Скорость. Назад в СССР

Обивка из тканевого материала скорее похожего на замшу, на такой гонщик не будет скользить.

Кресло оказалось достаточно жестким, но безумно удобным. боковины приятно обхватывали поясницу, а само сиденье приняло мое тело будто мы вместе родились.

Хорошее гоночное кресло — это очень важно. Оно оставляло ощущение надежности. Для хорошего гоночного кресла крайне важна прочность, ведь нагрузки ему предстоят нешуточные.

Кресло должно «дышать», не давая гонщику потеть, а ещё иметь обивку из негорючей ткани.

Я читал, что буржуи за границей имеют возможность подгонять параметры гоночного кресла под каждого гонщика индивидуально. Для нас это пока, можно сказать, недосягаемая роскошь.

Руль тоже заменили на спортивный, обод был покрыт толстым слоем плотного пенополиуретана — большой дефицит в наше время.

На этот раз ключей в зажигании не было.

Интерьер полностью изменился. На дверях и потолке не было привычной обивки. Стойки усиления в кузове были покрашены в темно синий цвет.

Я держал руками руль и мысленно переключал скорости во время гонки. Но мои грезы прервал строгий мужской голос.

— Э, карась, а ну давай-ка, вылазь из моей машины! И поживее! Что ты вообще здесь делаешь?

Соменко стоял рядом с водительской дверью с видом огнедышашего дракона.

Белки его глаз налились краснотой то ли от гнева, то ли от ночного обильного возлияния.

Он смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Ему очень не нравилось, что за меня поручились и взяли в команду.

Я неспешно вышел из машины, сохраняя чувство собственного достоинства.

— Доброе утро, Николай. Я жду Игоря Николаевича, он только недавно ушел. Я вот, что вам хотел сказать: если вы еще раз назовете, меня «карасем» или как-нибудь иначе пытаясь оскорбить или унизить меня то я вам разобью табло

Я старался это говорить с улыбкой и максимально дружелюбной интонацией, но по всей видимости сказанное прозвучало издевательски, потому что Соменко бросился на меня и схватил за грудки.

То что он не умеет драться я понял с первой же секунды, когда увидел как беспечно он прет на меня выставленным вперед подбородком.

Пожалуй, засадить и нокаутировать его не составит труда даже новичку из секции бокса.

— Стоп! Совенко, ты что творишь? Что здесь за хрень твориться? Успокойся! — только что пришедшие Артур и Слава бросились нас разнимать.

Николай все еще держал одной рукой меня за рубашку. Он наклонил голову чуть вправо, приблизился ко мне почти вплотную, бешено выпучил глаза, и, сотрясая в воздухе указательным пальцем свободной руки, прорычал:

— Слышишь, щенок! Ты еще мал так со старшими разговаривать!

До меня дошло его несвежее дыхание.

— Соменко, ты что бухал всю ночь? От тебя несет перегаром за километр, — я поморщился.

Он расслабил руку, и выпустив мою одежду, сделал шаг назад.

В бокс снова вошел Трубецкой, он мельком глянул на присутствующих, потом поздоровался со всеми.

— Итак, господа, если тут таковые имеются, и товарищи: я имею честь сообщить вам, что у нас новый член команды — Александр Сергеевич Каменев. Поприветствуем его, — князь захлопал в ладони. Артур и Слава поддержали его, потом подошли и похлопали меня по плечу.

Лишь Николай, сложив руки на груди и оперевшись на переднее крыло машины, стоял не шелохнувшись.

— Александр, я договорился с отделом кадров. Паспорт и справку из ВУЗа мы принесем позже. На держи, — он протянул мне временный пропуск из плотной бумаги, — нужно принести три фотографии три на четыре.

Я кивнул, по ходу размышляя, где взять денег на фотографа.

— Ты принят на автобазу Академии наук СССР учеником автослесаря с окладом шестьдесят пять рублей в месяц. Через два или три месяца пройдешь комиссию и получишь второй разряд.

— Мы поможем, не переживай, это не сложно, — прокомментировал Артур.

Трубецкой продолжил:

— Там зарплата станет повыше — девяносто в месяц, но насколько я понимаю тебе придется перевестись на полставки из-за учебы в институте. Пока до сентября будешь работать так же как и остальные — с восьми до семнадцати. Есть вопросы?

А отрицательно покачал головой.

— А теперь пойдем смотреть твои апартаменты. Бери свой рюкзак.

— Апартаменты?

— Да, ты же у нас пока без жилья.

Он улыбнулся и жестом пригласил следовать за ним. Когда я уходил из бокса Соменко, проводил меня злобным взглядом и не проронил ни слова в мой адрес.

— Прости его он слаб, а ты силен, — сказал мне князь, не оборачиваясь и ловко перепрыгивая через колдобины и лужи средних размеров на территории автобазы.

— Игорь Николаевич, я не совсем понял, кого нужно простить.

— Ты понял, что я говорю о Николае. Он никогда не станет хорошим гонщиком, а тем более чемпионом.

— Почему?

— Он из тех людей, что прекрасны в своих мечтах замыслах, но совершенно бессильны в их осуществлении. В этом и его беда и его обаяние.

Я промолчал, обдумывая много ли я знаю подобных людей.

— Он бывает иногда невыносим, но в целом, он неплохой парень.

— Да, выходит, что я крупно ему насолил. Мне показалось, что он меня ненавидит.

— Нет. Это не ненависть.

— Что же тогда? — я шел за князем пока мы не остановились у строительного вагончика с окном, забитым досками.

Трубецкой повернулся ко мне и улыбнулся.

— Это страх. Он боиться тебя.

Я ничего не понял.

— Он знает, что он уперся в свой потолок и ты пришел, чтобы сменить его в команде, занять его место.

— Как же я могу занять его место, если он является главным и единственным гонщиком в команде?

— Иногда место, которое занимает человек в жизни, давно не имеет ничего общего с этой самой жизнью. Это все видят. Проходи.

На этих словах Трубецкой открыл и вытащил из петель навесной замок на бытовке.