Скальпель для шейха

Та кивнула.

— Мэри, дай команду готовить операционную. У него плохой приток крови, скорее всего, протоки разошлись. Где Мэдокс Мэдс?

— Никто не знает. У него выключен телефон. Велел не оперировать и ничего не делать с пациентом без него. Убьёт.

— Я сказала, готовьте операционную! — закричала я, меняя командные вибрации таким образом, что ослушаться было невозможно, готовая кого-нибудь сама убить в этот момент. — Живо!

Все вокруг пришло в бурное движение, какое бывает, когда возникает нечто непредвиденное.

— Козлина, — шипела я, направляясь в раздевалку для переодевания.

Меня всё время грызла и лязгала зубами мысль: я что, облажалась? Мог Мэдокс этого избежать? Он бы справился? Или кто-то другой... «Заткнись», — велела я сама себе, одеваясь и чувствуя, как рука резко дёргает свою же одежду, и будь та ветхой, разорвалась бы на куски. Сердце в бешеном галопе стучало бубном, а меня распирало от злости. Всё, что хотелось, — устранить осложнения. Найти и устранить.

Я вскрыла Руфуса, и мы вычистили из него литр каловых масс, но сама печень выглядела хорошо. Почки тоже. Все кровеносные сосуды и желчный проток функционировали, как положено. Сердце и лёгкие приживались невероятно отлично. Провели тщательный осмотр, нашли отверстие в кишечнике. Бессмысленно вопрошать вселенную, появилось оно там само или кто помог. Одно было ясно: это не моя вина.

Я провела операцию и вернулась к своему столу только к обеду, где заполнила положенные бумаги. На столе стоял букет с розами. Симпатичная композиция в кремовых тонах. Он вызвал на осунувшемся лице улыбку.

«Поздравляю. Хорошая работа. М. Брицкриг».

Я подняла глаза и снова посмотрела на цветы. Приятный знак, хоть и не от мужа. Значит, Марс уже знает, и это неплохо. Но ещё лучше, что он помнит обо мне и думает. Даже если мы не видимся и он сам держит слово и не попадается на пути, он помнит обо мне. Утро я провела в больнице. Мэдокс так и не появился.

В обед вышла прогуляться, разглядывая прохожих, витрины, машины. А когда вернулась, на регистратуре меня окликнула администратор и протянула новый пропуск, забирая старый под роспись, улыбаясь при этом ярче рождественской звезды.

— Поздравляю, — произнесла она настолько искренне, насколько разглядывала меня с любопытством.

— С чем?

С удивлением прочла рядом со своей фотографией должность «Главный хирург кардиологического отделения». Мне же оставалось работать неделю. Не понимая, что к чему, я поднялась на этаж отделения и вошла внутрь.

Не успела пройти и пятнадцати шагов, принимая поздравления коллег, как меня сбил с ног Мэдокс. Мощные ладони схватили меня за плечи и протащили до ближайшей пустой палаты, захлопнув за нами дверь.

— Что вы делаете? — хотелось как минимум хорошенько треснуть его по голове.

Тот, словно паук, в лапах которого оказалась долгожданная добыча, сузив глаза со злорадной улыбкой, больше походившей на оскал, прошипел, откровенно раздражая:

— Поздравляю, дорогуша. Ты у нас новая звезда.

— Это шутка такая?

— Н-е-ет, что ты. Такое говорить себе дороже. Какие шутки? Сначала ты становишься без моего согласия моим ассистентом, потом оперируешь ключевых пациентов. А затем раз! — он вкинул руки вверх, показывая дугу, уходящую в небо. — Ты главный хирург моего отделения! Моего! Какие шутки?

— Это явная ошибка. Мой пропуск в отделение трансплантологии не работает. Мне дали этот. Это ваша зловредная шутка?

Я и сама уже злилась, считая, что подобные выходки не могут проходить безнаказанно.

— Может, реверанс сделать и за кофе сбегать?

— Не тратьте время. Хотите бегать — бегайте.

Я попыталась пройти мимо него, но тот, хоть был высокого роста, рассвирепел ещё больше и грубо толкнул меня на кровать.

— Не дам. Ты, шлюха сибирская, подстилка грёбаная. Это моё отделение, поняла?!

— Вы рехнулись?

Я никак не могла поверить, что у него съехала крыша, и он перешёл на личные оскорбления. И тут дошло: он запретил вход в отделение трансплантологии сам, лично. Я с силой поднялась с кровати, оказавшись почти вплотную к распаленному от бешенства мужчине.

— Вы меня не пускали в отделение?

— Я.

— Теперь у меня там пациент.

— Нет у тебя ни одного пациента.

— Я всё ещё веду Руфуса Корна.

Он засмеялся так, словно сказанное — самая необоснованная вещь на свете. Бред! Я растерянно захлопала глазами, уставилась на него, слыша исступлённый стук собственного сердца в висках. Может, он сошёл с ума? Пациенты после пересадки восстанавливаются очень долго, иногда процесс занимает до года. Я только сегодня утром его чистила в операционной.

— Он уже мёртв.

— Что?

— Скажи спасибо Галибу!

Это физически невозможно. Лицо Мэдокса исказила озлобленная презрительная гримаса.

— Этого не может быть.

— Да что ты?! Ты ничего не знаешь ни о них, ни о больнице, — заорал он в своей привычной манере, брызгая слюнями и заставляя меня уклоняться. — Ты набитая, наивная русская идиотка!

Зачем он врёт? Что за детский лепет? Я знаю всё о своих пациентах и сейчас имею дело с впавшим по непонятным причинам в ярость коллегой. И срочно необходимо что-то такое сказать, что привело бы его в чувства, хотя бы временно.

— Я буду писать жалобу, прекратите орать!

— С какой радостью он вырежет у тебя органы, сука. Один за другим.

Он обслюнявил указательный палец и провёл им по моему лицу, вызывая шок и буйное возмущение. Я со всего маху залепила ответную пощёчину, тяжело и обозлённо дыша.

— Как только ты начнёшь сосать, всё поменяется, и тогда я буду радоваться.

Он, похоже, совсем слетел с катушек, решила я. Не давая пройти, он схватил меня за запястья, выкручивая, причиняя боль.

— Придите в себя!

Мы боролись.

— Я видел документы на назначение, в совет директоров. Ты практически член королевской семьи. Он всё делает, чтобы ты дала. И когда получит, — он снова с силой толкнул меня на кровать, наклонился.

Мне пришлось в деталях рассмотреть красное от ярости лицо и пытаться связать не связываемые слова.

— Ты сдохнешь! Поняла?! Сдохнешь.

43-1

– Кто? – Я оглянулась на дверь палаты, обдумывая, успею ли вскочить и добежать.