Скандальная графиня
Шрифт:
Пальцы Джорджии стиснули бокал.
– Я не уверена, что нам вообще стоит… Это было бы безнравственно, порочно.
– Это и есть порочно. Итак, кто первый будет приказывать?
Она облизнула губы, отчего Дрессер едва не лишился рассудка, потом сказала:
– Ты.
– Почему?
Она не ответила.
– Нет, первой будешь ты, – сказал Дрессер.
– Но почему я?
– Потому что ты толком не знаешь, чего от меня потребовать, и надеешься научиться у меня. Но если ты будешь приказывать первой, то станешь следовать своим инстинктам и тайным желаниям. – Он приблизился к Джорджии и накрыл ладонью
Джорджия отступила на шаг и уперлась спиной в столбик кровати. Портвейн едва не выплеснулся из бокала. Тогда она сделала порядочный глоток:
– Я хочу… того, о чем мы с тобой говорили. Увидеть тебя обнаженным.
– Чересчур просто, – сказал Дрессер и тоже слегка отступил, чтобы Джорджии было лучше видно.
Медленно, одну за другой, он расстегнул пуговки, и халат с тихим шелковым шелестом соскользнул на пол. Джорджия смотрела на него не отрываясь, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, потом у нее даже рот приоткрылся. Пытаясь овладеть собой, она отвела взгляд и пригубила портвейн. Затем вновь стала изучать его тело, сверху донизу, бесстрашно приняв вызов, вид у нее был такой сосредоточенный, словно она готовилась к некоему экзамену. Особое внимание она уделила члену, который вел себя вполне предсказуемо.
– Повернись, пожалуйста.
Дрожащий голосок Джорджии позабавил Дрессера, однако он послушно повернулся вокруг своей оси и вновь встал лицом к ней. Это явно было не то, о чем она просила, и он об этом знал.
Она удивила его, устремив задумчивый взгляд прямо ему в глаза:
– На твоем теле так много шрамов…
– Я ни разу не был серьезно ранен.
– Я почти позабыла о твоем военном прошлом. Ты кажешься… Наверное, слово «благородный» не вполне годится.
– Надеюсь, что я джентльмен и не имею природного влечения к насилию.
– Но ты выполнял свой долг и всегда к этому готов, не так ли? Ну, как тогда, когда на тебя напали на улице… Я вижу свежую рану.
– Со старыми привычками нелегко расставаться. Со временем я надеюсь превратиться в заурядного деревенского обывателя.
Джорджия улыбнулась:
– Для этого тебе необходимо изрядно заплыть жирком и двигаться эдак… лениво.
– Лениво?
– Сейчас ты двигаешься как воин, готовый отдать приказ.
– Я был всего лишь лейтенантом и чаще подчинялся приказам, чем сам их отдавал.
– Если бы ты не оставил флот, со временем непременно сделался бы адмиралом. Я в этом уверена. Ты не жалеешь, что вышел в отставку?
– Джорджия, мы можем обсудить мою военную карьеру в любое удобное время. Зачем столь бездарно тратить драгоценные минуты? Я весь в твоем распоряжении.
Джорджия взглянула на каминные часы, и у нее перехватило дыхание.
– А можешь подойти ближе, чтобы я тебя коснулась?
– Я подчинюсь любому твоему приказу.
Джорджия отставила в сторону бокал:
– Тогда подойди.
Он подчинился. Член его уже был в полнейшей боевой готовности, как ни старался Дрессер усилием воли усмирить жар желания. Он подходил все ближе и уже почти коснулся ее, но Джорджия положила ладонь ему на грудь. Дрессер тотчас накрыл ее руку своей, хотя никто не просил его об этом, – просто эта рука сейчас была
там, где ей следовало находиться всегда, у его сердца. Все внутри его кричало: «Моя!»Джорджия взглянула на их руки:
– Как полагаешь, семейные пары делают… такое?
– Стыд им и позор, если они такого не делают!
– Вот мы не делали… Дикон и я. Он просто приходил ко мне, когда я уже лежала в постели.
Дрессер нежно поцеловал ее руку, безотрывно глядя в ее огромные прекрасные растерянные глаза:
– Мне искренне жаль его. Боюсь, он и не подозревал о том, что такое возможно. Если бы ты была моей женой, я видел бы тебя нагой каждую ночь.
– Каждую ночь? Так ты хочешь, чтобы я…
– Сейчас твоя очередь командовать, – напомнил ей Дрессер, взял ее ладонь и вновь приложил к своему телу, на сей раз ниже, к животу, как раз над самым членом: – Если ты не делала такого ни разу, то, когда придет моя очередь распоряжаться, я непременно этого потребую.
– Потребуешь, чтобы я… до тебя дотронулась? – Ее пальцы слегка пошевелились, словно желая исследовать его тело.
– Сейчас приказываешь ты, Джорджия. Чего ты сейчас хочешь?
Он ожидал, что ее рука скользнет ниже, но Джорджия удивила его:
– Повернись… повернись ко мне спиной.
С улыбкой Дрессер подчинился. Вот уж поистине с Джорджией Мейберри не соскучишься. С Джорджией Дрессер – а она непременно ею станет, если есть хоть малейшая возможность. Рука ее коснулась его затылка, затем ноготок скользнул вдоль позвоночника, и Дрессер вздрогнул всем телом.
Рука замерла.
– Я сделала тебе больно? – спросила Джорджия.
– Нет.
– Тогда отчего ты дрожишь?
– Оттого, что это волшебно и… порочно.
– Так это порочно? – спросила она, продолжая нежно касаться его спины. – Но мне так почему-то не кажется.
– Лгунья. Это чистой воды наслаждение, и это не может быть дурно.
– Сомневаюсь, что весь мир радостно в этом согласился бы с тобой.
Дрессер повернулся лицом к ней:
– Но разве нас может волновать мнение простых смертных?
Джорджия взглянула на него широко распахнутыми глазами:
– Нет.
– Что ж, ты увидела обнаженного мужчину. И что ты по этому поводу думаешь?
– Что ты, возможно, лучший из образчиков.
– Беззастенчивая лесть. И мне это по вкусу.
– Нет, это правда. Я видела статуи, живые и мраморные, и картинки… Никто не может с тобой сравниться.
– Картинки, говоришь?
– Ну да, в книжках. Ты шокирован?
– Нет. Дотронься до меня снова.
– Но ведь сейчас командую я? – шаловливо напомнила ему Джорджия. – А вот я была шокирована. И все пыталась понять, что мы делали не так…
– И почему ты не могла зачать?
Она кивнула и отвернулась. Храбрая Джорджия Мейберри всеми силами пыталась скрыть свою тайную боль, свой стыд. Дрессер взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза:
– Я никогда не упрекну тебя, если ты не сможешь зачать, помни об этом. Впрочем, и об этом мы вполне сможем поговорить, когда будем с ног до головы одеты и при свете дня. Чего ты хочешь?
Она вдруг тихо засмеялась – нет, совершенно по-девчоночьи захихикала. И Дрессер вспомнил вдруг, что хоть она и была в браке не один год и вела хозяйство, но все же оставалась почти девочкой и нуждалась в заботе…