Сказки о Деревянном Человечке

Куклы схватили его, начали обнимать, целовать, щипать... Потом все

куклы запели "Польку Птичку":

Птичка польку танцевала

На лужайке в ранний час.

Нос налево, хвост направо, -

Это полька Карабас.

Два жука - на барабане,

Дует жаба в контрабас.

Нос налево, хвост направо, -

Это полька Барабас.

Птичка польку танцевала,

Потому что весела.

Нос налево, хвост направо, -

Вот так полечка была.

Зрители были растроганы. Одна кормилица даже прослезилась. Один по-

жарный плакал навзрыд.

Только мальчишки на задних скамейках сердились и топали ногами:

– Довольно лизаться, не маленькие, продолжайте представление!

Услышав весь этот шум, из-за сцены высунулся человек, такой страшный

с виду, что можно было окоченеть от ужаса при одном взгляде на него.

Густая нечесаная борода его волочилась по полу, выпученные глаза вра-

щались, огромный рот лязгал зубами, будто это был не человек, а кроко-

дил. В руке он держал семихвостую плетку.

Это был хозяин кукольного театра, доктор кукольных наук синьор Кара-

бас Барабас.

– Га-га-га, гу-гу-гу!
– заревел он на Буратино.
– Так это ты помешал

представлению моей прекрасной комедии?

Он схватил Буратино, отнес в кладовую театра и повесил на гвоздь.

Вернувшись, погрозил куклам семихвостой плеткой, чтобы они продолжали

представление.

Куклы кое-как закончили комедию, занавес закрылся, зрители разошлись.

Доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас пошел на кухню ужинать.

Сунув нижнюю часть бороды в карман, чтобы не мешала, он сел перед

очагом, где на вертеле жарились целый кролик и два цыпленка.

Помуслив пальцы, он потрогал жаркое, и оно показалось ему сырым.

В очаге было мало дров. Тогда он три раза хлопнул в ладоши.

Вбежали Арлекин и Пьеро.

– Принесите-ка мне этого бездельника Буратино, - сказал синьор Кара-

бас Барабас.
– Он сделан из сухого дерева, я его подкину в огонь, мое

жаркое живо зажарится.

Арлекин и Пьеро упали на колени, умоляли пощадить несчастного Бурати-

но.

– А где моя плетка?
– закричал Карабас Барабас.

Тогда они, рыдая, пошли в кладовую, сняли с гвоздя Буратино и приво-

локли на кухню.

СИНЬОР КАРАБАС БАРАБАС ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ СЖЕЧЬ БУРАТИНО, ДАЕТ ЕМУ

ПЯТЬ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ И ОТПУСКАЕТ ДОМОЙ

Когда куклы приволокли Буратино и бросили на пол у решетки очага,

синьор Карабас Барабас, страшно сопя носом, мешал кочергой угли.

Вдруг глаза его налились кровью, нос, затем все лицо собралось попе-

речными морщинами. Должно быть, ему в ноздри попал кусочек угля.

– Аап... аап... аап...
– завыл Карабас Барабас, закатывая глаза, -

аап-чхи!..

И он чихнул так, что пепел поднялся столбом в очаге.

Когда доктор кукольных наук начинал чихать, то уже не мог остано-

виться и чихал пятьдесят, а иногда и сто раз подряд.

От такого необыкновенного чихания он обессиливал и становился добрее.

Пьеро украдкой шепнул Буратино:

– Попробуй с ним заговорить между чиханьем...

– Аап-чхи! Аап-чхи!
– Карабас Барабас забирал разинутым ртом воздух и

с треском чихал, тряся башкой и топая ногами.

На кухне все тряслось, дребезжали стекла, качались сковороды и каст-

рюли на гвоздях.

Между этими чиханьями Буратино начал подвывать жалобным тоненьким го-

лоском:

– Бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко!

– Перестань реветь!
– крикнул Карабас Барабас.
– Ты мне мешаешь...

Аап-чхи!

– Будьте здоровы, синьор, - всхлипнул Буратино.

– Спасибо... А что - родители у тебя живы? Аап-чхи!

– У меня никогда, никогда не было мамы, синьор. Ах, я несчастный!
– И

Буратино закричал так пронзительно, что в ушах Карабаса Барабаса стало

колоть, как иголкой.

Он затопал подошвами.

– Перестань визжать, говорю тебе!.. Аап-чхи! А что - отец у тебя жив?

– Мой бедный отец еще жив, синьор.

– Воображаю, каково будет узнать твоему отцу, что я на тебе изжарил

кролика и двух цыплят... Аап-чхи!

– Мой бедный отец все равно скоро умрет от голода и холода. Я его

единственная опора в старости. Пожалейте, отпустите меня, синьор.

– Десять тысяч чертей!
– заорал Карабас Барабас.
– Ни о какой жалости

не может быть и речи. Кролик и цыплята должны быть зажарены. Полезай в

очаг.

– Синьор, я не могу этого сделать.

– Почему?
– спросил Карабас Барабас только для того, чтобы Буратино

продолжал разговаривать, а не визжал в уши.

– Синьор, я уже пробовал однажды сунуть нос в очаг и только проткнул

дырку.

– Что за вздор!
– удивился Карабас Барабас.
– Как ты мог носом протк-

нуть в очаге дырку?

– Потому, синьор, что очаг и котелок над огнем были нарисованы на

куске старого холста.

– Аап-чхи!
– чихнул Карабас Барабас с таким шумом, что Пьеро отлетел

налево. Арлекин - направо, а Буратино завертелся волчком.

– Где ты видел очаг, и огонь, и котелок нарисованными на куске холс-

та?

– В каморке моего папы Карло.

– Твой отец - Карло!
– Карабас Барабас вскочил со стула, взмахнул ру-

ками, борода его разлетелась.
– Так, значит, это в каморке старого Карло

находится потайная...

Но тут Карабас Барабас, видимо не желая проговориться о какой-то тай-

не, обоими кулаками заткнул себе рот. И так сидел некоторое время, глядя

выпученными глазами на погасающий огонь.

– Хорошо, - сказал он наконец, - я поужинаю недожаренным кроликом и

сырыми цыплятами. Я тебе дарю жизнь, Буратино. Мало того...

Он залез под бороду в жилетный карман, вытащил пять золотых монет и