Скажи это Богу
Шрифт:
– Дорогая Алина, - доктор тоже положил приборы, - я хотел бы напомнить, что наш контракт нерасторжим в принципе, но мы можем пересмотреть некоторые пункты. Пожалуйста. Предлагайте ваши пункты.
– Вы крещены?
– поинтересовалась Алина.
Профессор неожиданно расхохотался. За соседним столиком уронили вилку.
– Так, так, давайте дальше, - подбодрил Алину про?фессор.
– Хорошо. Давайте останемся, так сказать, друзь?ями. Платить я вам больше не буду. Писать в книжке буду, соответственно, что захочу. В том числе и про свое прошлое. А вы получите авторский экземпляр с дарственной надписью по выходе тиража
– Или во тьму. Ваше прошлое абсолютно никому не интересно. Вы провалитесь. Вы слишком рано пытаетесь соскочить с крючка.
– Ничего. Не рано. Нормально. Да и вам полегчает, - усмехнулась Алина.
– А у меня есть трудности?
– поинтересовался доктор.
– Еще какие!
– кивнула Алина.
– Тима, например. И жена. И с головой что-то, не так ли?
– И что - все это переменится, наладится, если мы с вами останемся, как вы выразились, друзьями?
– Не знаю. Ваши проблемы вы создали сами.
– Не знаете? Тогда зачем вы предлагаете мне демарш, если не обещаете ничего взамен?
– рассердился профессор.
– У вас нет другого выхода. Кроме того, мы в расчете - на данном этапе. Я не пропустила ни одного платежа. А вы один раз нарушили контракт. И все.
– Вы сами спровоцировали это нарушение, - подчеркнул профессор.
– Откуда вам это знать? Вы в тот день были сильно не в себе. Но вы же не отменили нашу встречу. Вы приняли меня. Ваша самонадеянность была, как водится, на боевом дежурстве. Вы и сейчас пытаетесь прыгнуть выше головы.
– Вы ломаете мне жизнь...
– вдруг сказал профессор очень печально.
– Мы так не договаривались. Вы жестокий человек, Алина. И вы обманули меня.
– В чем же?
– запальчиво спросила она.
– Вы не были в столь критическом состоянии тогда, когда обратились ко мне. Вы прикинулись больной, битой, несчастной. На самом деле вы просто хотели еще с кем-нибудь поиграть, как играли всю жизнь, особенно с мужиками. За что в свое время и получили по голове. Вам и сейчас угрожает та же опасность, потому что вы опять заигрываетесь. Поверьте, я столько чужих слез вытер, что давно перестал испытывать сострадание даже отдаленно. А встреча с вами слишком дорого мне обошлась. Никакие ваши регулярные платежи не покроют мой расход...
– Это он сказал тихо, медленно и глядя в стол.
Алина удивилась и замолчала. Выпила вина. Она не ожидала такого. Потратив столько сил на удушение профессор?ских амбиций, она уже почти праздновала победу. И вдруг - этот печальный тон, это обвинение в жестокости. Пауза затягивалась.
– Можете порвать свой экземпляр нашего контракта, - решительно сказал он.
– Я обещаю, что сегодня же порву свой и юристам моим скажу, чтобы вас не беспокоили. Живите как хотите. Вы мне очень надоели.
– И вытер губы салфеткой.
– Спасибо, - так же тихо ответила ему Алина. Ей почему-то захотелось плакать.
– И вот еще, дорогая бывшая клиентка. Если ваше предложение остаться друзьями остается в силе, то у меня к вам есть одна дружеская просьба.
Официант принес счет. Это было кстати - Алина успела перевести дух.
– Я вас слушаю, - покорно сказала она, когда официант ушел.
– Не могли бы вы убрать с моей головы колпак?
– напрямую спросил профессор.
– Я давно понял, что это ваших рук дело.
– Я? Но...
– Я понимаю, - кивнул профессор.
– Гарантировать не можете, поскольку ломать - не строить.
– А вы сами?
– Как-то вот не получается, голубушка. Вы тогда, видимо, очень на меня разозлились. Сидит на моей голове, как приклеенный. А поскольку вы явный дилетант... в моей профессии, то у вас спервоначалу слишком хорошо получилось.
– Вы мне почти льстите, - улыбнулась Алина.
– О нет! Если бы у вас была добрая душа, мы бы с вами никогда и не встретились. Я льщу себе. Пойдемте?
– Он встал.
Алина поднялась и взяла сумочку.
– Спасибо, профессор, - сказала она и впервые за весь вечер взглянула доктору в глаза. И ужаснулась бездонной муке, которую прочитала в них.
"Господи, - подумала Алина, - а я-то думала, что выиграла. А все только начинается!"
Наверное, ее ужас отразился на лице, потому что профессор вдруг сказал:
– Да, вы правы. Повторю за специалистом: "Rara temporum felicitate, ubi quae velis sentire et quae sentias dicere licet"*.
* Редки счастливые времена, когда можно чувствовать, что хочешь, и ?говорить, что чувствуешь (лат.).
– Цитата из Тацита (ок. 55-120), "История", 1, 1.
– Да, да...
– отозвалась Алина с печалью.
В клинике, в камине, в Библии
Дома профессор разжег камин и бросил в огонь все материальное, что связывало его с Алиной: контракт, рукописи, даже корешки счетов.
Вызвав жену, попросил отчета о подготовке Тимы к отъезду.
– Она так радуется, - со скорбью сказала жена.
– И правильно делает, - уверенно заявил муж.
– Василий, она ведь никогда не узнает жизни, обычной жизни.
– Жена не выдержала и заплакала.
– Очень хорошо, - подтвердил доктор.
– Впрочем, мы не можем знать этого заранее. Там не тюрьма. И она ведь не может сразу стать монахиней. И даже послушницей не может. Она не крещена, не воцерковлена, не знает религиозного чувства. Поживет, поработает, поучится. Ведь ты хотела, чтоб она поучилась?
– Но почему ты так жесток?
– На такое жена отважилась впервые.
Но сегодня бесконечно усталому профессору было не до удивления. Услышав слово жесток, он вспомнил ресторанную беседу с Алиной, свои слова о ее, Алининой, жестокости, пожал плечами и умиротворенно сказал жене:
– Почему жесток?.. По-моему, совсем наоборот. Сядь, Вера, давай поговорим. Я редко разговариваю с тобой. Я вечно занят, и ты живешь почти одна. При живом-то муже...
Жена, не веря своим ушам, примолкла, села на кожаный пуф у двери.
– Лучше пересядь в кресло, - попросил профессор, - вот сюда, к камину, огонь, тепло, говорить приятнее.
Как загипнотизированная, жена медленно пересела в кресло, в котором обычно сиживала Алина. Доктор опять вспомнил их беседу и решение остаться друзьями. Горестно усмехнувшись, он сказал:
– Друг мой. Подруга. Я твой муж. Ты очень давно терпишь меня, подчиняясь своему воспитанию, полученному в прекрасной семье твоего детства. Мне всегда было удобно с тобой, мы многое совершили вместе. Но сейчас появилась угроза разъ?единения, потому что терпение твое кончается, а кроме терпения, у тебя ничего нет.