Скальпель для шейха

Здесь, как ни в одном другом месте, ощущалось, что внутренняя часть науки, как и любой зад, не имеет чистого обзора. Для неподготовленного человека, не медика, зрелище казалось кошмарно-тошнотным, и он старался не смотреть лишний раз по сторонам.

Андрей дотаскивал груз до печи, отодвигал металлическую заслонку и запихивал в ревущую огненную пасть очередной тяжёлый мешок. Иногда он чувствовал сквозь перчатки и мешок чьи-то конечности, стараясь об этом не думать и не гадать, рука это или нога. Задаваясь одним важным, но крайне возмутительным вопросом: разве он подобное заслужил?! Разве он об этом мечтал?

С Верой он виделся теперь только мельком утром, когда приходил со смены, а она уже уходила на работу. Жизнь перестала казаться сказкой. На Полину времени не оставалось совсем. Но всё равно душу грела мысль, что скоро выходной, и вот тогда они оторвутся по полной. Тот удачно пришёлся на середину рабочей недели Веры, и никто не должен помешать.

Так и произошло. Она пришла к нему утром с булочками и свежим кофе и выглядела, как обычно, обворожительно, но бледно. Словно слегка выцвела и потеряла сексуальный запал, который обычно расходился от неё шлейфом, куда бы она ни шла.

Они сидели в летнем садике, наслаждаясь ничегонеделанием, звуками птиц, машин, шелестом деревьев.

— Что произошло? — желудок Андрея свело от страха. Неужели она пришла сказать ему, что бросает его? Что он будет делать?

На её лице мелькнула улыбка, и она выразительно колко посмотрела на него.

— Мэдокс перестал быть чужим.

Прозвучало как-то странно, по-идиотски, настолько, что он нервно засмеялся и, не сдержавшись, съязвил:

— Что, начал тебя любить?

Она молчала, неспешно и как-то собранно потягивая кофе.

— В некотором роде.

Возникла мучительная, долгая пауза, в которой он не знал, что ей сказать.

— Ты бросаешь меня?

Она удивлённо посмотрела на уже бывшего любовника, поняв, что слегка забылась и давно молчит, разглядывая в заборе неведомую никому точку.

— Ты знал, всё когда-нибудь закончится, — она поднялась и взяла сумочку в руки, разыскивая сотовый. Ей хотелось побыстрее уйти и позвонить мужу. На мгновение она зашаталась, не справляясь со слабостью, и начала падать. Андрей подхватил её.

— Голова последние дни кружится, — вместо сотового она достала упаковку обезболивающего.

— Что это?

— Таблетки от головы, Мэдокс дал.

Андрей нахмурился, но спросил другое:

— Может, ты беременна?

Мысль ей понравилась, воодушевила, и она загорелась от счастья, на мгновение став прежней бесшабашной Полиной.

— Я об этом не думала, — она сунула таблетку в рот, запивая её кофе, в радостной взволнованности изучая в инструкции, что там говорилось касательно беременных. — Было бы чудесно. Мэдокс хочет детей.

Андрей скептически приподнял бровь, не узнавая прежнюю любовь.

— А может быть, он мой.

Она выглядела настолько удивлённой, что засмеялась.

— Нет. С тобой я пила противозачаточные, — она улыбнулась, вспорхнула со стула и покинула дом в поисках ближайшей аптеки с тестами на ХГЧ.

***

Джон Смит выбрал полицию и всегда стремился работать в отделе специальных расследований ФСОН, потому что его отец тоже там работал. Ему доставляло удовольствие ощущение от ежедневного осознания того, что он приносит пользу своей стране и миру. Безусловно, карьерные перспективы его тоже волновали, и сильно, но смысл его жизни состоял именно в работе. Он приносил огонь правды туда, где до него царило зло, где мрак и несправедливость съедали всё светлое и лучшее, что было в людях, где правильные и законопослушные граждане отходили, опустив руки, где не срабатывал закон и обычная полицейская система.

Поэтому, когда он узнал о новом работнике лаборатории в клинике компании «Сафино» и о том, что у того есть серьёзный мотив не любить её владельцев, а именно одного из них, в лице Мэдокса Мэдса, он не мог не воспользоваться шансом и не прийти к нему с дружеской беседой.

— Нам нужна ваша помощь, — признался он после длинного рассказа о подозрении на преступную деятельность компании «Сафино». Торговля всем подряд, решения о развитии отраслей, долговые обязательства, финансовые системы, армии — всё это контролируется ими. У них даже заведено дело на Марса Брицкрига. Смит, правда, умолчал о том, что оно приостановлено по прямому приказу вышестоящего руководства, и он готов землю рыть, чтобы снова дать ему ход. А для этого любые средства хороши.

— Стойте, вы меня что, вербуете? — по радостному выражению лица спрашивающего Смит понял, что нужно сказать «Да», и кивнул.

— Уму непостижимо! Прямо как в грёбаных боевиках. Ладно, и что вы хотите от меня?

— Никто ведь не контролирует, как ты сжигаешь мешки?

— Нет.

— И видеокамер там нет?

— Ну да.

Смит выразительно посмотрел на вербуемого.

— Я хочу знать, все ли органы вырезаются у реципиентов. Для этого придётся их вспарывать и смотреть все пакеты. Они маркированы буквами разных операционных и этажей. Мы дадим список тех, где есть трансплантация.

— Это противозаконно, — заартачился он, опасаясь непонятно чего.

— Нет. А вот вырезание здоровых органов у доноров — да.

— Вы серьёзно? — он уже был не рад, что согласился. — Это же огромная корпорация, они и сами могут кого угодно убрать, а я сожгу, даже не зная об этом. Я всё время об этом думаю. На кой мне в это макаться? Зачем? А если меня убьют?

— У нас лучшая в мире система защиты свидетелей. Я хочу знать, что удаляется у всех реципиентов и доноров, а что остаётся. И всё. Если поможешь, сможешь остаться здесь жить и без помощи жены.

И он согласился. Согласился, потому что всё больше и больше склонялся к мысли о том, что Полина для него больше, чем любовница. Но что он мог ей предложить? Теперь у них появился шанс.

43

Спустя неделю на рассвете позвонила Мэри, анестезиолог из команды. Крупная, седовласая, она красила волосы в коричневый цвет и носила очки в старомодной роговой оправе.

— Проблемы с Руфусом.

Неужели я облажалась? В отчаянии я думала, что нужно с этим завязывать. Я просто кончусь от вины и стресса, и не нужны будут никакие деньги, карьера, если буду так нервничать. Нужно взять себя в руки. В конечном счёте, мне осталось доработать всего неделю. Одна неделя, и я вернусь домой. Я даже уже купила билет для себя, так как Андрей изъявил желание остаться в Дубае. Где он будет жить, я не спрашивала, но раз у него теперь была работа, это меня уже не касалось.

— Что у него?

— В дренажной трубке желчь.

По-быстрому приняв душ, я оставила записку на столе и поехала в клинику, по дороге мысленно воспроизводя в голове все шаги операции, сделанной ранее.

Осмотр показал, что, скорее всего, желчь сочилась из того места, где я сшила желчный проток. В операционной два конца протока выглядели нормально, но у Руфуса всю накануне ночь наблюдалось нестабильное состояние.

— У него низкое кровяное давление? — спросила я медсестру, смотря на дренажную трубку. — Выглядит ужасно.