Скальпель для шейха

Он ещё раз взглянул на нас и вышел, оставив изучать имеющиеся материалы, беседовать с Эриком. Мэдокс может думать, что вздумается, но ему придётся потерпеть конкуренцию.

У меня закралась мысль, что Марс догадывается о моём желании вернуться домой.

41

Если бы не сегодняшний инцидент в машине, мне бы казалось, что скоро всё закончится. Я вернусь домой и забуду об Андрее и Полине, о Марсе. В резюме останется интересный эпизод и не более того. Поцелуй ничего не менял, но как же он воодушевил. Приятно, когда тебя хочет тот, кого ты хочешь в ответ до безумия, до дрожи в коленях.

Я поняла это, когда вернулась домой за полночь. Впервые не уставшая, а взбудораженная и полная энтузиазма. Первая серьёзная операция. Шесть месяцев упорного труда окупились удачей.

Андрей вышел в семейных трусах, полуголый, неровной походкой, недовольно и криво улыбнувшись.

— Ну что, вернулась? — смерил нетрезвым взглядом. — Будешь опять говорить, что работала?

Я счастливо улыбнулась.

— Наконец-то моя трансплантация.

Он минуту соображал, затем потряс головой.

— Я тебя там, между прочим, искал. Где ты была?

— В клинике, Андрей, — ответила я, раздеваясь и собираясь в душ.

— Ты никому не сказала, куда ушла. Я чуть не позвонил в полицию.

— Я сказала Полине. Мэдокс и Брицкриг ушли со мной.

Андрей покачал головой, упал в кресло, наблюдая, как я скинула трусики, убрала одежду в шкаф и взяла чистое полотенце. Больше я не пыталась его соблазнить, вообще ничего не собиралась делать. Между нами всё было кончено, и от этой мысли становилось хорошо. Теперь, когда осталась всего одна операция, я смогу вернуться домой.

— Да, а я с ней толком не говорил. Хотел тебя обрадовать.

— Чем?

— Ну, это ж, — голова Андрея замоталась на шее, как у китайского болванчика. — Я ж работу получил. Прикинь?!

Я остановилась в проёме ванной комнаты. Подумалось, слава небесам, значит, я уеду из Дубая с чистой совестью. А они тут с Полиной потом сами, как хотят, так и будут жить. Там, на празднике сегодня, я как никогда остро ощутила, где моё место в жизни. И оно точно было не в чужой стране, не в Дубае и не в «Сафино».

— Поговорил с твоим боссом, а тот тааак проникся твоими успехами, что подмог нам. Добрый крокодил Гена.

— Ты попросил?

— Ну конечно сам. Я ж мужик. А мужик сказал — мужик сделал! — он браво хлопнул себя в грудь. — Я само действие и решительность.

— И кем?

— Может быть, замом?!

Лицо его помрачнело, словно он вспомнил нечто неприятное, он строго глянул на меня.

— Ты должна была сказать, куда едешь. Я как дурак, там всех спрашивал.

Он поднял палец вверх и помотал из стороны в сторону.

— Ты ведь не сказала Полине!

— Сказала.

— Она редко врёт, — с удивлением и заторможенно, он наблюдал за рукой, которая сама нарезала восьмёрки в воздухе, без участия воли хозяина.

— А она врёт?

— Стебется иногда. Типа муж тот ещё демон.

Я собственными глазами видела страх в её глазах. А потом странную улыбку и восхищение, смешанное с обожанием к Мэдсу, казалось, у них всё хорошо. Но это значило, что у неё должно быть всё плохо с Андреем. Разве нет?

— Может, повод есть?

— Он ревнует к каждому. И, сука, знаешь, как объясняет? А?

Он истерично высоким голосом засмеялся, хрюкая.

— Из-за любви большой. Во заворачивает.

— Иди спать, — незлобиво велела я, закрывая дверь ванной и не желая слушать продолжение.

Хотелось обдумать случившееся. В машине, в кабинете, Марс казался разным, и всё равно крайне притягательным. Мне легко представилось, как его твёрдые губы сладко целуют, руки могут страстно сжимать кожу до покраснения и чувственно скользить по ней. Фантазия вместе с паром окутывала, позволяя пальцам соскальзывать от виска по щеке на шею до ключицы и обратно. Я стискивала себя, мягко поглаживала, сгорая от распаляющегося желания, чувствуя, как нервные окончания дрожат от перенапряжения. Я вспоминала, как он целовал меня. Губы Марса в усмешке. Взгляд опаляющий, такой жаркий. Он проникал глубоко в душу.

Мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя и улыбнуться от мыслей, что в наших отношениях не всё потеряно. Стоя под тёплыми струями стекающей по коже воды, я думала: в следующий раз, если он, конечно, случится, всё будет иначе. Во всяком случае, я фантазировала об этом.

***

Стычки с Мэдоксом, подготовка к операции отнимали самое важное – сосредоточенную уверенность в успехе. Я дико нервничала. Чтобы укрепить себя, вспоминала о том, зачем пошла в трансплантологию.

Потому что поддержал отец. Он считал, что дар жизни – великая ценность, после Учения. Люди – слабые существа, они хотят жить вечно. А вечности нет, есть структуризация времени. Все проживают его, организовывают тем, что растут, учатся, заводят семьи, детей, делают карьеру, а потом выходят на пенсию. Единицы из них способны занять себя вне рамок общества, структурировать время жизни так, чтобы прожить сто лет и больше. Люди не знают, чем себя занять. Не догадываются, что душа должна трудиться, тогда и дело в материальном мире найдется. Несовершенство мира и тел крадут у горемычных и без того неструктурированное время, и они умирают. Их тела и органы отказывают до того, как они успеют осознать, что есть вдохновение духовного огня, способного дать силу жить.

Трансплантация – шанс получить время. Успеть завести семью, потомство, сделать то, что хочется. Мне хотелось использовать шанс и стать матерью. Я верила, рано или поздно появится программа, и, может, я буду участвовать в ней. Смогу выносить ребенка, дать ему имя и буду растить. Поэтому я пошла в хирургию и трансплантологию.

Операцию по изъятию и пересадке назначили на девять утра. Когда я вошла в операционную, Мэдокс уже ждал со своей командой.

Донор – молодая женщина.

Я взяла скальпель, собралась с духом и провела разрез от ямки на ее шее до лобковой кости. Вошла в брюшную полость. Команда Мэдокса приступила к извлечению сердца, вооружившись пилой, раскрыла грудную клетку.

Началась работа.

Каждый занимался своим. Все делалось пошагово. Вскрыла живот, сдвинула входящую ободочную и двенадцатиперстную кишку, обнажая аорту и полую вену, перетянула аорту, готовясь к катетеризации. Отделила печень от диафрагмы и забрюшинного пространства, аккуратно рассекла ворота печени и, найдя желчный проток, разрезала его, давая желчи вытечь, а затем отделила ренальные вены и артерии, ведущие к почкам.

К тому моменту команда Мэдокса, извлекавшая сердце, сняла хирургические костюмы и ждала у нас за спинами. Им хотелось быстрее пойти отдохнуть перед вторым этапом работы с реципиентом, но, скорее всего, Мэдокс велел оставаться до конца.