Сказка Шварцвальда

— А теперь, святой отец, покажите мне путь к дому Вашей сестры.

— Да, дитя мое. Я провожу тебя.

Оставив пергамент сохнуть, он поднялся из-за стола.

Когда они покидали ремесленную лавочку, на улицу уже упали сумерки, погрузив город в тайну. Крупные хлопья, кружась, опускались на землю. Ветер почти стих. Под ногами тихо поскрипывал свежевыпавший пушистый снег. Стоило им свернуть в ближайший переулок, как у ворот церкви остановилась повозка. Михаэль, спрыгнув вниз, быстрым шагом направился к входу в храм.

Епископ Конрад Макленбургский, по прозвищу Справедливый, высокий худощавый мужчина перешагнувший сороковой рубеж, после утренней литургии удалился в свои покои при монастыре Святого Франциска во Фрайбурге. Следовавший за ним попятам внимательный служка помог снять митру и тяжелую расшитую казулу, оставив светлейшего в фиолетовой, соответствующей высокому сану сутане. Конрад, взявши в руки приготовленный список заключенных, при слушании дел которых он обязан пополудни присутствовать в муниципальном совете, устало махнул рукой, отсылая клирика проч. Ему хотелось оставшееся свободное время провести в одиночестве, размышляя над судьбами людей, имена которых друг под другом были прописаны на пергаменте. Не было большего удовольствия для святого отца, как размышлять в тиши над проступками заблудших агнцев. В самом конце списка с намеренным отступлением читались три имени выделенные двойным нажатием пера. В дознании преступления оных участвовала святая Инквизиция.

Епископ брезгливо поморщился, на его высоких скулах пролегли глубокие продольные складки. Он предчувствовал занудливый и надоевший процесс переливания пустого в порожнее, периодически отягощяемое пытками и оканчивающееся привычным умерщвлением несчастных камнями или сожжением на городской площади. Смрад горящего человеческого тела, предвосхитив итог, проник в сознание епископа, заставив его болезненно скривиться.

Он устал искать происки дьявола там, где их не могло быть. И не должно. Человеческая подлость, скаредность, жадность, зависть, алчность и корыстолюбие — были причинами обвинения несчастных, невинных жертв. Вот где притаился великий льстец и искуситель. Надобно судить и карать самих истцов… Но, нет, мир безумен и примитивен. А еще он предсказуем и скучен.

"Свободный город Фрайбург против Стефана Кугелькопфа, обвиняемого в сношении с суккубом участии с ведьмами в шабаше и разврате", написанное ревнивой супругой бедного плотника, мечтающей отомстить изменившему ей мужу любым способом. Хитрая бестия таким способом пытается скрыть собственный грех прелюбодеяния.

"Свободный горд Фрайбург против Иоганна Штамма, сапожника, обвиняемого в изготовлении золота колдовским путем", донос, подписанный внимательным завистником — соседом несчастного, в надежде на толику добра, положенного ему после осуждения доморощенного колдуна.

Епископ поднял глаза к фрескам на потолке в усмешке. Ничего нового гнусная каста доносчиков не придумала… Где полет фантазии, где изобретательность, где доказательства присутствия вечного зла?

"Свободный город Фрайбург против Якова Циммермана, живописца, обвиненного в поругании святого образа Божьей матери"…

— Вот это уже интересно, — епископ удивленно вздернул левую бровь, достав из кармана сутаны круглое стеклышко, вставил его в глаз и внимательно погрузился в чтении предварительного обвинения городского совета.

"…обвиненного в богоотступничестве и еретических высказываниях в момент задержания, происходящего в присутствии многочисленных свидетелей". Донос не подписан. Отцы города в виде исключения приняли его от неизвестного лица, надеясь разделить доход от продажи мастерской между собой.

Странно — прошептал Конрад, размышляя…Никакого дьявольского умысла у богомаза нет, но зачем клеветать против себя? Скорее всего, несчастный художник повредился умом и желает смерти по единственной причине. Он несчастен в любви… Надо искать даму, разбившему ему сердце… Все ясно наперед. Скучно….

Он вновь разочарован.

— Скучно мне — произнес он вслух, вынимая увеличительное стекло из голубого, словно расплавленный сапфир глаза. Подойдя к окнам опочивальни, облокотился обеими руками на каменный подоконник и выглянул в монастырский двор. Там кипела будничная жизнь

Приставленные к кухни служки усердно ощипывали еще живых и треплющих крыльями кур (вот недоумки, вздохнул Конрад), двое крепких монахов повели за ворота на убой двух испуганно блеющих баранов. Несколько темных силуэтов метнулись наискосок от канцелярии, исполняя поручения.

— Скучно — уныло повторил Конрад и, подойдя к письменному столу дернул за висящий в углу колокольчик. В ту же секунду в открытой двери возник молодой прислужник.

Епископ одарил юношу нежным взглядом и произнес

— Вели позвать мне ожидающего человека из гостевого покоя, сын мой!

Монах, по девичьи покраснев, подобострастно поклонился и исчез.

Конрад, вновь отошел к окну, наблюдая как его миловидный слуга стремглав пересек двор, направляясь в пристройку для гостей и вскоре появился в сопровождении крепкого кряжистого молодого человека, одетого в щегольской темно коричневый с золотой вышивкой камзол, придерживающего одной рукой длинный кинжал в ножнах, который от быстрого шага бил его по бедру.

Епископ снисходительно улыбнулся — ему нравилось, когда приказы выполнялись быстро и беспрекословно.

Через мгновение быстрые шаги раздались по коридору, после тихого стука и разрешения войти скрипнула дверь.

— Ваше Святейшество… — , раздался голос за спиной

Эпископ медленно обернулся к вошедшему и направился навстречу, протянув руку для поцелуя.

— Мир тебе, сын мой!

Молодой человек отвесил низкий поклон и слегка коснулся тонкими холодными губами дарованной руки.

Конрад невольно поморщился.

— Хассо, пришло время выполнить одно важное поручение. Следуй за мной.

Епископ, повернув ключ в замке кабинета, подошел к письменному столу, стоящему возле камина и нажав рукой потайной рычаг, спрятанной в одной из его массивных ножек, подождал, пока створка стены, на которой красовался выложенный голубым тосканским мрамором очаг с легким скрипом отъехала в сторону, открыв потайную лестницу, ведущую вниз.

Один за другим мужчины спустились по темной винтовой лестнице в подвал. Хассо, недоумевая, замер у входа, боясь протиснуться в небольшое помещение тайной лаборатории, забитое колбами, ретортами, змеевиками, закрепленными в многочисленных штативах. Эпископ изящно для своего преклонного возраста проскользнув между столами, прошел в дальний угол подвала, и одев длинные кожаные перчатки и маску на лицо. Бросив такую же в сторону удивленного глядящего на него вассала, открыл медный чан и длинными металлическими щипцами вытащил из него мертвого облезлого грызуна. Хассо вскрикнул от страха и не теряя времени приложил подобранную с пола маску к лицу.

— Сын мой, пришло время поразвлечься. Овцам в округе Марцелля не терпится узреть деяния врага рода человеческого, так исполним их невинное желание. Начнем ежегодную жатву во славу нашего Господина. Кинь эту уморенную чумой крысу в колодец в Фогельбахе. Мне не терпится прогреть старые кости у инквизиторского костра.

— В Фогельбахе? Почему там? — неожиданно спросил ошеломленный Хассо.

Конрад удивленно вскинул брови. Слуга впервые посмел задать вопрос. Все его прежние поручения выполнялись беспрекословно.