Скованные одной цепью

— Вот именно.

— Крисп, как и ты, шутить не любит, — сказал Фрэнк.

— Польщен.

— Ничего себе, против самого Криспа затеялись. Любопытно было бы посмотреть.

— Пришлю тебе диск.

По лицу Фрэнка промелькнула тень.

— Главным образом благодаря Криспу, — медленно сказал он, — я и попал сюда.

— Как это?

— Понимаешь, когда на нас налоговая наехала, кто-то из двоих, Герман или я, должен был пойти на дно. Козел отпущения понадобился.

«Козел отпущения, — подумал Уин. — Этот тип даже не знает в точности, сколько людей убил, в том числе и того, кто видел — всего-то — его плачущим. И он козел отпущения?»

— Герман или я. Крисп тогда работал на Германа, и неожиданно свидетели обвинения стали один за другим либо исчезать, либо отказываться от своих показаний. А со мной не прокатило. Точка.

— Но ведь тебя посадили за преступления?

Фрэнк снова наклонился к Уину.

— Меня толкнули под автобус.

— А Герман живет и процветает под сенью закона.

— Вот-вот.

На миг их взгляды пересеклись. Фрэнк едва заметно кивнул Уину.

— Сейчас, — сказал Уин, — Эван Крисп работает на Гэбриела Уайра. Слышал про такого?

— Уайр? Конечно. Музыка у него чистое, стопроцентное дерьмо. А что, Майрон его агент?

— Нет, он работает с его напарником.

— А-а, с Лексом как его там? Такая же бездарь, как все.

— Есть какие-нибудь мысли, почему Крисп стал работать на Гэбриела Уайра?

Фрэнк улыбнулся, показав мелкие острые зубы.

— В старые времена Гэбриел всем потихоньку баловался. Травка, шлюхи, но главным образом — игра.

— А ну-ка давай поподробнее, — заинтересовался Уин.

— Услуга за услугу?

— Идет.

Продолжения не последовало. Да в нем и нужды не было.

— Уайр прилично задолжал Герману, — сказал Фрэнк. — Еще до того как он снялся у Говарда Хьюза — когда это было, пятнадцать-двадцать лет назад? — за ним набежало больше чем полмиллиона.

Уин на секунду задумался.

— Говорят, кто-то сильно попортил Уайру физиономию.

— Герман тут ни при чем, — покачал головой Фрэнк. — Не такой он дурак. Певец из Уайра никакой, но одной своей улыбкой он на тридцати ярдах телку раздевает. Зачем же Герману убивать курицу, которая несет золотые яйца?

Издалека донесся чей-то крик. Охранник у дверей не пошевелился. Фрэнк тоже. Крик перешел в вой — он не стихал, становясь все громче, и вдруг оборвался, словно кто-то щелкнул выключателем.

— Так спрашиваю, — повторил Уин, — почему, думаешь, Крисп стал работать на Уайра?

— Да вряд ли он на него работает, — сказал Фрэнк. — Хочешь пари? Это Герман подослал к нему Криспа. Скорее всего хотел убедиться, что мистер Рок-н-Ролл собирается платить по счетам.

Уин откинулся на спинку стула, скрестив ноги.

— Так, по-твоему, у твоего брата все еще есть какие-то дела с Гэбриелом Уайром?

— А иначе зачем ему за ним следить?

— Ну, нам показалось, что, может, Эван Крисп помирился с законом. Нанялся на тепленькое местечко — охранять затворника.

— Да, понимаю, вы вполне могли подумать именно так, — улыбнулся Фрэнк.

— А что, не так?

— Видишь ли, Уин, мы никогда не идем в ногу с законом. Просто лицемерить начинаем больше. В мире ведь как? Человек человеку волк. Кого-то сжирают, кого-то нет. Все мы, включая твоего дружка Майрона, готовы убить миллион незнакомцев, лишь бы тем, кто нам вправду дорог, было лучше, и всякий, кто скажет, что это не так, — лгун. Мы поступаем так каждый день, хотя и по-разному. Скажем, можно купить пару красивых туфель, а можно потратить те же деньги на голодающих в Африке детей. И что? Ты всегда купишь туфли. Такова жизнь. Все мы убиваем, если чувствуем, что этому есть оправдание. У человека голодает семья. Если он убьет кого-то, появится возможность украсть кусок хлеба и накормить детей. Вот он и убивает. Каждый день. Только богачу нет нужды убивать ради куска хлеба. И он говорит: «Убивать дурно», — и пишет правила, по которым его нельзя побеспокоить или отнять миллион буханок хлеба, что он приберегает для себя и своей жирующей семейки. Ты следишь за моей мыслью, Уин?

— По поводу морали, — сказал Уин, подавляя зевок. — Да ты у нас философ, Фрэнк.

— У меня не так уж много посетителей, — усмехнулся тот. — Вот и пользуюсь возможностью.

— Прекрасно. В таком случае скажи мне, умоляю, что там такое задумали твой брат и Крисп?

— По правде? Не знаю. Но может быть, это объясняет, откуда к Герману текут денежки. Парни из налоговой заморозили все наши активы. А у Германа была где-то дойная корова и ему было чем платить адвокату, да и Криспу. Почему бы такой коровой не оказаться Уайру?

— А поточнее выяснить не можешь?

— У кого, у Германа? — Фрэнк покачал головой. — Он не так уж часто ко мне заходит.

— Да, печально. Ведь вы когда-то были так близки.

В этот момент Уин почувствовал, что у него в кармане заработал двойной вибратор сотового. Значит, сообщение срочное. Уин достал телефон, прочитал сообщение и закрыл глаза.

— Плохие новости? — посмотрел на него Фрэнк Эйк.

— Да.

— Надо идти?

— Да. — Уин поднялся.

— Слушай, Уин, заходи еще как-нибудь, а? Так приятно с тобой поболтать.

Но оба знали, что сегодняшний день не повторится. Жалкое зрелище. Двадцать три часа изо дня в день в одиночке. Нельзя так поступать с людьми, подумал Уин, даже худшими из худших. Таких надо выводить в укромное место, приставлять пистолет к затылку — и две пули в череп. Перед тем как спустишь курок, любой человек, даже такое чудовище, как Фрэнк, будет умолять сохранить ему жизнь. Так всегда бывает. Срабатывает инстинкт самосохранения — глядя в лицо смерти, все просят не лишать их жизни. И все же уничтожить зверя — значит, сберечь средства, значит, поступить мудро и в конечном счете более человечно.

Уин кивнул охраннику и поспешно направился к поджидавшему его самолету.

16

Майрон увидел, как Китти осторожно, словно на ощупь, опасаясь провалиться, пробирается мимо магазинов и лавок. Лицо ее было бледным. Веснушки, когда-то столь явно выделявшиеся, исчезли, но не сами собой. Она ежилась и моргала, словно кто-то поднял на нее руку и она уклонялась от удара.

Какое-то время Майрон стоял не двигаясь. В ушах отдавался металлический гул огромного торгового центра, а память возвращалась к давним теннисным временам, когда Китти была так уверена в себе и при одном взгляде на нее становилась ясно, что впереди ее ждет слава. Майрон вспомнил, как однажды отвез Сьюзи и Китти в центр вроде этого, когда у них выдалось свободное время перед турниром в Олбани. Две восходящие теннисные звезды расхаживали по торговым рядам как обыкновенные девчонки, отбросив ненадолго взрослые замашки, повторяя на каждом шагу «клево» или «нет, ты понимаешь?», разговаривая во весь голос, смеясь самым дурацким шуткам — словом, вели себя как и подобает подросткам.