Сказки народов Азии. Том 3

«О чем ты говоришь, земляк! Я караван верблюдов потерял, семь дней, семь ночей ищу, но до сих пор даже следов копыт не встретил!» Делать нечего, пришлось нам всем взяться за поиски дровосека с топором и караванщика с верблюдами. Привел отец из города еще целый отряд дровосеков, и разрубили они наш арбуз пополам. Тут как хлынула из него вода, пошли потоки по горам, по холмам, дошли до самого Стамбула, и образовалось из них Мраморное море.

Остановился безбородый Муса, смотрит на Кельоглана. Тот почесал голову и говорит:

— Теперь послушай меня! Мой-то отец пчел держал. Дело это нелегкое. Бывало, чуть свет — он уж на пасеке, считает, сколько пчел вылетело из улья. Вечером по штукам считает, сколько их вернулось в улей. Вот однажды пчела-хромоножка не прилетела домой. Опечалился отец, всю ночь не спал, думал: что же могло с ней случиться? Любил он эту пчелу за хороший мед. Думал, думал, к утру придумал. Взял мешочную иглу, воткнул ее в землю, встал на нее босой ногой и начал смотреть с высоты по сторонам. «Вижу, — говорит, — как какой-то крестьянин в деревне Физане поймал нашу хромоножку, впряг ее в соху вместе с быком, теперь пашет на паре! Седлайте мне петуха поскорей!» Я хвать петуха, оседлал его, и отец верхом поехал в Физан. Вызволил он нашу пчелу, но, пока ездил, седло натерло петуху спину. Смазали мы больное место ореховым маслом, и вдруг появился на этом месте ореховый росток. Мы и ахнуть не успели, как превратился он в огромное дерево. Опали с него листья, сделалось из них большое поле. Мы это поле засеяли, выросла на нем пшеница по пояс. Созрела пшеница, пришли мы с косами, только собрались косить, навстречу лисица — скок! Взмахнул отец косой, накинул лисе аркан на шею. Лиса бежит, а коса вокруг нее кружит. Так и выкосила все поле дочиста. Обмолотили мы пшеницу, позвали сборщика налогов, стали урожай считать. Меряем-меряем зерно и вдруг в одной из мер видим бумагу. Развернул ее отец, покрутил так и сяк, потом подает сборщику налогов: «Погляди-ка, сынок, что тут написано, а то я никак не разберу». Тот смотрит, а в бумажке вот что написано: «Кельоглан победил, безбородый проглотил».

Закончил Кельоглан свой рассказ, рассмеялся Муса до слез.

— Молодец, Кельоглан! — говорит. — Ты еще только про мешочную иглу соврал, а я уж понял, что проиграл. Дальше мог бы и не утруждать себя. А ведь я, честно сказать, давно ищу такого человека, как ты. Забирай себе все три мои мельницы, смотри за ними хорошенько и заботься обо мне, пока я жив.

С тех пор Кельоглан, его мать и мельник зажили по-новому — весело и безбедно.

Сухой гранат и полотенце с кружевной каймой Турецкая сказка Перевод К. Беловой

авным-давно, теперь уж и не вспомнить, в старой бане, в новом доме, в решете ли, во соломе, когда я бабушкину люльку — скрип-скрип! — качала, тут бы и сказочке начало, да лев пришел, народ распугал, всяк от него куда мог убежал. Сидят по углам, спасаются. Тут пропел петушок, курочка снеслась, а сказка наша вот так началась.

Далеко-далеко от наших мест жила в одной стране старушка с сыном. Старушка была добрая, работящая, а верзила сын — лентяй лентяем. Весь день лежит себе на кровати, с боку на бок поворачивается да нежится, ни к какой работе рук не прикладывает. Как есть-пить захочет, так давай старушку погонять:

— Мать, давай хлеба! Мать, неси воды!

Старушка ни в чем ему не перечила. Таково уж материнское сердце, что с ним поделаешь? Смирилась она со своей судьбой. Запросит молодой лентяй хлеба, она тут же замешивает тесто, разводит огонь, хлеб печет, сыну подает. Запросит воды, она бежит к источнику, набирает в глиняный кувшин свежей воды, подает ему в белые руки:

— Пей, сыночек, на здоровье! Ешь, сыночек, на здоровье!

