Сказание о пустыне

— Сядь, — повторяю настойчиво, и он смиряется.

Опускается рядом, хотя внутренне кипит от возмущения.

— Лучше расскажи мне, все ли готово к приезду детей пустыни?

Большое посольство во главе с кади прибудет завтра утром, кочевники хотят обсудить новые условия договора, некогда заключенного с Каримом…

— Приготовления завершились еще вчера. Хадиджа даже не пыталась участвовать. Она позорит меня и весь город!

А вот и истинная причина его гнева. Конечно, жена. Внучка шейха Аль-Алина, характером и внешностью напоминающая мать. И счастье, что их с Рашидом дети мало на нее похожи, а Зара давно возвращена отцу, и путь в Аль-Хрус ей заказан. За отравление наследника она могла поплатиться и большим. Но порой позор и изгнание куда страшнее смерти…

— Тогда пригласи к гостям Гурию, женщины народа пустыни имеют голос наравне с мужчинами. Хорошо будет показать им уважение, представив жену.

Пусть и вторую, но не менее значимую. Мой Лев заключил брак между Рашидом и Хадиджой, чтобы обеспечить порядок наследования и обезопасить город, между ними никогда не было любви, но вторую супругу сын выбрал сам. И с ней обрел мир и покой.

— А если она не справится? — уже спокойнее говорит правитель. Гнев никогда не владеет им долго, исчезая как пламя погасшей свечи. — Гурия слишком застенчива и тиха для встречи гостей.

— Зато не опозорит тебя. А для Хадиджи будет урок. В следующий раз она может начать думать не только о себе…

— Мне кажется, она уже никогда не изменится…

Его слова не требуют ответа, а я могу снова послушать звуки сада и насладиться спокойствием. Пусть и недолгим…

— Брат, неужели тебе мало дворца, раз ты так часто посещаешь мой дом?

Ибрагим выходит в сад и шутливо хмурится.

— Так ты встречаешь своего правителя?

Рашид поднимается и идет приветствовать брата, а я смотрю на них, таких похожих и разных. Ибрагим напоминает мою покойную свекровь. Изящные черты лица, фигура, улыбка, но вот глаза в точности как у Карима. Старший сын наоборот копия отца, и лишь глаза светлее. С золотистой искрой.

— Снова пришел за советом к матери?

— Пришел узнать, как ты заботишься о ней… Мой начальник стражи докладывает, что ее видели на окраине прошлой ночью.

— Мама, ты снова?..

Теперь оба смотрят на меня одинаково осуждающе и встревоженно. Я знаю, что ими владеет страх. Тот самый, детский, оставшийся с ними даже спустя тридцать лет. И именно страх нужно успокоить.

— В этом городе каждая собака знает мое имя. Никто не посмеет меня обидеть. А в дальних кварталах люди, пусть и не голодают, но не всегда находят деньги на лекаря. Я помогаю им, чем могу. Спрашиваю, что необходимо, а затем говорю с тобой, Рашид. Никто не сомневается, что ты заботишься о городе. Но правитель, даже самый лучший, не может сделать все сам.

— Ты тоже не можешь спасти всех! — немедленно вспыхивает старший сын, пока младший хмурится и скрещивает руки на груди.

— Мне все равно больше нечем заняться, — пожимаю плечами. — Сна в старости нужно мало.

— Мама, ты не так уж и стара, — немедленно вступает Ибрагим, но я лишь отмахиваюсь.

— Твой старший брат разменял четвертый десяток. А женщина, у которой такой сын, никак не может считаться молодой.

— Мама!

— Здесь не о чем говорить. Мои прогулки никому не вредят и будут продолжаться, пока не станут мне в тягость.

Хмурится Лев, и взгляд его обещает продолжение разговора, но пока он отступает и уходит столь же стремительно, как и пришел.

— Мама, — начинает Ибрагим, но из дома доносятся крики и звон посуды. Не в первый и не в последний раз за сегодняшний день. Сын морщится, как от боли, а я лишь вздыхаю, понимая, что момент спокойствия ушел. — Они никогда не успокоятся…

Ибрагим садится рядом, не желая возвращаться в дом.

— Ты сам выбрал себе обеих. Тебе и нести за них ответственность.

— Чего им не хватает?! — возмущается еще один Лев. Злиться у него не получается. Никогда не получалось. Да и грозным он не выглядит. Оттого и домашние его не боятся. — Украшения, ткани… В доме всего в достатке, а они только ругаются! И ты бы слышала, что они о тебе говорят! Лучше бы я не женился…

Ладонь привычно опускается на темный затылок, заставляя мужчину вздрогнуть.

