Скрипка Льва

Нет ничего правильного в том, чтобы прятать скрипку за стекло. Со скрипками обращаются нежно, даже как-то чувственно, и когда их создают, и потом, на протяжении всей их жизни, и они, кажется, жаждут контакта с людьми так же страстно, как дикие животные жаждут свободы. Я почувствовала это, когда впервые взяла в руки скрипку Льва - она, казалось, приникла к моей руке и была рада даже прикосновениям незнакомки. Это чувство неожиданно напомнило мне ощущение, что я испытывала, когда держала в руках топор неандертальца, который нашел мой отец, вспахивая поле в Кенте. Он часто находил кремневые наконечники стрел и ножи, но этот огромный кремень цвета охры был, безусловно, самым восхитительным и захватывающим открытием, которое он когда-либо сделал. Он предложил его музею, но они, (вот удача!), позволили ему забрать его домой, где он и красовался на подоконнике в пределах легкой досягаемости наших маленьких рук. Трудно представить себе два более разных предмета. Скрипка Льва была легкой, как воздух, и натяжение струн передавалось ее телу таким образом, что она казалась живой на ощупь, в то время как каменный топор оставался мертвым грузом в руке, тяжелым и холодным. Но я до сих пор отчетливо помню ощущение, возникавшее, когда я помещала ладонь своей маленькой руки на выточенную рукоять, сглаженную долгим пользованием. Мне казалось, что я чувствую все тех, кто держал топор до меня. Иногда в детстве я представляла, что держать его в руках - все равно что держать за руку неандертальца, который так небрежно уронил его на нашем поле. Похожие чувства я испытала, впервые взяв в руки скрипку Льва.

Рядом с прекрасной скрипкой Андреа Амати в Оксфордском музее Эшмола находится инструмент, сделанный его внуком Николо Амати в 1649 году. Вообще, скрипки похожи на тех разведенных дам, которые хранят фамилии своих знаменитых бывших мужей еще долгое время после подписания акта о разводе. Скрипка «Алар» называется так, потому что принадлежала Жану-Дельфину Алару в середине девятнадцатого века. В том нет ничего предосудительного, так как, помимо того, что Алар был известным скрипачом и профессором Парижской консерватории, он был ещё и зятем Жана-Батиста Вийома, одного из самых известных мастеров, продавцов скрипок и авторитетных знатоков в Европе того времени.

Укрытый в стеклянном коконе «Алар» - удивительно пышный инструмент, в который можно влюбиться уже только за его внешний вид. Его спинка сделана из горного клена, переливы цветов которого настолько насыщены, что поверхность дерева кажется волнистой. Его углы необычайно длинные и узкие, и это придает всему инструменту хрупкий вид, и нет даже намека на угол в идеальных изгибах нижней деки. Что необычно для такой старой скрипки, у нее все еще есть оригинальная шейка, хотя уже удлиненная. Инструмент имеет цвет кленового сиропа, и я знаю, что, если бы он оказался вне витрины, лак переливался бы на свету, изменяя свой тон при каждом движении инструмента. Хотя он находится в исключительно хорошем состоянии, легкая патина в виде отметин на его теле свидетельствует о том, что когда-то он жил полноценной жизнью. Некоторые утверждают, что звук скрипки ближе к человеческому голосу, чем звук любого другого инструмента, и я помню, как смотрела на «Алара», безмолвного за стеклом, и была уверен, что ему есть что сказать людям.

Сидя в тот вечер в дворике клуба и все еще ожидая начала вечера бразильской музыки, я увидела, как появился бармен с кружкой пива на подносе. То, что произошло потом, было неожиданным и почему-то вернуло меня к мыслям о Николо Амати. Бармен подошел к миниатюрной женщине за соседним столиком, поставил перед ней пиво на желтую салфетку, а другой салфеткой промокнул ей шею сзади. Затем он прижал салфетку к губам и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал: «Вот что дает мне энергию», а затем нырнул обратно в темный дверной проем бара. Возможно, именно неожиданность этого поступка напомнила мне о человеке, который пренебрег священной семейной традицией и создал новый инструмент, ставший известным как скрипка Grand Pattern. Заказчиками этого нового инструмента были виртуозы, нуждавшиеся в скрипках с голосом, достаточно сильным, чтобы их слышала публика в больших помещениях, или перекрывал звучание полного оркестра - или ripieno - во время концерто-гроссо. В этой новой модели было еще кое-что необычное: она была немного длиннее и шире, чем скрипки, рожденные в семейной мастерской до Николо, и при ее создании он добился пропорций, которые до сих пор считаются идеальными. Им были внесены небольшие изменения в форму дек, чтобы увеличить колеблющуюся область корпуса скрипки, чтобы обеспечить глубину и силу тона, которого требовали его клиенты.

