Сказка со счастливым началом
Шрифт:
– Возьми деньги… – Митя полез в карман, достал бумажник и принялся извлекать непослушными пальцами нужную купюру.
– Нет, Мить, только не эти деньги… ни ста рублей… ни десяти, – твёрдо отвела его руку Соня, усаживаясь в машину. – И больше никаких денег на книжку. Я всё равно их верну.
– Это была моя зарплата, это не…
– Вся зарплата? Тогда на что ты сейчас живёшь?
Соня захлопнула дверцу. Растерянный, Митя остался стоять на шоссе. Потом опомнился, наклонился к приоткрытому стеклу.
– Соня, пожалуйста, только подожди меня… ничего не предпринимай. И… не пускай его, не верь ему, я знаю, он придёт, он умеет внушать… Пожалуйста,
– Кого? – не поняла Соня. – Отца твоего?
– Этого своего – гэбиста! Не открывай ему, слышишь?
Соня только покачала головой: опять!
– Едем? – нетерпеливо спросил водитель.
– Да… – выдохнула она.
Автомобиль отъехал, а Соня, прильнув к стеклу, пыталась разглядеть удаляющуюся фигуру Мити за грязным окном такси. Думала она только о том, увидит ли его ещё, прикоснется ли к нему. И о том, что так и не поцеловала его на прощание.
Борис меняет мнение
Она мучительно размышляла обо всём, что услышала. «Представь, что это должно случиться со мной, с Вадиком, с Анькой!» – вспоминала она слова Мити. Соня не могла осуждать его, понимала – положение у него сейчас по-настоящему безвыходное. И как она только могла поверить, что он её предал? Теперь она знала – интуиция её не обманывала, Митя не мог продать её ради машины и денег, он по-прежнему её любит!
Эта мысль наполняла её сердце теплом, но холодной змеёй вползала другая. Наташа! Их брак не сможет остаться фиктивным, между ними уже была связь, пускай и давно. Пожертвовав ради Мити совестью, памятью о матери, отдав Калюжным весь бизнес, Наташа не будет довольствоваться печатью в паспорте, она найдёт способ добиться своей цели. А он – он ведь молодой мужчина, не робот. Когда Сони не будет рядом – долго не выдержит.
Она не могла думать об этом – но это было реальностью. Стиснув зубы, Соня металась по углам, ища выход. Выхода не находилось. Она честно попыталась представить, что идёт на его предложение – ничего не получилось. О том, чтобы ехать тайком в Москву и жить там на правах любовницы, и речи идти не могло. Да и её собственное предложение спрятаться в сибирской деревне вместе с ребёнком казалось не менее фантастическим. Но что же делать, что? Жизнь разводила их навсегда, и Соня могла только молиться, зная, на какие искушения обрекает мужа, и как ему придётся за это расплачиваться.
Иногда у неё возникали совсем бредовые идеи – пойти к Калюжному, высказать ему всё, потребовать… Но Соня вспоминала голос в диктофоне: с такими людьми по-человечески говорить бесполезно. А думая о Валентине Юрьевне, Соня сразу же представляла себе истеричку с обезумевшими глазами, кидающуюся на неё и орущую что-то про секту. Что ей можно объяснить?
В тот день, когда они с Митей расстались, Соня прибежала в садик последней. Танечка вслух не попрекнула, но посмотрела осуждающе: сама, мол, знаешь, что такое сидеть с единственным ребёнком до семи часов.
Находиться в собственном доме теперь, зная, что каждое слово слышат чужие люди, стало невыносимо. Соня вначале даже с Вадиком боялась разговаривать, но потом решила: будет вести себя, как обычно. Это Калюжные вторгаются в её дом, в её жизнь. А она – имеет полное право жить так, как хочет, и не обращать внимания на чужую подлость. Вот только Аньку надо предупредить… Не рассказывать ей дома про интернат – а то Калюжные перекроют и этот путь. И ещё – чтобы ничего не говорила Валерии.
До выхода на новую работу оставалось ещё два дня. В среду Соня отвела
Вадика в садик, клятвенно пообещав забрать его раньше всех. Вернулась домой и села в кресло – делать она ничего не могла. Взяла в руки лиса, но разговора не получилось – беседовать с Борисом при прослушке она не могла даже мысленно.Думала она, конечно, о Мите. Сердце обливалось кровью от безысходной жалости к нему. И тут Соня впервые в жизни ощутила настоящую, безудержную ненависть к Калюжным.
Это было не брезгливое чувство, сродни тому, что вызывал у неё отчим; не ревность, которую она испытывала к Наташе. Соня и прежде считала Митиных родителей своими врагами, осуждала за подлость, страдала от несправедливых обид. Но сейчас ей пришлось испытать нечто иное, по силе и глубине сравнимое со страстью и одержимостью. Она вдруг поняла – пока есть на свете Калюжный, ничего хорошего никогда не будет! И пожелала ему самых страшных бед и страданий – за всех его жертв. Она злорадно представляла, как Калюжный мучается от страшной болезни, корчится от страха, мучимый преступниками…
Но приступ прошёл – схлынул, как волна от песчаного берега. И Соня с ужасом заглянула в свою душу – заглянула и испугалась. Нет, она не позволит… Не позволит им превратить себя в такое же чудовище! Они умножают зло, но ненависть не исправишь ненавистью. Эти люди страшно больны, Соня обязана их пожалеть. Они несчастны – и дело не только в будущей расплате. Они не способны распознать любовь, они не живут, а рассчитывают и строят козни, могут раздавить собственного, горячо любимого сына и испытать при этом удовлетворение. Более убогих людей Соня в жизни не видела. Даже у Вовы – иу того имелись зачатки совести, но не у Калюжных.
Соня вскочила и побежала в церковь. Единственное, что она могла сделать для них – это помолиться. А вдруг они что-то поймут, хотя бы задумаются? Разве можно упускать этот шанс – сейчас, пока ещё не поздно? И самое главное, надо срочно спасать себя – от заразной болезни под названием «калюжность».
Несмотря на своё решение, Соне стоило немалых усилий написать имена Антона и Валентины на листочке «за здравие», поставить за них свечи и искренне помолиться. Но всё-таки она сделала это и, неудовлетворённая до конца, периодически борясь с новыми приступами ненависти, приплелась домой.
Открыла ключом дверь, но не успела захлопнуть её за собой, как услышала негромкий голос из собственной комнаты:
– Это я. Не пугайся.
Соня чуть не подпрыгнула от неожиданности. Хорошо ещё, что он сказал это прежде, чем показался.
– Откуда у тебя ключ? Ты же его отдал… – медленно проговорила она, входя.
– Сонь, я всегда делаю запасной. Кстати, почему ты до сих пор не сменила замок?
Женя сидел в кресле, листая журнал, свободно вытянув ноги в собственных тапочках (расставшись с женихом, Соня запрятала их глубоко в шкаф – подальше от Митиных глаз, но, видно, не так глубоко, как считала). При появлении хозяйки незваный гость медленно поднял голову.
– Считала тебя порядочным человеком… – выдохнула она.
– Соня… – Женя смотрел на неё снисходительно, как на маленькую, несущую глупости девочку. – Ну что ты прямо… Я человек дела. И кстати, никогда тебе не врал. Просто не всегда и не обо всём говорил – ради твоего же блага.
Соне хотелось заорать, но она смогла только выдавить:
– Уходи… Пожалуйста… уходи!
Её взгляд повторял то же самое гораздо красноречивее.
– Без паники, – строго приказал Женя.
– Прошу тебя…