Сказка в дом стучится

Лешка еще что-то сказал, но Валерке явно не понравилось в чужом диалоге слово «мама», и он решил ухватиться за «бабушку».

— Может, и нам махнуть к бабушке на чай с кексами?

Ага, вот прямо так — зацементировать все мастикой! Сначала тогда к моей маме на куриный супчик…

— Не хочу! — буркнул за меня Никита.

И я чуть ему не поддакнула.

— А я не тебя спрашиваю.

— А ты всегда не меня спрашиваешь…

Так, началось…

— Тебе понравилась музыка? — успела вмешаться неправильная фея.

Никита продолжил смотреть на меня волком. Не тем смешным, которым пытался быть для него Лешка, а самым настоящим злым и, скорее всего, уже довольно голодным.

— Пошли, я тебя познакомлю…

Благо, зрители рассосались, а музыканты еще не зачехлились. Пары общих фраз хватило, чтобы вручить юного гитариста старому.

— Я переоденусь и тут же его заберу…

Если я оставлю Никиту с папой, то по возвращении найду лишь ножки да… Только ножки, рожек у волчат нет. Впрочем, он уже сожрал меня с утра, так что из него могут торчать те самые заячьи уши…

Терехин обреченно уселся обратно на стул. Арсений стоял с ним рядом, теперь уже сам держась за твердое родительское колено. Ева стояла в шаге от них и что-то втирала рыжим про жизнь, по-женски очень громко жестикулируя. Мне оставалось молиться, чтобы речь не зашла о маме.

— Тяжело тебе дома… — усмехнулся Лешка, стирая с лица грим.

Я делала то же самое, но быстрее и не щадя кожу.

— Там достаточно помощников, которые вызывают огонь на себя.

А здесь была я одна. И с букетом роз вместо веника. Волшебного! На их рожи потом ящик йода изведешь и так ничему и не научишь!

— Откуда цветы? — спросила я у машины. — Я ведь просила не оставлять детей ни на минуту.

— Я никого не оставлял. Я эту вашу Козу попросил сбегать к метро…

— А… Ну да, в своем репертуаре. Делегировать полномочия у тебя отлично получается.

— Значит, я правильный Кощей, да?

— До Кощея тебе еще худеть и худеть, — хлопнула я пассажирской дверью и поставила букет в ноги.

— Ну так за бабушкиным тортиком мы не едем. Вот и похудею.

— А кормить детей ты не думаешь вообще?

— Дома. Испугалась? Ладно, в кафе… Но домой все равно надо будет что-нибудь купить.

— Мы надолго домой? — подал голос Никита, все такой же недовольный. Голос. На лицо я не стала оборачиваться. Корчить рожи, как Лешка, я все равно не умею.

— Столько, сколько будет нужно, чтобы ты закончил школу. Да, Саш, надо ему сообразить какой-нибудь перекус с собой. Я ему денег на столовку не даю.

— Хорошо, не завтра утром вспомнил…

Я, конечно, по его мнению, ворчала, но… Всем своим существом соглашалась остаться с ними со всеми до утра… Но не устраивать же разборки при детях! Сначала надо накормить всю троицу, а потом уже, когда все раздобреют и подобреют, начинать просить не казнить, а слово молвить… Ох, мне много чего хочется сказать старшему Терёхину. Столько правильных слов танцуют сейчас на языке совсем не вальс…

— А я такие вещи не забываю…

Это он тут решил доказать мне, что участвует не только деньгами и словами, но и делами в жизни своего многочисленного семейства?

— Пап! Сенька писать хочет…

Тут я уж обернулась к Никите. Как раз на словах его папочки:

— А что я могу сделать?

— Сейчас уже ничего, — это буркнула я. — Надо было в театре ребенка в туалет сводить.

— А что ты такая умная только сейчас?

— А кто тут папа? Я, что ли? — я сознательно не употребила слово «Мама». — Я неправильная фея. Вот, кто я!

И даже повысила голос, чтобы не слышать свой внутренний, который уже осип, пытаясь докричаться до моего разума: дура, вот ты кто — очень и очень правильная дура для Валерия Терёхина. Нашла с кем тягаться!

Сама себе скажи: что ж ты до сих пор не сказочно богата, раз такая умная? Была б умной, тогда бы у тебя все ключи были в кармане, и от собственной машины, и от собственной квартиры.

— Пап, дай телефон!

Слово «телефон» в этой семье тоже под запретом, и Терёхин довольно грубо отшил сына.

— Я какой-нибудь фастфуд найду, — огрызнулся тот в ответ.

— Нормальной еды дождаться не можешь?

— Ты прикалываешься или реально тупишь? Сеньке туалет нужен.

Через минуту гробовую тишину прорезал голос штурмана Яндекса. Мы действительно тупые взрослые — занимаем голову совсем ненасущными вопросами. Терёхин, кстати, мог бы и извиниться перед сыном, но это не в его стиле. Но хоть ничего не добавил, просто тупо смотрел на карту. Странно, что под его взглядом стекло айфона не треснуло. Уверена, полопавшихся сосудиков в его глазах заметно прибавилось!

В туалет Арсения повёл старший брат. Наверное, папочка испугался, что не угонится за малышом. Мы с ним остались стоять посреди зала, и если Терёхин в джемпере выглядел не так солидно, как в деловом костюме, то я в наряде от Марианны спиной чувствовала странные взгляды. Или меня била мелкая дрожь совсем по другому поводу?

— Мы, типа, теперь обязаны здесь что-то купить? — спросил Валера, кажется, на полном серьезе.

— Сомневаюсь, что ты найдёшь здесь что-нибудь полезное.

— Может, кофе?

— То, что ты называешь кофием, здесь тоже нет, — попыталась я вымученной улыбкой разрядить ужасную атмосферу.

— Можно купить и вылить на газон, разве нет?

— А можно сначала спросить, хочу ли я залезать в твою постель на виду у твоих детей, разве нет? — решила я не тянуть с разговором.

— Нет. Я не хочу тебя ни о чем спрашивать. Ты взрослая женщина и можешь уйти, когда тебе заблагорассудится. Я просто не хочу возвращаться на дачу. Мне там противно находиться.

Я выдержала красный взгляд.

— Ты сам виноват. Это диван, на нем сидят…

— Коза, можно купить тебе герань, чтобы ты зажевала ее и наконец замолчала, а?

— И все-таки ты знаком с детской литературой… — не сумела я на него даже обидеться.

— Со своего собственного детства знаком. Думаешь, я не справлюсь с ними ночью? Думаешь?

— Уверена, что справишься.

— Тогда я хоть сейчас закажу тебе такси, идёт?

И снова этот взгляд. Совсем красный. Но в этот раз не от усталости, а от злости. А вот я устала. Устала танцевать на раскаленных углях под его дудку!