Николо оставался холостяком почти до пятидесяти, но затем наверстал упущенное, женившись и родив девять детей. Его сын Джироламо Амати Второй принял боттегу после смерти отца в 1684 году. Он был уже достаточно опытным мастером, но изготовление скрипок больше не было закрытым ремеслом, каким было, когда Николо начал работать, и Джироламо столкнулся с жесткой конкуренцией со стороны нового поколения мастеров, тех самых, которых выучил его собственный отец. Из-за финансовых проблем он перебрался из Кремоны в Пьяченцу в 1697 году, где в конечном итоге и прекратил скрипичное дело. С его смертью в 1740 году закончилась история первой великой династии скрипичных мастеров Кремоны.

Одним из первых и самых успешных учеников Николо был Андреа Гварнери, который работал вместе со своим учителем около десяти лет, обучаясь изготовлению инструментов и живя в доме как член семьи. Он был так близок с Николо, что выступил свидетелем на его свадьбе и продолжал жить в этом доме даже после своей собственной свадьбы. Возможно, Гварнери не был столь выдающимся мастером, как Николо, но, тем не менее, его инструменты были настолько хороши, что их иногда ошибочно принимали за работу его учителя. Он основал следующую династию мастеров, которые сформировали новую историю скрипичного дела в Кремоне.

Покинув дом Амати, Андреа Гварнери и его жена вернулись в свой старый дом на площади Сан-Доменико, 5. Как и семейство Амати до них, Гварнери оставались в том же доме и мастерской более века. Площадь Сан-Доменико находилась в центре района, известного как Изола. Вскоре к Гварнери присоединились и другие мастера, и Изола превратилась в квартал ремесленников, где скрипичные мастера жили рядом с краснодеревщиками, плотниками, резчиками, мастерами по изготовлению футляров для скрипок и мастерами фурнитуры. Здесь же находились магазины, торгующие маслами и смолами для приготовления скрипичного лака. Настоящую славу семейству Гварнери принес сын Андреа Джузеппе. К 1730 году все знали его по прозвищу Гварнери дель Джезу (Гварнери-Иисус) из-за маленькой эмблемы, напечатанной после имени на его этикетках. Это был миниатюрный крест, увенчанный буквами IHS, первыми тремя буквами греческого слова «Иисус». Сейчас его скрипки почти так же ценны, как и скрипки Страдивари, но так было не всегда. За свою чуть более двадцатилетнюю карьеру у Гварнери дель Джезу было несколько богатых клиентов, но в основном он производил инструменты для местных фермеров, пастухов и уличных музыкантов, которые не могли позволить себе дорогие инструменты. Создавая инструменты для этих клиентов, он нашел гениальные способы экономить на материалах. Безусловно, выбирая высококачественную древесину для деки своих инструментов, ведь именно от этого зависело их звучание, он обнаружил, что может сэкономить деньги на клене для нижней деки, используя дерево «без пламени», столь любимого другими мастерами. Мэтр никогда не считал себя связанным жесткими стандартами моделей скрипок и способами их изготовления, которым строго следовали другие мастера Кремоны, а его инструменты временами могли казаться довольно неизящными. Однако, руководствуясь инстинктом, Гварнери дель Джезу создавал скрипки с такими красивыми голосами, что многие музыканты и сегодня предпочитают их звук звуку шедевров Страдивари.

Гварнери дель Джезу никогда не считал себя конкурентом Страдивари - старика, который ко времени его рождения уже лет двадцать жил на площади Сан-Доменико, 2. Скрипки Гварнери не пользовались особым спросом при его жизни, но в начале девятнадцатого века один из инструментов Гварнери дель Джезу попал в руки итальянского виртуоза Николо Паганини, и это стало началом новой главы для Гварнери, хотя и посмертной. Говорят, что ту скрипку Паганини подарил в начале 1800-х годов владелец театра в Ливорно, где он должен был выступать [11] . Паганини сразу переключился на новую скрипку, гастролируя с ней по всей Европе. Гармония инструмента и исполнителя вызывали трепет и ужас у других музыкантов. Слишком завистливые, чтобы признать, что Паганини был просто лучшим скрипачом, которого мир когда-либо слышал, многие приписывали совершенство в игре его скрипке, и, как следствие, спрос на инструменты дель Джезу так быстро рос в течение 1830-х годов, что вскоре не уступал спросу на скрипки Страдивари.

