Сказание о пустыне

— Мы здесь погибнем?

Когда дети заснули, а точнее забылись тяжелым сном, уставшие от жары и жажды, женщина села рядом. На протяжении всего пути она показала себя очень стойкой. Отвлекала девочек сказками и песнями, экономила запасы, не жаловалась, хотя и видела, что путь их совсем не так гладок, как хотелось бы. Саид невольно проникся к ней симпатией и уважением, и от того еще тяжелее было признаться, что он не справился. Не смог уберечь тех, кого ему доверили. Не оправдал доверие…

— Вода закончилась, а я не представляю, где мы… — врать не имело смысла. — Впервые со мной такое… Пустыня будто сошла с ума…

Женщина тяжело и глубоко вздохнула, а потом всхлипнула. В темноте ее лицо терялось, остались лишь очертания фигуры. Кочевник протянул руку и коснулся пальцами щеки.

— Не трать воду напрасно, завтра будет новый день, и я попытаюсь снова. Пока мы живы, нельзя сдаваться. Пустыня не любит, когда отступают.

— Даже если в борьбе нет смысла? — она смахнула слезы,

— В борьбе за жизнь всегда есть смысл, если сдаешься, значит, уже умер.

Саид ответил и неожиданно сам поверил в то, что сказал. Он позволил себе слабость. Страх. Отчаяние. Но пустыня никогда не покорялась слабым. Нужна твердость, чтобы пересечь ее из конца в конец и не отступить. Завтра он попытается снова найти путь. И, может быть, у него получится.

Луна выглянула из-за набежавших облаков неожиданно, тусклый свет озарил песок, а рядом тихо охнула женщина и прикрыла ладонью рот, широко распахнутыми глазами глядя на песок между ними. Он шевелился. Словно нечто пыталось вылезти из-под него. Кочевник привычным жестом сжал рукоять кинжала, готовый ударить в любой момент. И замер, не в силах поверить в увиденное…

…Из песка медленно, но уверенно поднимался цветок. Вот появился изогнутый стебель. Тонкий и хрупкий. Вот листья, закрывающие бутон. Вот он распрямился, отряхиваясь от прилипших песчинок. И раскрылся с легким шелестом, едва различимым в ночи. Тончайшие лепестки, кажущиеся прозрачными в неверном лунном свете…

— Это… Это… — Надира не могла вымолвить ни слова.

— Цветок Пустыни…

Саид достал кинжал и осторожно, боясь сделать неверное движение, начал подкапывать песок вокруг стебля. Дальше он становился толще и крепче, как и его листья. Кочевник оторвал один и протянул женщине:

— Возьми в рот и медленно разжуй.

Она послушалась, и на лице ее проступило безмерное удивление.

— Совсем не хочется пить!

Мужчина кивнул и начал осторожно отрывать остальные листья, себе и по одному на каждого из детей аттабея, не забывая шепотом благодарить пустыню, услышавшую его молитвы. Или внезапно решившую смилостивиться. Он не думал, что стало причиной такой перемены, лишь радовался. Теперь у них есть силы и время. Немного времени…

…Нетронутым остался лишь бутон цветка. С первыми лучами солнца он закрылся, а тонкий стебель начал сворачиваться, укладываясь обратно под песок. Для тех, кому когда-нибудь потом понадобится чудо. Саид уже собирался будить детей и Надиру, как его слух потревожило ржание коней. Кочевник едва успел обернуться, как его обступили всадники, и знакомый голос воскликнул:

— Давно не виделись, брат!

Спрыгнул с коня Захир, ударил старого друга по плечу. А тот рассмеялся от облегчения и радости:

— Я уже не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова.

Посерьезнели глаза сына кади.

— Мы бы пришли раньше, но неладно нынче в пустыне… Отец слышал шепот песка и отправил нас за женой аттабея, но пустыня взбунтовалась. Мы не смогли пройти, а потом я услышал твой зов. И вот, мы здесь…

— Что с госпожой? — проснувшаяся служанка не постеснялась вмешаться в разговор мужчин. — Она жива? Цела?

— Жива, — кивнул Захир, осматривая женщину с головы до ног, — и на подходе к Аль-Алину. Мы заберем вас на стоянку, там дети аттабея будут в безопасности.

— Но кто сообщит ему, где мы? И что стало с его женой? — не отступала упрямая Надира. А рядом с ней встал Рашид с безмолвным вопросом в глазах, за юбку уцепились младшие девочки, а из-за спины выглянули близнецы, ставшие еще более похожими в походной одежде.

— Гонец уже отправлен, — молодой сын песков неожиданно усмехнулся. — Он доберется до Сердца Пустыни и все сообщит другу кади.

— И пустыня его пропустит? — усомнился Саид.

— Даже охотнее, чем меня, друг… Ты не поверишь, кто пришел к нам на прошлом привале…

…Он никогда не обсуждал приказы господина. Абдуле приходилось и убивать, и грабить, искать подходящих людей для поручений, врать, убеждать, подкупать. Он ни о чем не жалел и не сомневался. Выросший в нищете бедных кварталов Аль-Алина и сумевший подняться лишь благодаря своей смекалке и хитрости, он знал, что главное в жизни — заработать столько денег, чтобы хватило на все. На дом с садом, жен и их прихоти, учителей для сыновей и приданое для дочерей. На спокойную старость, которая когда-нибудь настанет, и он встретит ее достойным, обеспеченным человеком где-нибудь на другом конце пустыни, где никто не будет знать о его репутации…

…Он не сомневался, когда узнал, что нужно сделать в Аль-Хрусе. Поднять бунт, выкрасть жену аттабея… Изначально казалось, все будет сложнее. Но оказалось, что город и так находится на грани. Стоило лишь немного подтолкнуть, и он полыхнул. Люди сами все сделали и заметно облегчили его задачу. Увезти женщину оказалось и вовсе несложно. Не так уж и хороши в бою были слуги аттабея…

…Но вот обратная дорога не задалась. Сначала глупые смерти. Потом бегство Джафара… Далеко он, правда, не убежал. Его конь вернулся обратно, волоча за собой всадника, выпавшего из седла и свернувшего шею.

— Глупая смерть, — сказал тогда Абдула, но в сердце кольнуло сомнение: наездником Джафар был хорошим.

Так его отряд уменьшился наполовину. И оставшиеся в живых стали злее. Они позволили себе возмутиться, и Абдула послал их на все четыре стороны Великой Пустыни, вот только никто не смог уехать…

…Налетела буря. Внезапная. Страшная. Закрывшая небо и солнце. Он успел только схватить проклятую бабу и накрыть ее и себя плащом, спасаясь от песка. А потом лежал и ждал, когда же все кончится. И думал, не убить ли все-таки женщину, а господину сказать, что она не перенесла тягот пути. Жена аттабея будто знала его мысли. Лежала молча и тихо. Казалось, и вовсе не дышала, и только поэтому и выжила…

…Когда буря стихла, оказалось, что ее пережили не все. Два тела так и остались в песке, лошади разбежались, а последнего из воинов Абдула зарезал сам, чтобы сэкономить воду и остатки еды. Одного коня потом удалось поймать, и теперь они ехали в одном седле, растягивая воду во фляге и дожевывая последние лепешки. А сегодня утром, когда на горизонте, наконец, появились очертания Аль-Алина, он заметил на руке странную сыпь…

— Эй, ты, целительница, что со мной? — он сунул запястье женщине под нос.