадение, не находишь? Может, хоть в этот раз ты не прошляпишь собственное счастье. Наступить на одни и те же грабли - это перебор даже для тебя, Хью. Или сейчас ты тоже отдашь его? Парни из Reditum будут тебе весьма признательны.
С этими словами он снова мне подмигнул и отключился, а видеокристалл в моём браслете зашипел и испарился.
Хотелось убить Гэба. Зачем ему было втягивать меня во всё это? Неужели он думал, что наплевав на все моральные принципы и привязав меня к кому-то насильно, сможет решить нашу с ним проблему? Что я забуду Дэйви и стану довольствоваться этим суррогатом, который он мне так подло подсунул?
Я подошёл к капсуле. Во мне всё ещё клокотал гнев. Этот парень меньше всех был виноват в сложившейся ситуации. Мне не хотелось злиться на него, но я злился. Всё было так сложно. Нечестно. Нас обоих поймали в ловушку. Дурманящий аромат давно улетучился в вытяжке вентиляции, но навечно сохранился в моей памяти. Пальцы помнили тёплый бархат его кожи и как это было правильно - держать его запястье в своей руке, прикасаться к нему.
Мне было невыносимо смотреть на него, лежащего под герметичным колпаком, и разрываться между желаниями открыть крышку медкапсулы и сбежать отсюда немедленно.
– Амрит, - произнёс я, но имя показалось мне таким чужим, что желания повторить его не возникло.
Этого парня искали, за ним охотились - бесценный опытный образец, собственность корпорации Reditum и совершенно посторонний мне человек. Наверное, он был даже красив, по-своему, но совсем не в моём вкусе. Слишком сухой и угловатый, даже в лице ни единого намёка на мягкость - резко очерченные скулы и подбородок, жёсткая насмешливая линия губ. Сбритые волосы и брови, порезы на голове, татуировки с черепами на руках, и суровая морщинка меж бровей дополняли картину. Габриэль был прав, сколько можно любить чужого парня и сколько можно его сравнивать со всеми. Было бы мне проще, если бы он был похож на Дэйви? Вряд ли. Наверное, тогда бы я взбесился даже больше, чем сейчас. Мне хотелось со всей дури шарахнуть по крышке капсулы, мне хотелось, чтобы этот... этот Зак Эванс открыл глаза, и я мог сказать ему, что он совсем не тот, кого я мог бы любить, выбирая сердцем.
Гэб всегда мыслил какими-то неведомыми мне категориями, и ему было плевать по чьим головам он идёт к видимой лишь ему одному цели. Так что, злиться можно было сколько угодно на Гэба или на себя, но злиться на бедного парня, запертого в стеклянном гробу, судьбой и жизнью которого кто-то беспардонно распоряжался, было низко и очень глупо.
– Зак... возможно, кто-то уже любит тебя, и кого-то уже любишь ты. Мне бы хотелось взглянуть на тебя, отбросив в сторону собственные чувства и эмоции, но на данный момент их слишком много. И пока я с этим не
разберусь, вряд ли стоит связывать себя с кем-то ещё. Прости, Зак. Я не могу помочь тебе.Сейчас мне было необходимо найти Габриэля и поговорить с ним.
***
Два самых счастливых года своей жизни я провёл именно здесь, в Де-Мойне, в небольшой уютной квартире Дэйви. Однажды он обмолвился, что когда-нибудь выкупит её, потому что это именно то место, куда ему всегда хочется возвращаться. Действительно, куда бы мы с ним ни отправлялись - к тёплому океану или холодным фьордам - по приезде он неизменно повторял: 'Наконец-то, Хью, я снова дома, как же мне хорошо'. Я из-за этого досадовал, и как-то раз спросил: 'Почему? Ты ведь мечтал съездить во Вьетнам, разве тебе было там плохо?', - а он рассмеялся и замотал головой: 'Мне там было замечательно, ты же знаешь, с тобой я в любом месте счастлив, но здесь я отдыхаю душой, здесь я дома. У человека обязательно должно быть место, где ему спокойно'. Я бы мог купить ему квартиру в любом месте, где бы он только пожелал, но он хотел именно эту. А я хотел, чтобы он был счастлив, поэтому на следующий же день выкупил её для него. У нас не было традиций с годовщинами и памятными датами. Мы устраивали себе праздники по наитию, то же самое касалось и подарков. Дэйви был мастером на сюрпризы, но всё равно, лучше всего у него получалось их принимать. Его радость и удивление всегда были искренними, как у ребёнка, всё равно, сколько стоил подарок или сколько усилий было приложено для его осуществления, и мне нравилась эта его черта. Мне всё в нём нравилось.
