Скрытая бухта

Когда они уже попрощались с доньей Тулией и собирались вновь выйти под проливной дождь, Валентина вдруг развернулась, решив узнать у продавщицы одну вещь, которая у нее совсем вылетела из головы. Знает ли девушка о значении символа над входом?

– Символ? Какой, эта мерзкая рожа? Не знаю, я же тут не хозяйка, а просто работница. Но мне всегда казалось, что это горгулья или что-то такое. В этой деревушке столько разных изображений и странных гербов… поди разберись.

Валентина с улыбкой попрощалась с девушкой. Она сопоставила номер телефона и адрес, который дала им донья Тулия, – они совпадали. Это был тот самый дом, куда они безуспешно звонили утром, а по соседству располагался еще один, где тоже значилась фамилия Чакон. У Валентины возникло предчувствие: они приближались к правде. Все трое укрылись от дождя под навесом дома напротив дома Кеведо.

– Передоз красоты, значит, – с неприкрытой издевкой ухмыльнулся Сабадель, глядя на Оливера. – А эта женщина вот думает, что Тлалок – просто гребаная горгулья, как вам такое?

– Ничего удивительного, если учесть, что и университет, и музей, и францисканки, и умнейшие сотрудники криминальной полиции понятия не имели, что в Кантабрии есть его изображение, да и сам я об этом только несколько часов назад узнал.

Сабадель внимательно посмотрел на Оливера, несколько ошеломленный тем, что этот англичанин вдруг на мгновение отбросил свою британскую вежливость и деликатность, проявив наконец характер. Валентина Редондо вмешалась:

– Хватит. У нас нет времени на глупости.

– Да этому типу вообще тут быть не положено, будь он сто раз английским денди, – парировал Сабадель, откровенно бросая вызов Валентине.

– Оливер, если вам некомфортно, вам придется вернуться на виллу “Марина”. Вообще-то это не совсем законно, что вы находитесь с нами во время расследования. Сабадель, на минутку. – Она отвела младшего лейтенанта в сторону. – Я не намерена дальше ни слушать эту чушь, ни терпеть этот тон и твои дурацкие комментарии. Не хочешь работать под моим началом – проси перевода к капитану или хоть к самому полковнику, но не провоцируй меня и не спорь с моими решениями.

Сабадель собрался было ответить, но Валентина жестом его остановила и продолжила:

– Раз уж ты у нас актер, покажи, что умеешь перевоплощаться, и перестань изображать обиженного на весь мир придурка, потому что мне куда приятнее думать, что ты не такой. И напомню, что Оливер Гордон здесь, потому что ты его сам сюда притащил. А еще хочу тебе напомнить, что если бы не он, мы бы ничего не узнали о Тлалоке, и пока что, если мы не станем посвящать его во все детали следствия, его помощь нам весьма на руку. Так что не беси меня и не доводи, а то мне самой придется поговорить с капитаном.

Сантьяго Сабадель ничего не ответил. Пару секунд он смотрел на лейтенанта Редондо, и за эти секунды они достигли молчаливого перемирия, испытывая при этом друг к другу непривычное уважение. Хотя они и отошли в сторону, но Оливер услышал все. Он подошел к ним.

– Лейтенант, – сказал Сабадель бесстрастно.

– Да?

– Есть в этом деле кое-что, что после звонка сеньора Гордона меня беспокоит весь день.

Валентина нахмурилась. Cабадель явно собирался сказать нечто такое, что и ей самой не давало покоя.

– Говори.

– Насчет францисканок. Мать-настоятельница сестра Мерседес является авторитетом в области сакрального и местного искусства. Хоть орден и закрытый, но она сама сказала нам, что они покидают иногда монастырь, и, уж конечно, посещают по особым случаям коллегиальную церковь Святой Хулианы… вход в которую прямо напротив дома с барельефом Тлалока.

– К чему ты ведешь? Ты не веришь, что можно было не заметить этот барельеф с противоположной стороны улицы?