11

Toby Faber, Stradivarius: Five Violins, One Cello and a Genius, Macmillan, 2004, р.119.

Сегодня нет никакой возможности посетить старые дома Страдивари или Гварнери, потому что их снесли в 1930-х годах. Однако вы можете так же, как это сделала я по приезде, дойти до дома в дальнем конце Корсо Гарибальди, где Страдивари начал свою карьеру, переехав сюда, после женитьбы в 1667 году. В наши дни первый этаж этого старого дома занимает магазин посуды, принадлежащий паре, которая, очевидно, смирилась с визитами таких паломников, как я. Могла ли я осмотреться? Да, могла, но, когда они собрались закрываться, мне пришлось быстро пройти по узкому коридору между длинными стеллажами с яркими цветными тостерами, кофеварками и необычными открывалками для бутылок на выход. Увы, больше мне рассказать не о чем! Не многим лучше было и наверху, где я нашла одну из крытых террас - секкадуру, которые практичные строители домов в Кремоне соорудили для сушки белья. У Антонио и Франчески было шестеро детей, и пока они все жили здесь, Страдивари постоянно совершенствовал свое ремесло. Это было неспешное начало карьеры, сделавшей его колоссом скрипичного мастерства не только в Кремоне, но и во всем мире, и почти через триста лет после смерти его имя все еще на слуху.

Я только-только присела на террасе, как владелец магазина уже поднялся наверх и сказал, что они закрываются. Он обратился ко мне с деликатностью, которую обычно проявляют, прерывая чьи-то молитвы, но ему не о чем было беспокоиться. Мне всего лишь стало любопытно, оставляла ли Франческа пространство между подгузниками на бельевой веревке, чтобы Антонио мог повесить свои недавно покрытые лаком скрипки для просушки.

Семья Страдивари переехала из своего старого дома на Корсо в 1680 году. Их новый дом на площади Сан-Доменико, 2 находился в самом сердце района скрипичных мастерских, в двух шагах от дома Гварнери под номером 5 и недалеко от дома Амати в Сан-Фаустино. Набросок дома можно увидеть в книге о жизни и творчестве Страдивари, написанной известным лондонским торговцем скрипками и реставратором У. Генри Хиллом и его сыновьями Альфредом и Артуром [12] . На рисунке 1870-х годов изображено элегантное трехэтажное здание с витриной на первом и балконом на втором этаже. На первом этаже за витриной был магазин-ателье портного, а этим помещением располагались кухня и гостиная, как и во времена Страдивари. Наверху было достаточно спален, чтобы вместить одиннадцать детей, которых ему родили Франческа и вторая жена Антония Замбелли. Возможно, именно такое количество детей в доме заставило его сделать летней мастерской секкадуру, типично кремонскую особенность - крытую террасу на крыше или чердак с открытыми стенами. В любом случае, добраться туда можно было только по стремянке с третьего этажа, что, отгораживало Страдивари от большей части повседневной суеты семейной жизни с маленькими детьми.

12

W. Henry Hill, Arthur F. Hill and Alfred E. Hill, Stradivari, His Life and Work (1644—1737), Dover, 1963, p. 13.

В этом шатком сооружении Страдивари создал множество своих скрипок, и, возможно, среди них был маленький и изысканно украшенный инструмент «Страдивари», который я видела в музее Эшмола в Оксфорде. Датированный 1683 годом, он был заказан одной из самых влиятельных семей Италии д'Эсте сразу после переезда мастера на площадь Сан-Доменико. Завиток и обечайки этой скрипки покрыты инкрустированным узором из нежных листьев и волнистых усиков, изгиб отмечен ярким узором из кругов и ромбов цвета слоновой кости, а на пуговке помещена мерцающая перламутровая звезда. Это была работа непревзойденного мастера, уже готового выйти из тени Николо Амати и стать главной достопримечательностью Кремоны.