В каждой стране бывает свой глава-правитель. Вот и в той стране, где жили старушка и сын-лентяй, был падишах, а у него была дочь. Только с того дня, как дочь родилась, все дела у падишаха пошли вкривь и вкось. За что ни возьмется, все не ладится. И решил падишах, что все его неудачи из-за дочери.

— Нет у меня сына, — горюет он, — некого будет на трон посадить. А от дочери только и жди беды. Чуть оставишь без надзора, тут же к барабанщику или к зурнисту сбежит. И доброго слова от дочери не дождешься, а если и дойдет оно, то не вовремя.

Так говорил падишах и день ото дня все больше сокрушался, все больше терял надежду на то, что дела его поправятся. И вот однажды он решил: «Лучше мне прогнать эту девчонку. Пусть потом жалеть и страдать буду, зато дела пойдут на лад».

Недаром говорят: материнское сердце — из мягкого теста, отцовское сердце — из камня. Одно вздуется, да быстро осядет, а другое и не дрогнет — как есть каменное.

Вот на рассвете разбудил отец-падишах свою дочь, сунул ей в руки узелок и приказал:

— Уходи куда знаешь, чтоб глаза мои больше тебя не видели.

И выгнал ее на улицу.

Девочки — народ нежный, хрупкий, как лиловые гвоздики в цветочных горшочках. Чуть ветерок подул, они уже зябнут, чахнут; дождь ли пошел — сидят слезы льют. Всплакнула дочь падишаха:

— Голова ты моя, головушка, горемычная-несчастливая, видно, такая моя доля горькая — по белу свету скитаться.

И пошла куда глаза глядят с камнем на сердце.

Шла, шла, видит, у дороги лачужка стоит. Свернула девушка к ней, подошла к двери, постучала. Послышался старушкин голос:

— Кто там? Добро пожаловать!

— Спасибо, бабушка!

Сняла дочь падишаха верхнюю одежду, шагнула в уголок и села.

Прошло немного времени, и проснулся старушкин сын — тот самый, ленивец. Два раза потянулся, пять раз зевнул, потом говорит:

— Мать, я проголодался, дай мне хлеба!

Дочь падишаха глянула, хлеб у самого его изголовья лежит. Только руку протянуть, бери да ешь. Рассердилась она, схватила старушкину палку и ну парня охаживать:

— Ах ты лодырь, невежа! Хлеб рядом лежит, встань и возьми. И за водой живо беги!

С ленивцем в жизни такого не случалось, он с перепугу и сделал все, как девушка велела.

Стал он постепенно привыкать к порядку. Сначала мелкие дела делал, а потом втянулся, научился всякую работу работать.

Жил в той округе главный караванщик, водил он караваны верблюдов из страны в страну и тем зарабатывал себе на жизнь. Привела старушка к нему сына и стала упрашивать:

— Возьми его в услужение, век буду тебя благодарить. Три рта у нас в доме. Муж мой, кормилец, умер. Нечем нам жить.

— Хорошо, — говорит караванщик, — беру я твоего сына в услужение. Отправится он со мной в путь, караван уж готов. Живым-здоровым уходит, таким же и назад вернется.

— Счастливого пути, счастливого возвращения, сынок, — молвила старушка.

Навьючили погонщики верблюдов, выстроили их вереницей, и караван отправился в путь. Колокольчик на первом верблюде вызванивает: динь-бом, добро везем! Динь-бом, добро везем! На втором верблюде колокольчик спрашивает: дили-дали, где взяли? Дили-дали, где взяли? А третий колокольчик отвечает: там-сям, по мелочам! Там-сям, по мелочам!

Так они и шли — день и ночь, день и ночь. Давно уж остались позади деревья, зеленые травы, бурливые реки. Вступил караван в бескрайнюю пустыню — ни травинки, ни деревца, лишь песок раскаленный да солнце пожаром полыхает.