– Мне кажется странным, что она шестьдесят лет прожила в Сантильяне-дель-Мар, является крупным специалистом в области искусства, реставратором, принимает участие в выставках, касающихся истории и искусства Сантильяны-дель-Мар, – и не знает, что у них тут есть рельеф Тлалока. Ну хотя бы просто неизвестное изображение со змеями во рту.

Валентина кивнула:

– Да, вполне логично. Она явно разбирается в других культурах и религиях. Думаешь, она нам соврала?

– Почти уверен.

Валентина глубоко вздохнула. Узлы. Невидимые нити, связывающие истории. Мать Оливера в течение двух лет воспитывали францисканки, в том числе мать-настоятельница сестра Мерседес, когда была еще юной послушницей. Она взглянула на Оливера и Сабаделя и поняла, что оба думают о том же.

– День будет долгим. – Она слабо улыбнулась.

Оливер и Сабадель кивнули. В тишине, укутанные пеленой дождя, они начали спускаться на Рыночную площадь Сантильяны-дель-Мар.

Дневник (11)

Хана уже четвертый месяц работает в “Голубом доме”. Она прекрасно помнит свой самый первый день здесь. Молодой господин Игнасио не показался ей обыкновенным городским щеголем, а произвел впечатление удивительно энергичного молодого человека; в нем не было ни надменности, ни чувства собственного превосходства, хотя в том, как он двигался и разговаривал, несомненно, сквозило безупречное воспитание.

Когда она увидела его впервые, в день своего приезда, он разбирал бумаги с очевидным отвращением, даже не пытаясь его скрыть. Донья Эльвира торопливо представила Хану, мысли ее были заняты мясом, что тушилось на плите, и уборкой трех комнат, с которой надо было закончить к пяти часам.

– Дон Игнасио, вот я вам новенькую привела. – И донья Эльвира испустила усталый вздох.

– Новенькую? – Он оторвал взгляд от бумаг.

– Новую служанку, дон Игнасио, девчушку из Инохедо, вы забыли? Я вчера ей сказала приехать. Она прибыла на трехчасовом автобусе, а дальше шла пешком из Убиарко.

Карие глаза дона Игнасио задержались на Хане.

– Добрый вечер, сеньорита. Только не говорите мне, что по такой жаре вам пришлось проделать путь от Убиарко до нашей скалы в полном одиночестве. Похоже, прием мы вам оказали катастрофический. – Дон Игнасио насмешливо улыбнулся и медленно поднялся.

Хана, не знавшая, что сказать, растерявшаяся от того, что впервые кто-то из “высшего общества” с ней заговорил, опустила глаза.

– Из Инохедо, значит. – Дон Игнасио чуть нахмурился, разглядывая девушку. Его явно это забавляло. – А как, позвольте мне спросить, зовут нашу новую работницу?

Хана с мольбой глянула на донью Эльвиру, но та покачала головой, давая понять: ты уж сама ответь.

– Меня зовут Хана, сеньор, – пробормотала Хана, выдержав взгляд дона Игнасио и не зная, что лучше – выглядеть покорной овечкой или же выказать достоинство. Она подивилась тому, какой он высокий – метр девяносто, не меньше. Не худой, но и не массивный, на вид крепкий, хотя вряд ли особо сильный – из тех, кому к лицу отутюженный костюм с жилеткой, но кто в жизни ничего тяжелее ложки в руках не держал. Светлая кожа, прямые каштановые волосы, пухлые губы и лукавый взгляд.

– Хана… Хана, и все?

– Хана Фернандес, сеньор.

– Хана Фернандес, значит. Из Инохедо, – повторил он насмешливо.

– Да, сеньор. Из Инохедо, – ответила она с некоторым вызовом, глядя на него в упор.

– Ну так добро пожаловать, Хана. Мы еще познакомимся получше. Обращайся к донье Эльвире за всем, что тебе нужно. Она уже несколько лет служит здесь и приглядывает за гостиницей, хотя наша семья не так давно стала тут владельцами. Она тебя посвятит во все тайны “Голубого дома”, договорились?