Скальпель для шейха

— Предлагаешь записаться на фитнес и начать ходить в спа? Ой, дорогая, — гримасничал он, повысив голос до писклявого, изображая, как накладывает макияж. — Я не знаю, что сегодня надеть и куда засунуть член — в попку или куда-нибудь повыше. Боюсь попасть впросак. Так что ли?

— Ты сам хотел, помнишь? — я засмеялась, обуваясь, но уже над другим. Над тем, как часто правда лежит на поверхности фраз. — Я почти готова. Выходим?

Сегодня впервые за много месяцев мы шли не на работу и по делам. Медицинский центр существовал десять лет, и руководство приняло решение отметить дату открытия большим приёмом для сотрудников.

Арендовали часть территории развлекательного центра с детским бассейном и пляжем. Организовали несколько концертных площадок с зонами фуд-корта, где желающие наслаждались едой и музыкой.

— У них наверняка потом будет вечеринка для своих, — досадовал Андрей, наблюдая, как я смотрюсь в зеркало в кружевном летнем платье с лифом на бретельках.

— Что скажешь?

— Для твоего цвета кожи нормально, — ответил он почти равнодушно.

— Верно, загореть некогда.

— Ты к тому, что мне есть когда?

Я отвернулась, в последнее время он раздражался, сетовал на невозможность найти работу, моё постоянное отсутствие дома и усталость. Впервые за много недель мы вышли вместе куда-то, и мне было всё равно, чем он там мучается. Я сто лет не отдыхала, как нормальные люди.

А мысли так или иначе кружили вокруг Блицкрига. Память в мельчайших подробностях рисовала ту единственную встречу во время собеседования. Мы больше не встречались. Глядя на красный кружевной комплект, теперь я улыбалась, ощущая смущение от собственного идиотизма и сладость от желания. «Широкие стандарты»… Хотелось бы узнать подробнее о стандартах Марса Блицкрига, но он держал слово.

Расплющенную самоуверенность пришлось отскребать от плинтуса жалости к себе не один день. И я не жалела о той встрече. Да и с первого дня работы некогда было.

Но мне хотелось встретить его вновь, увидеть, как он посмотрит. Но не было уверенности, что он будет вообще на этом празднике жизни. А будет ли? Все-таки праздник для персонала, хотя обычно на них бывает начальство.

Частный центр занимал огромное десятиэтажное здание, по размерам не уступавшее офисным центрам. В нем оперировали все, что только можно оперировать.

С первого дня меня определили в команду доктора Мэдокса Мэдса, отвечающего за кардиотрансплантации. И при первой же ассистенции в операции этот бог хирургии доказал, что я не имею понятия, с какой стороны держаться за скальпель. Я переживала, дрожала, дома заливалась слезами, потому что он жестоко критиковал в своих откровениях и не стеснялся в выражениях.

После операции он вышел за дверь операционного зала и начал трясти меня за плечи, вопя на весь этаж:

— Ты думаешь, знаешь что-то о хирургии? Считаешь, тебя взяли за хорошие результаты?! Так вот, ничего ты не знаешь! Не знаю, чему вас там учат в Сибири, но…

— На Дальнем Востоке...

— МОЛЧАТЬ! — он резко отпустил, и я ткнулась спиной в стену. — Я бы тебя даже к медведю не подпустил!

Может, я и плохая жена, но твердо знаю, что хороший хирург. Может быть, не лучший в мире, но хороший.

Я проводила все время на операциях, как бы ни уставала, как бы рано или поздно те ни начинались. А затем ночью пошагово разбирала каждую, мысленно воспроизводя в голове, пока не валилась с ног и не засыпала, где придется. Утром в той же одежде шла на работу.

До кровати добиралась редко и не меньше десятка раз спала на полу дома, в прихожей. Не было сил дойти до спальни. Андрей доносил меня спящую до дивана, раздевал и клал рядом мобильный, предварительно включив будильник на следующий день.

До шести утра, за полчаса до прихода Мэддокса (или Мэдокса, если так правильно), вся команда вместе с интернами угорело носилась по этажам, собирая со стен над койками пациентов данные о состоянии и жизненных показателях. Если медперсонал забывал что-либо заполнить, гнев обрушивался на всех.

Он требовал военного подчинения. Неотвеченный звонок равнялся побегу и немедленной ликвидации. Чудо, как я до сих пор держалась в этой нервной нездоровой обстановке. Несколько раз меня буквально выручали коллеги, вмешиваясь в требования убрать «эту русскую неумеху» и возвращая в команду.

Если кто-то смел высказать мнение, он вопил рваным басом, насколько хватало воздуха в легких: «Жизненные показания! Я не спрашивал о ваших думалках, мать вашу!». Но все это можно простить, ведь в операционной он творил чудеса.

Через пять месяцев он начал со мной общаться. Иногда выслушивал мысли по поводу операции, зачастую обрывая воплем: «Дальше!». Он слушал, но, к сожалению, в отделение трансплантологии не допускал. Не доверял. И причиной были вовсе не навыки.

Доступ на этаж трансплантологии был закрыт для всего персонала. Его имели с три десятка человек на всю клинику. Я знала, рано или поздно я войду в сакральный список. И буду оперировать президентов, звезд и миллионеров. Самой себе хотелось доказать, что могу! Но пока я не понравлюсь Мэдсу, пока тот не начнет доверять и полагаться на мои навыки, этого не произойдет.

И не хотелось обсуждать плачевные отношения с начальством, и на все вопросы я лгала: «Нормально». Мало кто в курсе, насколько тяжел характер у Мэдса, но те, кто знал, помалкивали. Андрей верил, что все у меня хорошо, не замечая жалкого вида. Его больше интересовал владелец «Сафино», так щедро пригласивший его жену на работу. Андрей читал о нем все, выспрашивал Полину, пока скучал без дела.

— Выходим.

На входе в парк нас встретила Полина. Любовнице мужа шло платье-футляр с затейливой шляпкой с тремя совиными перьями, покрашенными в малиновые оттенки с золотой присыпкой. Она тут же принялась рассказывать о том, что центр — часть старинного поместья. Мы взяли по коктейлю с соломинками, наслаждаясь солнечной погодой.

— Очень жарко, — ее лицо излучало озорство.

— А довольно много людей с детьми. Заметили? — Андрей смотрел на бассейн с плескающимися карапузами всех возрастов.

— Учитывая, как персонал клиники относится к своим обязанностям, многие из нас чуть ли не живут в ее стенах, — заметила я, разглядывая, как сотрудники знакомили других сотрудников со своими детьми, женами в почти домашней неофициальной обстановке. — Кто бы ни принял решение о формате праздника, он поступил умно.

– Я слышала, будет конкурс шляпок, - Полина прикоснулась к своей.
– Самая лучшая получает приз в десять тысяч. Очень хочу победить!