Сказка со счастливым началом

Не ожидавшая подобной наглости, Соня дёрнулась, толкнула его, но он так крепко стоял на ногах, что она сама чуть не отлетела к стене. Настаивать Женя не стал. Усмехаясь одними губами, он сложил руки в притворном раскаянии, потом сделал строгое лицо и кивком указал на ночник с подслушивающим устройством – продолжаем, мол, продолжаем, чего ты?

– Не сейчас… – едва сдерживая ярость, выговорила она. – Я сейчас не готова…

– Конечно, детка, прости, – серьёзно ответил он. – Я всё понимаю. Мы поговорим об этом завтра. Или когда ты будешь готова. Кстати, у тебя лампочка криво висит. Этот сопляк, небось, даже уровнем пользоваться не умеет.

Женя протянул руку к ночнику, пошарил на нем и вдруг воскликнул:

– Смотри… подожди-ка… ни фига себе!

Он очень естественно показал голосом, что впервые видит жучок.

– Кто-то установил у тебя прослушку!

– Не может быть… Зачем? – наверное, Соне не хватало артистизма, но она попробовала изобразить изумление и тревогу.

– Так… Мне надо сейчас уехать. Я всё выясню, не волнуйся. Приду к тебе завтра, и мы закончим наш разговор.

Соня подняла брови, но промолчала. В конце концов, надо как-то решить вопрос с жучками – иначе никакой жизни не будет. Нет, Женя прав – пусть Калюжные отстанут от неё навсегда!

Она чувствовала себя виноватой – сыграть роль ей практически не удалось. А ведь Женя пришёл её выручить, защитить, хотя и знает, что всё между ними кончено. И сейчас – рискует, отправляясь к Калюжным. Никто другой не предложит ей такой помощи.

– Хорошо. Я буду тебя ждать, – повинуясь порыву, сказала она.

Женя несколько секунд удивлённо вглядывался в неё, желая понять, какой смысл она вкладывает в эти слова. В его глазах появилась нескрываемая надежда.

– Я приду, детка, – сказал он.

Забрал с тумбочки листок со своими указаниями, бесшумно сложил и убрал в карман, потом обулся и вышел, аккуратно заперев за собой дверь собственным ключом.

* * *

У Сони осталось ощущение, что на неё вылит ушат помоев. На сердце было так тяжело, как если бы она и в самом деле собралась изменить Мите. Теперь она с ужасом представляла, что Женя снова объявится, но и одновременно ждала его, чтобы понять, чем всё закончилось. «Я попробую уговорить их снять жучки и оставить тебя в покое», – так, кажется, он написал на бумажке.

А почему бы сразу не снять, раз уж он все их нашёл своим хитрым прибором? Наверняка Женя это умеет. Тем более что Калюжные услышали главное: у Сони с Митей всё кончено. По её убеждению, этого должно быть вполне достаточно. Но Женя считает, что она, как минимум, должна согласиться выйти за него замуж. А вдруг Калюжные не успокоятся, пока не услышат конкретного ответа? И Женя снова придёт и потребует разыгрывать фарс…

Кстати, его осведомлённость о делах и планах Калюжного, о его конфликте с сыном, о Вадике и о прослушке казалась Соне всё более странной, даже подозрительной. Уж если Калюжные нашли Вову, то не вхож ли к ним и Женя? Но всё-таки Соня не могла в это верить: Женя не предатель, он был когда-то близким ей человеком. И у него есть свои способы получения информации.

В этот день Соня забрала Вадика пораньше. Она захватила санки и, не заворачивая домой, повела его кататься на горку. Вадик радовался, а она оттягивала возвращение. Дом, в котором хозяйничают чужие люди, приходят и дотрагиваются до её вещей, перестал быть её домом. От каждого его угла веяло подлостью, всё казалось осквернено. Соня впервые подумала, что будет рада уехать из этой квартиры – пусть Вова её делит! Это уже не мамин дом, и не тот, в котором они были так счастливы с Митей. Он полон теперь одиночества, страдания и угрозы.

На другое утро Соня, приведя Вадика в группу, обнаружила вместо Танечки свою бывшую сменщицу.

– Ты уже вышла?

Соне не удалось скрыть удивление и досаду – обычно Надька «болела» не менее двух недель.

Та махнула рукой – погоди, мол, и пошла рыться в кладовке.

Увидев подмену, Вадик напрягся и встал, как вкопанный, на пороге.

– Ничего, милый, Надежда Петровна только до обеда, – прошептала ему на ухо Соня.

Надька вышла к ним в раздевалку – никого, кроме них, там сейчас не было.

– С матерью поругалась, – охотно объяснила она. – Брата в больницу увезли. Внуку апельсинов купить не на что, а она пенсию туда таскает – врачам в карманы суёт, супчиком его кормит. Небось, домой решила забрать. Щас! Пущу я его домой, не на ту напали! В общем, у нас война. Больничный, зараза, закрыла. А по мне – пусть бы Танька ещё поработала… Полгода как с училища пришла, а ей сразу – девятый разряд! Я до девятого пять лет пахала.

Надежда завела свою любимую песню, так ничего и не спросив по поводу Вадика.

Повинуясь уговорам, мальчик послушно побрёл в группу, обречённо оглядываясь на Соню. Та виновато посмотрела ему вслед. Даже спускаясь по лестнице, она слышала хорошо поставленный, закалённый в борьбе Надькин голос и её любимое: «А ну-ка!..» Далее по тексту могло следовать что угодно – от приказа принести карандаш до сурового наказания. Соня приостановилась и несколько секунд колебалась, успокаивая себя, что Надежда – не самое худшее зло на земле. Она шагнула на следующую ступеньку, а потом… резко повернулась и кинулась обратно.

Вадик стоял у окошка, приготовившись махать. Услыхав её голос, он тотчас же обернулся, но с места не сдвинулся: правила есть правила, он уже «сдан» воспитателю.

– Надь, можно тебя на минуточку? – позвала Соня.

– Ну, чего? – буркнула Надежда.

– Подойди, будь добра, чтоб я не натоптала.

Воспитательница нехотя вылезла из-за стола – взгляд у неё был недовольным.

– Значит, так, Надежда Петровна, – негромко и быстро произнесла Соня. – Вадик натерпелся за эти дни. Не ори на него – это раз. Если вдруг описается – не вздумай позорить перед детьми. Сними белье незаметно, а если тебе лень – я вечером сама застелю. Короче, не трепи ему нервы – я тебя знаю.

– А то – что? – с недоброй усмешкой уточнила та.

Кровь прилила Соне к голове.

– А то на настоящий больничный уйдёшь! – жёстко сказала она. – Я своему сыну психику ломать не позволю.

Соня ожидала всякой реакции, но Надька вдруг довольно кивнула.

– Во – видишь? – весомо проговорила она, словно указывая на интересный факт. – За своего-то теперь горой стоишь! А раньше молчала в тряпочку. Вот что значит: своя рубашка ближе к телу!

Соня оторопела. Не то чтобы это было справедливым, Соня и раньше не очень-то молчала, но… как бы это сказать – старалась не нарываться по каждому поводу. Надьку всё равно не исправишь, ну и что толку ругаться с ней каждые пять минут? Порой Соня, и правда, терпела, так же, как терпели и дети, и некоторые родители.