Скованные одной цепью
Шрифт:
— Да нет, отчего же.
— Другие болеют за какую-нибудь команду, ходят на скачки, коллекционируют марки. А Хорас был влюблен в «Лошадиную силу».
— А вы?
— Пожалуй, меня тоже можно назвать фанаткой, — улыбнулась Эвелин. — Хотя до Хораса мне далеко. Мы вместе ездили на концерты, ночевали в палатках. И ночами, при тусклом свете, вслушивались и старались уловить истинный смысл песни, скрывающийся за словами. Вроде бы ерунда, но чего бы я только не отдала за одну такую ночь, всего одну.
По ее лицу скользнула тень. Майрон заколебался, стоит ли вторгаться на эту территорию, потом
— А что стряслось с Хорасом? — спросил он.
— Он умер в январе прошлого года. — Голос Эвелин слегка дрогнул. — Инфаркт. Это случилось, когда он переходил улицу. Прохожим показалось, что его сбила машина, но Хорас просто упал на переходе и умер. Вот и все. Его не стало. А было ему всего пятьдесят три. Мы еще в школе влюбились друг в друга. Вырастили в этом доме двоих детей. Строили планы на старость. Я как раз только что ушла с работы на почте, так что появилось время попутешествовать.
Эвелин беспомощно улыбнулась — мол, что поделаешь — и посмотрела куда-то в сторону. У каждого свои боли, беды и призраки. И все мы непринужденно разговариваем, улыбаемся и делаем вид, что все в порядке. Мы вежливы с посторонними, мы уступаем им дорогу, стоим в очередях в магазине и скрываем свои несчастья. Мы упорно трудимся и строим планы, но чаще всего они катятся в тартарары.
— Примите мое искреннее сочувствие, — сказал Майрон.
— Не надо было мне все это вам рассказывать.
— Ну что вы.
— Понимаю, мне давно пора бы уйти от всего этого. Оставить позади. Но пока не получается.
Не зная, что сказать, Майрон ограничился классическим:
— Понятно.
Эвелин выдавила улыбку.
— Ладно, насколько я понимаю, вас интересует эта символика, этот знак?
— Честно говоря, да.
Эвелин Стакман пересекла комнату и открыла шкаф с картотекой.
— Хорас все пытался понять, что это означает: листал словари санскрита, китайского, занимался иероглифами и все такое прочее, — но так ничего и не добился.
— А где вы впервые увидели это?
— Вы про знак? — Эвелин потянулась к картотеке и извлекала нечто похожее на футляр музыкального диска. — Вам известен этот альбом?
Майрон пригляделся. Это было настоящее произведение искусства, если, конечно, такое определение применимо к обложке альбома. Нет, раньше он его не видел. Наверху крупно набрано: «УАЙР В ПРЯМОМ ЭФИРЕ». Внизу шрифтом помельче: «Лошадиная сила» в «Мэдисон-сквер-гарден». Но внимание привлекало не это. Еще ниже красовалась фотография Гэбриела Уайра и Лекса Райдера. Снимок поясной, оба обнажены, стоят спиной к спине со сложенными на груди руками. Лекс слева, Гэбриел справа, оба серьезно смотрят на воображаемого покупателя диска.
— Как раз перед этим несчастьем с Алистой Сноу они собирались сделать запись вживую, — пояснила Эвелин. — Вы тогда уже работали с ними?
— Нет, мы начали позже, — покачал головой Майрон.
Он никак не мог оторваться от фотографии. Было во взгляде каждого что-то эдакое, приятельское: «Посмотрите, мы такие же, как вы». Оба изображены одинаково, и если уж на то пошло, ракурс у Лекса даже удачнее, он стоит слева, а рассматривать начинаешь как раз оттуда, но в данном случае, и этого нельзя не почувствовать, взгляд сразу обращается как раз к Гэбриелу
Уайру и уже не отрывается от него, словно именно на эту сторону фотографии падает свет далекого маяка. Уайр — и Майрону казалось, что дело тут в его гетеросексуальности — совершенно неотразим. Он не просто улыбается, он взывает, требует внимания, заставляет оглянуться.Успешные музыканты обладают различными дарованиями, но у суперзвезд рока, как и у звезд спорта, и у драматических актеров, есть какие-то свои непостижимые особенности. И именно это превратило Гэбриела из просто музыканта в легенду рока. У него была почти сверхъестественная харизма. На сцене или даже просто при встрече лицом к лицу она действовала магнетически, но ощущалась даже здесь, на фотографии с обложки так и не увидевшего света альбома. Дело тут не просто в правильных чертах лица; в блестящих глазах Гэбриела угадывался тайный зов, трагизм, ярость, ум. Его хотелось слушать. И хотелось знать о нем больше.
— Поразительно, верно? — проговорила Эвелин.
— Да.
— А правда, что его лицо изуродовано?
— Не знаю.
На фоне Гэбриела Лекс выглядел несколько напряженным. Напряжены руки, словно он нарочно демонстрирует бицепсы. Он выглядел обыденно, черты его ничем не примечательны, и если вглядеться, то можно было почувствовать, что в этом дуэте Лекс воплощал разумное начало, рассудительность, стабильность — одним словом, скуку. Лекс — это инь, Гэбриел с его неуловимым очарованием — ян. Ну что ж, в конце концов, любой ансамбль, сколько-нибудь продолжительное время остающийся на сцене, должен стремиться к подобному равновесию.
— Да, но я не вижу здесь никаких знаков, — сказал Майрон.
— А на обложке ничего такого и не было. — Эвелин вернулась к картотеке, извлекла оттуда длинный, перевязанный бечевкой конверт и дернула было за узел, но остановилась и подняла голову. — Не уверена, что мне стоит вам это показывать.
— Миссис Стакман?
— Эвелин.
— Хорошо, Эвелин. Вы ведь знаете, что Лекс женат на Сьюзи Ти?
— Конечно.
— Ну так вот, кто-то старается причинить ей зло. И Лексу, кажется, тоже. Я стараюсь выяснить, кто именно.
— И вы думаете, что этот символ, этот знак — ключ к решению загадки?
— Возможно.
— Мне кажется, вы хороший человек.
Майрон выжидательно промолчал.
— Помните, я говорила вам, что Хорас был ненасытным коллекционером. И больше всего гонялся за вещами, уникальными в своем роде. Несколько лет назад с ним связался один фотограф, Кирк Берджес. За неделю до смерти Алисты Сноу он сделал снимок, который сейчас у вас перед глазами.
— И что?
— Конечно, в тот день он нащелкал целую кучу. Настоящая фотосессия получилась. По-моему, Гэбриел хотел чего-то особенного, вот и снялся несколько раз в обнаженном виде. Помните, недавно один коллекционер выкупил порнофильм с участием Мэрилин Монро, чтобы ленту никто не смог увидеть?
— Было дело.
— Ну вот, это примерно тот же случай. Хорас выкупил негативы. Вообще-то мы не могли себе этого позволить, но когда речь шла о «Лошадиной силе», Хорас ни перед чем не останавливался. — Эвелин указала на обложку альбома. — Изначально это была фотография в полный рост, но для издания ее обрезали.