— Мама, мне сорок лет!

— Это-то меня и печалит… Да будет тебе известно, сын мой, что я тоже не ладила со свекровью. И если бы твой отец слушал свою мать, а не меня, ты мог вообще никогда не родиться. Ты взял себе жен и обещал заботиться о них, так выслушай, что они говорят, и отдели важное от неважного. Две женщины ждут твоего внимания, как путник в пустыне мечтает о воде! И все их ссоры, и гнев лишь от обиды на твое равнодушие! После рождения сыновей ты совсем охладел к ним. Разговариваешь только со мной или Надирой, конечно, они злятся! Приди за советом, прояви уважение, и увидишь, как все может измениться! Я не для того тебя растила, чтобы слушать ссоры в доме, где мы с твоим отцом были счастливы!

— Хорошо, мама… — вздыхает он.

О моих прогулках Ибрагим уже не думает. И вспомнит еще нескоро. Семейная жизнь не оставляет времени на такие пустяки, как присмотр за старой матерью…

…— Снова ругались?

Надира опускает передо мной поднос со свежим чаем и угощениями. В мои комнаты невестки не ходят, здесь можно обойтись без церемоний. Она усаживается напротив и наполняет чашки.

— Как всегда… Иногда мне кажется, что они никогда не повзрослеют.

Бывшая служанка улыбается понимающе. Пусть собственные дети ее намного младше, но хлопот с ними не меньше. Старший стал хорошим следопытом и помогает караванщикам в пустыне. Младший открыл небольшую лавку и сбывает товар, что привозят ему кочевники. Дети песков не бросают своих. Пусть даже тех, кто решил осесть в городе…

…Тридцать лет назад, когда мои дети вернулись из пустыни, Саид сразу же посватался к Надире. Но она отказала… И отказывала до тех пор, пока не поставила меня на ноги. Сколько слез она пролила у моей постели, сколько ночей не спала, стараясь залечить раны, нанесенные покойным аль-Хатумом… У нее получилось. И свадьба их прошла хорошо. Я сама наносила узоры хны на ее руки, желая счастья и долголетия. Пожелание сбылось…

Она так и не покинула меня, а бывший кочевник обжился в городе и стал незаменимым советником аттабея. Его посланником. Карим больше не покидал Аль-Хрус, помня о том, чем обернулся последний его отъезд. И Саид смог заменить его там, где требовалось высказывать волю правителя.

— Завтра приедут кочевники. Саид загонял стражу, боится, что что-то пойдет не так. Домой совсем не торопится… Чего они хотят?

Улыбаюсь. Надира не первая, кто задает мне этот вопрос, но ответа она не услышит.

— Завтра и узнаешь…

— Так и знала, что не скажешь! — она звонко хлопает в ладоши и выглядит довольной.

— Саид просил спросить?

— А его уговорил Рашид, — тут же подтверждает мою догадку Надира. — А я говорила, что ты не скажешь. Знаешь и не скажешь.

Смеемся вместе. Конечно, Небо уже давно рассказало мне, когда и зачем прибудут кочевники. Но если говорить все, что видишь — жить становится скучно. Сейчас я лучше понимаю своего учителя. Его мудрость, невозмутимость и лукавую усмешку на губах. Жаль, что нам так и не выпало встретиться. Почтенный Мухаммад ибн Фара аль-Таарам скончался несколько лет спустя после возвращения из своего путешествия по миру. Он объезжал Девять Городов, но так и не добрался до Аль-Хруса. С ним из мира ушло немного волшебства и мудрости. Пески уже давно занесли знаменитую башню Звездочета. Никто больше не спешит туда за советом. И пустыня стала иной…

— А все-таки, — серьезно спрашивает старая подруга и заглядывает мне в глаза, — все будет хорошо?

Киваю. Будет. Непременно будет. Она выдыхает и успокаивается. Подхватывает с подноса угощение и с наслаждением откусывает кусочек.

— А знаешь, что говорят на базаре?..

И мы продолжаем обсуждать последние сплетни…

…Когда Надира уходит, за окном уже ночь. Две старухи засиделись допоздна за разговорами. Что может быть скучнее? Устраиваюсь спать, но сон не идет. Последнее время так бывает часто. Поэтому я и ухожу в город. Я знаю этот дом лучше, чем любой живущий в нем. И все еще умею становиться тенью, чтобы ускользнуть. Но сыновья станут волноваться, а у Рашида завтра сложный день, поэтому ночь должна пройти спокойно. Остается лишь лежать, слушать звуки ночи и вспоминать. Вспоминать…