Я знал, что хочу прожить с ним до конца жизни, и ждал целых два года прежде чем сделать ему предложение, только потому, что понимал - Дэйви нужно дать время разобраться в собственных чувствах.
Я хотел его сердце не на время, а навсегда.
Он не колебался ни секунды, я получил своё заветное 'да' и в довесок целое море плещущего через край ужаса в его незрячих глазах. Объяснение было странным: 'Ты - хорош, Хью, - его губы дрогнули в грустной усмешке, - а я так просто... нереально хорош. Слишком идеально, чтобы быть правдой. И мне страшно, что всё закончится как-нибудь неожиданно. Когда я совсем не буду к этому готов'.
Я не отнёсся к его словам серьёзно, они слишком льстили моему самолюбию. Тогда я просто наслаждался счастьем, близостью Дэйви, его любовью. В моей голове теснились только приятные мысли, мне не терпелось представить его как свою пару, официально сделать его частью своей семьи. Я хотел, наконец-то, показать ему город, в котором родился. Базель, самый красивый город на земле - необычный, красочный, сохранивший магическую атмосферу прошлого, несмотря на все метаморфозы, связанные с прогрессом. Я спал и видел, как мы будем неспешно гулять по набережной Рейна, есть горячие каштаны и пить ароматный кофе. Смешно подумать, самой большой проблемой на тот момент для меня был выбор: Фиджи или Бора-Бора для медового месяца.
Уже после того, как мои мечты и моя жизнь рассыпались, словно песчаный замок, я оказался в Базеле вновь только потому, что узнал о смерти родителей.
И вот теперь мне снова предстояло вернуться туда. Предстояло путешествие в ад. Я должен был посыпать свои раны солью, увидеть Гэба и Дэйви вместе. Понять, наконец, что тот ночной разговор с Дэйви два года назад был всего лишь капризом, навеянным сентиментальностью, свойственной его тонкой и чувствительной натуре. В этом весь Дэйви - бить туда, где больно, совершенно не осознавая собственной жестокости.
Тогда, проснувшись от ночного звонка, я меньше всего ожидал услышать его голос. Он обрушился на меня, как шквальный ветер, оторвал от земли и закружил в вихре противоречивых эмоций. Болезненное счастье слышать своё имя в устах того, кого никак не можешь забыть.
– Дэйви, - мои руки дрожали, и мне хотелось отключить звук, чтобы не поддаться искушению и сказать то, на что я больше не имел права. Мне не нужно было стоять рядом, чтобы видеть то, что с ним происходит. Как он сидит на полу, зажимая ладонью рот и беззвучно плачет.
– Что случилось?
– Если я завтра вернусь в Де-Мойн, в нашу квартиру... ты... приедешь?
– Дежавю. Когда-то он уже задавал мне этот вопрос, и я оставил его без ответа. Смогу ли я снова вынести последующую за этим бесконечность дней, наполненных только невыносимой тоской по нему?
– Пожалуйста, не молчи. Не могу так больше. Скажи, что ты приедешь.
– Я... приеду.
– Я падал в сияющую пропасть, где эхом звенел его голос 'приедешь?', и мне казалось, что стоит только пошевелиться и иллюзия исчезнет.