Сказка про белого бычка

— Это не твоя земля, Мирза, — спокойно повторил Ромка скорее не для бывшего однокашника, сколько для самого себя, чтобы уяснить позицию. — Мы в Древнем Риме, приятель. Вернее, в Древнем Хорезме…

— Ты че, ё…нулся?! — От удивления сынок хокима даже перестал брыкаться, и его тут же поволокли дальше. — К-какой Р-рим, к-какой Х-хорезм нах?..

— Самый обычный, из учебника истории, — пробормотал ему в спину русский.

— Эй, склавин, или бактриец, кто ты тама есть?! — проорал Садай на своем архаичном арабском. — Тебя центуриона, доминус Марк Сервий звал!

— Иду, — отозвался журналист и строевым шагом направился к начальству.

Не доходя двух шагов, остановился, вскинул руку в древнеримском приветствии и возгласил:

— Аве Цезарь!

Офицер скептически глянул на него и хмыкнул.

— Ну-ну. Кто такой?

Роман прилежно повторил легенду, придуманную для него Терцием, Децимом и Садаем. Дескать, так и так, сами мы не местные, из Бактрии пробираемся по поручению великого царя Кушан Канишки. Велел великий государь за посольством приглядывать, оберегая новых союзников от всяческих неприятностей, пока гости находятся на территории Кушанской империи. И если что, упредить его, государя, через надежных людей.

— И много вас тут? — Скептицизм во взгляде старого вояки не исчезал.

— Я один был послан, доминус.

— Складно лепишь по-латыни-то, парень, — похвалил центурион. — Складно, да не ладно. Думаешь, я поверю, что тебя одного отправили приглядывать за без малого сотней здоровых и вооруженных мужиков? Не поверю. И никто из них не поверит.

Он ткнул пальцем в своих топчущихся неподалеку подчиненных.

— Я верно говорю, солдаты?

Те недружно ответили.

— Правильно.

— Вот! Значит, ты кто?

Палец Марка Сервия уперся в Романову грудь.

— Значит, ты шпион. Ищейка. Верно я говорю? А не заодно ли ты с этими колдунами, которые покушались на жизнь достойного сенатора Квинта Тинея Руфа?

— Никак нет, — по-военному четко рапортовал Градов. — Вы же сами видели, доминус, как они хотели наброситься на меня.

— Тоже верно, — согласился офицер, хитро щурясь. — Если б не это, сидел бы уже с ними на одной цепи. И все-таки, что ты делал в расположении гарнизона солдат великой Римской империи?

— Говорю же, присматривал.

— Чтобы нас никто не обидел? — оскалился центурион гниловатыми зубами.

— Так точно!

— Один? — опять уточнил вояка.

— Как есть один.

— Ты меня за идиота держишь? — спокойно осведомился Марк, хотя в голосе его уже прорезались металлические нотки угрозы.

Тут вмешался языкатый Садай.

— Осмелюсь доложить, доминус, этот склавин… бактриец… В общем, этот парень здорово дерется. Нас четверых так отделал, что…

— Как, отделал?! — рявкнул центурион.

Мальчуган понял, что сболтнул лишнего.

— Нет, ну, мы просто не ожидали нападения. И потому он смог кое-что сделать. Но мы быстро опомнились и сами ему накостыляли…

Роман кашлянул. Юноша бросил на него затравленный взгляд и густо покраснел.

— Понятненько, — процедил сквозь зубы офицер. — Жиром позарастали, бездельники! Одного вонючего пастуха вчетвером отделать не могли?! Да я вас! Да вы у меня!..

— Извините, доминус, — вступился за арапчонка Роман. — Они бы и вдесятером со мной не справились в рукопашном бою, если бы не застали меня врасплох. Можете проверить.

— Как это? — отпала челюсть у центуриона. — Ты понимаешь, парень, под чем подписываешься?

Журналист кивнул.

— Ну, смотри у меня! Как только сенатор поправится, проведем испытание. А сейчас мне не до того. Присматривайте за ним! — велел офицер Садаю и его приятелям, а сам подался в шатер, куда унесли раненого.

Одна мысль не давала журналисту покоя. С тех самых пор, как Марк Сервий назвал имя пострадавшего.

— Как, говоришь, зовут вашего посла? — спросил он у арапчонка.

— Я говорить? — опешил юноша.

— Ну, ты или не ты, не важно. Зовут его как?

— Квинтус Тинеус Руфус! — четко отбарабанил Садай.

Приплыли, почесал затылок Роман.

Вот не думал, что в этом захолустье доведется встретиться с кем-то из реальных исторических лиц.

Тиней Руф, или как его звали в Талмуде, Турнус Руфус, то есть Тиран Руф. Человек, ставший в 130 году нашей эры пропретором Иудеи и за два года своего правления наделавший столько глупостей, что местные жители не выдержали издевательств и подняли восстание, во главе которого стал Симон Бар-Кохба.

Из сенаторского шатра вышел центурион. Его хмурый вид не сулил ничего хорошего.

— Эскулап говорит, что надо руку резать, — сообщил Марк Сервий. — Но сенатор может не вынести операции. Помрет от болевого шока.

И что теперь, подумалось Градову.

Руф умрет, не станет иудейским наместником, не прикажет перепахать Храмовую Гору с руинами еврейской святыни. Следовательно, не будет никакого мятежа Бар-Кохбы, и история Земли пойдет совсем по другому пути.

Налицо тот самый хроноклазм, о котором писали фантасты, начиная с Рея Брэдбери.

Да фиг с ним, с искажением хода истории. Главное, что он сам, Роман Градов, уже не сможет вернуться в собственное время. А это слишком.

Надо что-то делать.

— Кстати, а кто та девица, которая рыдала над сенатором? — осведомился он у юного араба. — Жена, наложница?

— Да что ты! — замахал руками парнишка, и на лице его заиграла мечтательная улыбка, столь свойственная юношам, когда они думают о прекрасном поле. — Валерия Руфина его дочка.

— Дочь? — удивился питерец. — А сколько же лет сенатору?

— Тридцать или мало больше.

— Раненько же он стал папой, — покачал головой Ромка.

— Она приемный. Посол лет десять назад жениться на матрона из знатный род, старшей он сам. Жена потом умер. Сенатор очень заботится о дочка. Любит ее.

— Еще бы, — хмыкнул журналист. — Как не любить такую красавицу?

— Ты что хотел сказать?! — вскинулся молодым петушком Садай.

— Тише, тише! — призвал к порядку забияку. — Вон, центурион на нас смотрит.

Тем временем к Сервию присоединился медикус — толстый дядька с растрепанными длинными волосами, обрамляющими приличную плешь. Тоже отнюдь не радостный на вид.