Сияющие создания
Шрифт:
– Зачем ты мне позвонил тогда ночью и сказал, что уйдёшь от Гэба?
– Я хотел уйти, правда. Хотел, но не смог, - он снова ухватил меня за руку и потёрся щекой о мою ладонь.
– Я принадлежу ему... пусть и не выбирал его сердцем. Но тогда я попытался - купил билеты и позвонил тебе. Помню, как сел в авиетку, чтобы поехать в аэропорт, а потом снова проснулся здесь. Теперь он не позволяет мне выходить из дома. Я даже позвонить никому не могу. Я так рад, что ты приехал, Хью.
– В смысле, не позволяет?
Дэйви указал пальцем на тонкий ошейник на своей
– Он блокирует все мои попытки выйти на любые внешние сети. Я здесь заперт.
– Что здесь вообще происходит?
– я бы обнял его, если бы только мог, но пустота в моих руках усугубляла ощущение абсурда и нелепости всего происходящего.
– Что случилось с тобой и Гэбом?
– Что ты имеешь в виду?
– его брови удивлённо вспорхнули вверх.
– Почему Гэб ходит в костюме четырёхрукого робота, а ты... где ты сейчас на самом деле, Дэйви? Скажи мне, и тогда я смогу помочь тебе.
– О чём ты? Я не понимаю. Ты сейчас очень странно ведёшь себя, Хью.
Он поёжился, и я понял, что он не лжёт.
– Ты ведь вчера был с нами и слышал, что мы говорили о клинике 'Исцеление'. Ты что-нибудь об этом заешь?
– Да, - он виновато покачал головой и продолжил: - В этой клинике был тот, с кем ты можешь быть счастлив. Прости, мне нелегко думать о нём без неприязни. Это ревность, и это плохо. Но Габриэль сказал, что он - твоя абсолютная пара. И мне жаль, что он сейчас в коме. Наверное, если бы можно было с ним познакомиться, я бы так не нервничал. Надеюсь, он замечательный. Я правда хочу, чтобы ты был счастлив, Хью.
– Почему ты сказал, что он там был?
– у меня неприятно засосало под ложечкой.
– Ну, потому что сейчас он здесь. Разве ты не чувствуешь его?
– на лице Дэйви читалось удивление.
– Пока ты спал, Гэб переправил его сюда.
– Что?!
– Прости, я думал, ты знаешь. Он открыл капсулу и сказал, что хочет сделать тебе сюрприз.
– Где он?!
– Внизу. В лаборатории.
Ну, конечно. Запах. Мне не мерещилось.
Я бросился вон из комнаты, кубарем скатился вниз по лестнице и оказался у пуленепробиваемых дверей в лабораторию Габриэля. Они были открыты.
– Я тебя уже заждался, братишка, - Гэб стоял над капсулой, изучая датчики.
– Вот скажи, тебе совсем не жалко парня? Ты хоть в душе подрочил, а он и этого не может, бедняга. Что с ним сейчас творится - похоть, вероятно, дичайшая. Ещё немного и, боюсь, он перегорит. Все жизненные показатели на пределе. Перед тобой надежда всего человечества, на блюдечке буквально, а ты нос воротишь.
– Заткнись, Гэб, и закрой эту чёртову капсулу, - прошептал я.
– Иначе... иначе...
– Ладно, как скажешь, - он запустил усиленный режим очистки воздуха и закрыл капсулу.
– Обычно люди на гормональном пике трахаются, а не треплются. Но ведь у тебя ко мне столько вопросов, и они все такие важные, что ну прямо никак не подождут. Я прав?
– Заткнись, Гэб, просто заткнись!
– чтобы не упасть, я опёрся о крышку капсулы. Мне не верилось, что он
– Почему на меня-то это так действует?
– Хреново тебе сейчас, да? Но на ногах всё же держишься, это отлично, - он довольно потёр руки, - значит, с дозой я всё правильно рассчитал. Максимальный выброс гормонов, братишка, тут уже не до прелюдий. Как думаешь, он красивый? Дэйви вот красивый, но по-другому - он холёный, аристократичный. А этот весь какой-то дикий, жилистый, как абориген из джунглей.
– Как ты можешь быть такой бездушной сволочью, Гэб?
– Обижаешь, - он покачал головой и даже всплеснул всеми своими четырьмя руками.
– Я, между прочим, всё это ради тебя делаю.
– Ага, - зло процедил я.
– Ну, ладно, ты меня раскусил. Ради тебя плюс немного мести. Заметь, месть не в приоритете.
– Что ты сделал с Дэйви, чёрт возьми?! Вообще, что за странная херня вокруг происходит?
– Наконец-то!
– Гэб, точно шоумен, щёлкнул пальцами и, указывая на меня, заорал: - Вопросы - это хорошо! Вопросы - это шаг от агрессии к конструктивному диалогу. И тут у меня есть, что предложить тебе, братишка. Во-первых, это, конечно же - барабанная дробь - о-о-о-тветы! А в случае нашего плодотворного сотрудничества... так, дайте-ка подумать, чего же хочет мой маленький Хью больше всего на свете? Может быть, вот этого?
Он присел на воображаемый стул и начал весьма похоже изображать Дэйви за игрой на виолончели, при этом напевая 'Une vie d'amour(17)' из старинного мюзикла.
Это была та самая мелодия, которую Дэйви играл в подземке Де-Мойна. Именно она подарила мне два счастливых года, которые я до сих пор не мог оставить в прошлом.
– Остановись, Габриэль, - я повернул голову и увидел Дэйви. Он выглядел очень бледным, даже несмотря на свою прозрачность.
– Ты ведёшь себя как циничное чудовище.
– Упс... как неловко вышло, - Гэб отбросил прочь воображаемую виолончель и смычок, подошёл к Дэйви и, ухватив его за талию, закружил, продолжая напевать: - Вечная любовь, жить, чтобы любить, до слепоты и до последних дней, один лишь ты, жить любя, одного тебя...
Их танец был похож на маленький смерч, поднявший с земли призрачные невесомые листья.
– Зачем ты так с нами, Габриэль?
– Дэйви обнимал его за шею, доверчиво прижимаясь и позволяя кружить своё бесплотное тело вокруг меня, полностью опустошённого и подавленного. Даже капсула с 'надеждой всего человечества' в этом танце на моих костях смотрелась довольно символично - словно хрустальный гроб с принцем, которого я никогда не поцелую.
– Почему Хью называет меня голограммой? Габриэль, умоляю, скажи мне, что происходит?
– Просто наш Хью очень расстроен, сам не понимает, что несёт, - одной парой рук Гэб продолжал обнимать его, а другой притянул к себе его лицо и поцеловал, так, словно Дэйви был реален.
– Обещаю, любовь моя, он так больше не будет. Скоро всё закончится. Ты ведь хочешь, чтобы Хью был счастлив?
– Хочу, - Дэйви покорно кивнул.
– Потерпишь один день, милый? Двум глупым альфам нужно расставить точки над 'i'.
– Не хочу оставлять вас одних.