Скрепы нового мира
Шрифт:
– Неужели сталинский?
– прошептал я.
– Нет, - Саша, не отстававшая от меня ни на шаг, ткнула пальцем в табличку: - Алексей Обухов... все что от него осталось.
– Бл...я!
Что тут еще сказать? Мало того, что парень погиб из-за меня и вместо меня. Так большевики еще и обошлись по-скотски с его телом. Кулаки сжались сами собой:
– Рас-схерачить весь балаган! С-спалить к чертовой матери!
– Прекрати!
– одернула меня жена.
– Кругом писатели!
– Дикари! Какие же они все дикари!
– Сам-то ничуть не лучше, - с неожиданной силой потянула меня подальше от заспиртованного мозга Саша.
– Погляди, да тут чуть не половина музея про убийство!
На экспозицию, посвященную обстоятельствам гибели большевистского
Забыв про всякую осторожность, мы с Сашей сновали между шкафов, стендов и витрин, тыкали пальцами в тот или иной экспонат. Шепотом сравнивали обстоятельства "дела" - как планировали, как было, и как оно обернулось на самом деле.
Бабель подкрался незаметно:
– Так и знал, что вам понравится!
– Ох!
– схватилась за сердце Саша.
– Напугал!
Я молча разжал пальцы - правая рука схватила в кармане пустоту, браунинг остался в домашнем тайнике. Неужели Айзек на самом деле не понимает, что мы чувствуем себя в музее как живые лисы в меховом магазине? Или таким хитрым способом, через испуг, он пытается доказать, что СССР нет никакой опасности? Надеется убедить нас остаться в Москве, а не ломиться через границу - подставляя под смертельный удар, в случае захвата, как его самого, так и коллегу Кольцова?
Обидный трюк, однако на повод для ссоры никак не тянет. Я и сам много раз подумывал отложить побег. Оплатить хранение архивных пленок в банковском сейфе на следующие несколько лет можно чеком, через заграничных друзей Бабеля или Кольцова. Средства для жизни не проблема, "Пасынки вселенной", "Звездный десант", "Тоннель в небе"... да мне переписывания одного лишь Хайнлайна хватит на три пятилетки.
Советский быт, конечно, давит сильно. Но продснабжение в Москве на излете весны определенно наладилось, призрак голода, душивший столицу всю зиму, отступил. Цены на рынках откатились до разумных величин. Вот только что, у китайгородской стены, видел яйца и куриц - вполне по моему, далеко не самому толстому, кошельку. Годика два потерпеть, а там, глядишь, удастся пробиться в кружок популярных писателей. Завести, подобно Бедному Демьяну, обставленную мебелями осьмнадцатого века квартиру, горничную, повара и немца-лакея. Выхлопотать выезд за границу на какую-нибудь конференцию, и уж там... но зачем? Нет ни малейшего смысла сбегать от известности, гонораров, прогрессорских проектов, наконец. Будет величайшей глупостью начинать с нуля в какой-нибудь дыре типа Сен-Тропе то, что давно достигнуто на родине.
– Пойдемте, - поторопил Бабель.
– Иначе все съедят без нас. И выпьют!
Непросто сказать что-нибудь доброе в защиту зависти. Однако надо войти в наше с Сашей положение: рядом с храмом, под скромным фасадом монашеских келий, скрывался превосходный, блестяще отреставрированный зал с двойным светом. Сводчатые потолки расписаны лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, на полу натертый до сияния наборный паркет, длинные шеренги столов плотно заставлены снедью и бутылками. А еще, между спинами публики, тут
и там проглядывают...– Саша, смотри, - прошептал я - Бананы!
– Ты точно уверен?
– настороженно переспросила она, затем добавила, как бы извиняясь: - Я же только на картинках в твоем смартфоне их видела.
– Не сомневайся! Надо бы втиснуться поближе к фруктовой этажерке, оно того стоит.
– Но как эти бананы едят?
– тут же озадачилась жена.
– Мне кажется, или они поданы прямо в кожуре?
– Как рыбу, - припомнил я слышанный в детстве совет.
– Хвостик и головку отрежь, потом шкуру прорезай вдоль, заворачивай, и вилкой, по кускам.
– Так, ребята, - прервал нашу гастрономическую тему Бабель.
– Вы пока пристройтесь где-нибудь, а как друзья до оптимального градуса дойдут, я вас вытащу и представлю. Только я вас умоляю, сами на спиртное не налегайте!
Дождавшись, когда бабелевская спина укатится прочь, Саша отметила:
– Нервничает товарищ.
– Боится за Горьковскую морду, - я демонстративно потер об ладонь костяшки пальцев правой руки.
– Ты серьезно?
– Конечно... нет. Я же не самоубийца!
– Надеюсь, - облегченно выдохнула Саша. И тут же сменила тему: - Как ты думаешь, та Мари, что упомянута в найденном утром письме, нашла себе большевика в мужья?
– Почему спрашиваешь?
– озадачился я.
– Или...
Она проследила мой направленный на сидящих за столами людей взгляд:
– Да! Ты правильно догадался.
Сложно не обратить внимание на глубокий контраст между дамами и господами. Первые, по большей части, красивы той специфической красотой, что возникает от частого общения с автомобилями, ресторанной прислугой и неиссякаемой горячей водой в кране у ванны. Они щеголяют хорошо подобранными вечерними туалетами, в их размеренных ловких движениях чувствуется порода, или, как минимум, finishing school.**** Мужчины, напротив, демонстративно не заморачиваются манерами - кое-кто из них, не иначе как по вбитой в подкорку кабацкой привычке, взгромоздился за банкетный стол не снимая картуза.
– Победитель получает землю, золото и женщин, - я по-новому посмотрел на супругу.
Непонятная для меня, но наверняка модная шляпка, привезенное из Питера крепдешиновое платье-туника, изящные испанские лодочки молочного цвета. Вокруг шеи - стильное колье с настоящими рубинами. Подчеркнутая природная красота - против сносного разве что по меркам Электрозавода пиджака и пыльных, далеко не новых ботинок.
Расстроенно покачал головой:
– Легко сойдешь за свою!
– Надеюсь, не будешь никому доказывать, что прошел вне конкурса?
– рассмеялась в ответ Александра.
– Ты же по всем признакам истинный пролетарский писатель, качественная, свежая, большевицкая кровь. Не тушуйся, а пользуйся. Коллеги поймут правильно, я готова спорить, тут три четверти дел прокручивается через жен.
– Таких, как Дарья Богарнэ?*****
– А что ты хотел?! За ними связи старых родов, заграничная родня, имперское образование и многовековой опыт интриг.
– Их мужья, выходит, невежды, да вдобавок и подкаблучники?
– Кошелек и социальный статус, - изящно повела плечами Саша.
– Однако они не догадываются, ведь жены-то умные.
– Циничка, - исковеркал я термин.
– Хитрая циничная циничка.
– Которая хочет бананов, - поспешно напомнила о главном Саша.
– Раз такая умная, выбирай место сама!
\\\*Мура - Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, фактическая жена М.Горького с 1920 по 1933 год. В реальной истории приехала в СССР в первый раз только на похороны Горького в в 1936 году (арестована ЧК в 1918 году как любовница Локкарта, освобождена по ходатайству Горького, бежала за границу по льду Финского залива).\\\
\\\**По тем временам достаточно обычное дело. Например, в музее Бессоновской больницы с 1927 и до 1988 года выставлялась заспиртованная голова преступника Алексея Альшина по кличке "Але".\\\